Белые кресты - Юлия Булл
– А почему вы Игорю сказали, что Козырев? – еле сдерживая себя, возмутился Несерин.
– Я не говорил! Я сказал, что звонил мужик, просил передать. Я передал.
– Твою мать! – не выдержал Несерин. – Что ты кота за яйца тянешь? Почему Шмидт решил, что звонил Козырев, а не другой человек, не брат, сват, а именно следователь?
– Так тот сказал, что работали вместе, а сейчас он в городе, в областной.
Как только Несерин и Козырев сели в машину, оба схватились за сигареты и поторопились уехать.
– Звонивший сказал: работали вместе. Но вы с Игорем в разных структурах – может, кто другой был, а Игорь принял за тебя?
– Может, – ответил Козырев. – Надо бы пробить номера на коммутаторе всех, кто звонил в дом Шмидта.
– Сейчас Ткаченко отправим, парень сообразительный, шустрый.
– Давай.
Добравшись до кабинета Несерина, следователи принялись изучать все, что у них имелось. Но картинка не клеилась.
Козырев макал чайный пакетик в кипяток и пытался понять, что именно не так. Несерин листал заключение эксперта по убийству Шмидта. Тишину прервал стук в дверь.
– Разрешите? – обратился оперативник.
– Конечно! – воскликнул Несерин.
– По звонкам в дом Шмидта: тот, который нужен, числится за нашим Домом культуры.
– Да чтоб вас! – выкрикнул Несерин.
– Спасибо, можешь идти… – протянул Козырев разочарованно и, вздыхая, посмотрел на настенный календарь, где красным цветом были отмечены праздничные и выходные дни.
– Вам, может, к чаю сушек принести? Шоколад имеется, с изюмом, – побеспокоился молодой оперативник.
– С изюмом… – произнес Козырев и вдруг вскочил, закричав: – Где коробка? Та, с обертками? Ну, по делу Кравцовой?
Спустя время коробка появилась на столе, и Козырев принялся выкладывать обертки от шоколада в хронологическом порядке.
– Смотри, Максим Леонидович, что у нас тут. Первое мая – понятно, праздник, выходной, Аню мать отпустила гулять. Дальше идет девятое мая, опять праздник, выходной. Потом пятнадцатое мая, это день рождения Ани. В прошлый раз я думал про эти два дня – четверг и пятницу, они выбивались, все никак понять не мог, почему они именно так отмечены. Возможно, это просто встречи были с Умаровым, но к ним нет оберток с датой. Я стал изучать все эти обертки и даты вот с этим календариком. – Козырев потряс карманным календариком с изображением кролика и продолжил: – Даты не сходятся. Потом я понял, что это календарь ведения критических дней. Там, где сбой цикла пошел, судя по отмеченным крестикам, это, наверное, как раз ее лишил девственности Анзор. Но эти вот две даты, четверг и пятница буквально за неделю до смерти Ани, – обведены обычной ручкой в кружок и квадрат! Но это не квадрат и не кружок! Тут внизу справа под цифрой точка, ее просто не разобрать, будто чернило мазало.
– Поясни-ка, Алексеевич! – в нетерпении произнес Несерин.
– Смотри, круг – он продолговатый, а квадрат по контору идет, но и на квадрат не похож толком, меня смутила эта мазня от ручки, все мелким шрифтом к тому же. Это буквы «О» и «П»!
– Так… ты хочешь сказать, это инициалы?
– Думаю, да. И кажется, догадываюсь чьи! Он тоже фигурировал в деле, но как свидетель! Его допрашивал Шмидт!
Несерин быстро пролистал бланки в деле и нашел тот самый, где было записано объяснение с показаниями и подпись.
– Неужели это он? Алексеевич, ты уверен?
– Не знаю, Максим, но думаю, мы его быстро забыли. Допросили и отпустили.
Несерин развернул к себе телефонный аппарат и, набрав номер дежурного, распорядился выслать наряд по адресу и сообщить двум постам за городом о проверке документов всех выезжающих.
Как только Несерин и Козырев прибыли по адресу с оперативной группой, выяснилось, что их главный подозреваемый давно покинул город.
Козырев подошел к мужчине, который встретил нежданных гостей на пороге, и обратился:
– Мы можем поговорить?
– Да, – ответил мужчина и пропустил следователей в дом.
Проходя мимо кухни, Козырев взглянул на хозяйку дома, стоявшую у обеденного стола, за которым разместились разновозрастные дети.
Зайдя в комнату, где теснилась мебель разных эпох, делая ее похожей на барахолку, Козырев посмотрел на стоящий у стены сервант, на полке которого разместилась разная атрибутика, и обменялся взглядами с Несериным, который тут же обратился к хозяину:
– В горячих точках воевал? Награды, смотрю, имеются.
– Воевал… – спокойно ответил мужчин, которому на вид было чуть за пятьдесят.
Несерин подошел ближе к большой фотографии и, пристально рассмотрев ее, снова обернулся к хозяину:
– Орден Мужества? – И, не дождавшись никакой реакции, зачитал: – «За мужество и отвагу, проявленные при исполнении воинского и служебного долга в условиях, сопряженных с риском для жизни». – Несерин переместился к другой награде. – Медаль «За отвагу», а здесь у нас благодарственные письма за заслуги… – Несерин остановился – в комнату зашла жена хозяина и тихо обратилась к мужу:
– Может, чаю гостям?
– Ступай на кухню, нам тут побеседовать надо, – ответил мужчина и обратился к следователям: – Сына нет, где находится – не знаю. С матерью думали, что все, больше ни ногой, но он у нас герой и такие там нужны. Чего мне говорить – телевизор, наверное, смотрите. Вон вторую объявили, с августа как.
Козырев взглянул на фотографию и обратился к Несерину:
– Даже не знаю, что сказать.
– Пойдем, Алексеевич.
Оказавшись за воротами дома, Несерин вздохнул, выпустив пар изо рта, и произнес:
– Ну вот и первые заморозки вечерние пошли. Который час, Алексеевич?
– Десятый…
– Поесть бы. За весь день чашка чая остывшего.
– В кафе не хочу, тем более к Рамзану.
– Он закрыт сейчас.
– В смысле?
– Племянник его на машине разбился, насмерть.
– Тот самый?
– Ну да. Машина в хлам, и тот погорел в ней. По трассе, что ли, несся. Странно это все.
– Ты меня к машине моей отвези, в ней переночую.
– Не придумывай, ко мне поедешь.
– Так твои же вчера вернулись.
– Ничего страшного, на диване постелю, старший в кресле-кровати, а мелкий и так с нами все время спит. Поехали, честное слово, этот понедельник меня просто выжал!
– Поехали, – тихо произнес Козырев, вспомнив, что обещал приехать к Вике за ответом вечером этого тяжелого понедельника.
Глава 22. Народный мститель
Утром вторника Козырев сообщил своему руководству, что остается в Зареченске еще на два дня в связи с новыми обстоятельствами.
После совещания у прокурора, на котором Несерин и Козырев представили все собранные накануне сведения, оба они отправились в военкомат.
– Что ты хочешь узнать, Володя? Где наш беглец числится?
– В том числе, но это мы по запросу в любом случае получим. Я хочу с Тарасовым поговорить насчет сына Кравцовых.
– Сына Кравцовых? Не понял…
– А вот сейчас к военкому зайдем, может, и будет нам просвет во всем.
Как только Козырев и Несерин озвучили военкому цель своего визита, тот отреагировал:
– Ну что же, по уставу так не положено, и вы знаете, запрос жду, но по старой дружбе с капитаном покойным в услуге вам не откажу, раз такое серьезное дело. Сейчас дам распоряжение, все подготовят, а пока вот… – Военком встал из-за стола, подошел к шкафу и достал с полки бутылку водки, поставив ее на стол. – Стаканы на окне, Алексеевич, позади тебя, подай. За упокой души Петровича давайте, я же в день похорон на присяге сына был, в другом городе.
– Служит где? – поинтересовался Козырев.
– В Ульяновское отправил.
– Понятно, суворовец, значит. – Козырев знал, что своих сыновей чаще всего отправляют в военные заведения, а не на поле боя. Офицеры-штабники чаще в живых оставались, чем простые рядовые под пулями врага.
В дверь постучали, вошедший солдат вытянулся и отрапортовал, что готова выписка по личным делам согласно внутреннему запросу.
– Ну давайте смотреть, что вам нужно, – обратился военком к следователям.
– Алексеевич, смотри. – Несерин протянул анкету Козыреву и ткнул пальцем.
– Вот это я и хотел увидеть…
Военком перевел взгляд с одного на другого:
– Может, разъяснения дадите?
– Два года отслужил, командиром отряда после, а потом? – Козырев развернул лист к военкому.
– А потом, Владимир Алексеевич, есть запись, и ты ее прекрасно видишь.
Несерин взглянул на военкома, вздыхая, после чего подвинул к себе лист и зачитал:
– Совершенно секретно…
– Верно, совершенно секретно, и не мне вам объяснять, сами все прекрасно знаете. И после
