Ученица мертвеца - Любовь Борисовна Федорова
В большом классе школы шел самый разгар поминок по Хроду. Школу хорошо натопили, внутрь общинники заходили в тулупах и шубах, так что двери были настежь. Кому-то не хватило места, через крыльцо тащили еще одну лавку, занятую в соседнем доме, а кому-то в это же время нужно было выйти. По площади перед школой на санках везли бочку с квашеной капустой, со всех сторон подносили бадейки с солеными грибами, прочую закуску, тарелки с вареным мясом на поминальных лепешках — каждый должен был поставить на стол от себя кушанье на прощание. Хвалебные речи о заслугах усопшего прерывались визгливым причетом плакальщиц, который сопровождал каждую поднятую в память о достойном человеке кружку. По предположениям Белки, крепчайший самогон тек рекой. Впрочем, она сомневалась, а знают ли вообще в деревне о том, что Белку изловили, заперли и в чем-то обвиняют.
Так что проскочить, словно живоволкам в тень, на фоне общей возни получилось просто. Пробрались под стеной, завернули за угол и, пригибаясь, как воры, шмыгнули вдоль забора в проулок за ближайшими сараями. Их не засекли. Или, в общей суете и подпитии, не обратили внимания.
Бывший главный словесник деревни был, конечно, с характером и железной волей, против которой, правильно ли он приказал, или неправильно, никто никогда поворотить не мог. Но с его смертью деревня действительно понесла серьезную потерю. Настолько же одаренных внутренней силой и упорством к работе над словом в потомстве Хрода не водилось. Даже сравнить с ним некого было. Ни из дочерей, ни из сыновей — не получилось не только равных самому Хроду, но даже одаренных на каплю выше простейших образовательных требований. Бесчисленный род Хрода словно кто-то проклял насчет словесной силы. Экзамены-то не всем его детям по силам было сдать, что уж говорить о том, чтобы получить на испытании лучший результат.
При жизни Хрода громко шутить на эту тему было опасно. По смерти невежливо. Но скоро открыто пошутят. Теперь деревню Школа ожидает смена учительской династии. Придется Хродову племени освободить пришкольные помещения, сдать большой и теплый учительский дом, который принадлежит школе, а не им. В деревне себе на замену Хрод никого не воспитал. Не думал уходить на покой в ближайшие годы. Так что нового учителя пришлют из города. Кто-то другой встанет во главе общины и будет нести людям знания и свет истинных представлений о добре и зле…
Белка и два ее товарища двигались плотной группой, поначалу не особо раздумывая, куда. Лишь бы прочь и подальше. В школе или где-то рядом оставаться желания не было. Идти к Белке домой — не лучшая идея. Так что ноги сами повернули их из проулка на поперечную улицу, а по ней в сторону дома Свита. Там есть сеновал, отдельный скотный двор и летняя кухня, сказал он. Найдется, где спрятаться, пересидеть в сторонке от чужих глаз и обсудить, как лучше вывести на чистую воду гаденыша Бури. На деревенских радетелей добра и правды бессмысленно надеяться после поминок. Они уже приняли поминального зелья, а то ли еще будет после погребального костра!
Так что нравится или не нравится, а придется ждать инспектора с солдатами или судейскими чиновниками. И сначала вправлять мозги им самим, а потом, с их помощью, лечить от зла всех прочих разбойников и к ним примкнувших.
Ой, убегу от всего этого в лес, думала Белка, когда они, оставив за спиной школьный сад и визгливые вопли плакальщиц, разносящиеся далеко за школьную площадь, шагали по улице — Кириак и Свитти впереди, а Белка отстав на шаг у них за спинами.
Убегу просто так. Пока светло, пока не перевалило далеко за полдень. Чтобы рож пьяных не видеть и в погребении горелых костей не участвовать. Не хочется ни того, ни другого. По своему учителю очень соскучилась. Обиду на инспектора и деревенских затаила. Такую обиду переварить надо в покое и безопасности, иначе можно ерунды наговорить, а, наговорив, еще и наделать. Когда просто бабы или мужики ругаются, это одно. Да и то стараются не очень-то словами бросаться. А уж когда словесника до злобной брани доведут, тут-то и появляются всякие некротические и прочие нехорошие конструкты вроде живоволков. Или вскипают бурления враждебных эманаций в воздухе, сыплющих повсюду проклятия и скверну. За свои слова всегда надо отвечать. Если не готов отвечать — живи молча…
Что еще Белку может задержать в деревне? На добро и зло в местном шкурном понимании она плевала, на категории чуть выше — правду и неправду — уже частично тоже. Сейчас ей до звезды было, кто и что про нее в деревне врет и кого в чем обвиняет. Подвал открылся, Кириак нашелся, Свитти почти что выздоровел, инспектор дорогу к избушке знает, а остальное ему объяснят без Белкиного участия. Нужна она здесь?..
Живоволкам остался последний день силы завтра, вернее, последняя ночь. В следующую, при полной луне, сила призыва иссякнет, и конструкты распадутся на мелкие косточки. И тогда их вызовом, равно как и нападением живодуш на Хрода, пусть занимается обещанный помощник прокурора. А что в школу нужно искать нового учителя — так то вообще никак Белку не касается. Она в той школе даже не училась. Вот — все, вроде, решилось. Что еще осталось неправильно? Из-за чего Белку в лес на волю не пускает совесть?
Она знала ответ — Хродиха и ее недоношенный младенец. Какая-никакая, но родня, единственная родственница из всех, что помнила о кровной связи с Белкой и непутевой Белкиной мамашей. Единственная, кто дал приют под крышей древнего, кривого-косого дома, носившая пищу и учившая нехитрой науке как прокормить себя. Как будто мало было Хродихе забот без нее, Белки. Вот так вот плюнуть на все это и сбежать… Можно, конечно. Но всю жизнь потом будешь винить себя, что недосмотрела за бедой. Просто занялась собой, оторвалась от общества, на других и их беды гвоздь забила. И что учитель скажет, если за спиной у его ученицы останется человек, остро нуждающийся в помощи? Про которого она знала, но к нему не пошла, опасаясь за себя?.. Нельзя так.
Поэтому, в один прекрасный момент, и не так уж далеко от
