Капитаны - Goldy Circe
Отряд стрелой вылетает на слабо протоптанный тракт, выезжая из леса, где базировалась группа Смита. Дождь переливисто сыплет каплями, делая обзор ещё хуже. Катрина вновь оглядывается и всматривается в брезентовую крышу фургона, подскакивающего вместе с всадниками на ухабистом поле. Лейтенант чувствует, как за грудиной нарастает огненный пыл решительности: она сделает всё, чтобы повозка доехала целой, невредимой и успела к сроку. Она сделает всё, чтобы Леви жил.
— Мик, здесь правее и до посадки прямо! — перекрикивая ветер и дождь, обращается Катрина к ведущему всаднику. Закариас не оглядывается, однако резко выкидывает руку и жестом приказывает сместиться. Бурун въедливо всхрапывает, тряся головой, но идёт следом за конём Мика, не пытаясь перегнать того. И это обстоятельство внушает Бишоп надежду. Смутную, но надежду.
Конвой следует около четверти часа на Восток, петляя в ухабистых прериях. В какой-то момент приходится делать крюк, чтобы объехать замеченного Захариасом титана: вступать в бой при важной миссии и такой малочисленности — сравни безумству. Катрина и Александр то и дело дают подсказки, упоминая местность, на которую их отряд потратил два дня. Дорога выматывает своей напряжённостью, плохой погодой и щедрыми кочками, однако, в конце концов, не так быстро, но верно они выходят к реке Вальдо.
— До брода ещё минуты пять скорой ездой, — хрипловато от долгого надрыва говорит Александр.
Мик хмурится и приподнимается в седле, принюхиваясь.
— Брод только один? — оглядывается капитан. Кáта и Алекс с готовностью кивают, и их убеждённость не дарит Закариасу радости. Из-за мороси и тумана ему с трудом удаётся улавливать запахи. Он недовольно качает головой: — В той стороне есть титаны. Два — это точно. Быть может, даже больше…
Катрина поправляет капюшон, стараясь трезво оценить ситуацию:
— Брод, как бутылочное горлышко, — медленно произносит лейтенант. — Пройдём его, сможем выйти на тракт к штабу. Дальше идёт ровная дорога, иногда встречаются колки́{?}[Коло́к — островной лес в зоне лесостепи, обычно по междуречьям, в понижениях рельефа], это нам на руку.
— На равнине мы особо уязвимы, — поводит черту Мик, напоминая о малой мобильности УПМ без якорных зацепок. — К тому же ещё и с повозкой: она существенно тормозит…
— Но на равнине мы сможем набрать скорость, — глухо замечает Гюнтер. — Если даже столкнёмся с титанами, сможем увильнуть. Или оставить засаду в два человека на лестных участках.
Закариас с недовольным выражением поджимает губы и вглядывается в своих сопровождающих. В его глазах скользит непроницаемая пелена задумчивости, а через мгновение даже эта нота перестаёт улавливаться — он становится нечитаемым. Кáта чуть ёрзает в седле, крепче сжимая бока Буруна, чтобы унять нарастающую тревогу. Однако очередной порыв ветра пробирается под зелёный плащ, и между лопаток пробегает скоп мурашек, что отдаётся зябким послевкусием. На языке чувствуется нота горечи: путь к штабу, который они могут себе позволить только один — и он ведёт через брод Вальдо. Если Мик решит перестраховаться, то Леви…
Бишоп резко одёргивает себя, принуждая глубоко вдохнуть влажный воздух и отвлечься. Почти тут же Закариас хлёстко правит поводьями, разворачивая своего коня по направлению течения.
— Едем к переправе, делаем всё быстро. Малейшее промедление подобно смерти. В приоритете раненые…
Несмотря на скорость, река, пролегающая в этой местности, всё же имеет илистое и скользкое дно. Весь берег порос камышами, на подступах — ковёр из мха. Вода клубится и пенится, напоминая аморфное чудовище из детских сказок: воплощение ненасытного духа леса, что готов проглотить с десяток людей без усилия. Когда Мик первым спрыгивает на коне в поток, Бишоп внутренне собирается: остаётся лишь надеяться, что их отряд не станет одной из легенд, связывающих эту реку с историями об уроках жизни.
На подступах Кáта рефлекторно проверяет упряжь и подпругу, открывает дорожную сумку, сверяя наличие троса, бинтов и прочего. Нервно закусывает губу. После Закариаса в воду идут ударники — Бурун, навострив уши, с удалью перемахивает камышовый подступ, и Бишоп остаётся лишь радоваться отсутствию упрямства. Скорый поток захлёстывает коня по подгрудок. Их обоих — и всадника, и лошадь — обдаёт пробирающим немилостивым холодом, а дождь, будто бы назло, усиливается, переходя из мороси в косой обложной. Бурун фыркает, встряхивает головой и закусывает удила, начиная продвигаться вперёд, к другому берегу. Бурлящая пена лижет форменные сапоги, тина прилипает к коже, вбивается в свободно болтающиеся стремена, а брызги заливают брюки, но Кáта лишь сильнее прижимается к загривку: поводья она отпустила почти сразу же, ведь при форсировании лучше всего довериться чутью животного. За спиной раздаётся всплеск — в воду следует повозка.
От этого знания в душе разливается мягкое тепло: до штаба — рукой подать, четверть часа и Леви будет уже на операционном столе в умелых руках врачей…
Она чувствует, как ближе к берегу, стоит уровню воды помельчать, Бурун сильнее упирается, напрягая ноги: илистое дно начинает затягивать копыта. Однако конь с всхрапом достигает миражного берега, вскарабкиваясь на твёрдую землю. Катрина облегчённо выдыхает и смотрит по сторонам, как вдруг замечает резкое движение боковым зрением: нахмурившись, Мик резко ведёт носом по ветру. И почти сразу её уши различают поступь титана.
Капитан быстро вскидывает руку:
— Скорее на берег!.. — Закариас не успевает договорить — из ниоткуда, рассекая пелену хмари, ломая ветки, у брода реки появляется внушительный восьмиметровый титан. Его ступня прижимает к земле многолетнюю рябину, словно щепку, а на огромном лице застыло странное выражение услады от скорой наживы.
Катрина тянется к рукояткам УПМ, когда мимо неё вдруг проносятся Линн и Гергер — центр построения. Разведчики молниями взлетают на ходу, треск газовых баллонов сглатывается дождевой пеленой. Мик раздражённо подцепляет лезвия из ножен и, перед тем, как бросится в бой, приказывает:
— Вы двое, — Кáта и Александр вытягиваются по всей форме, — ведите повозку вперёд. Мы выиграем время.
Повторять дважды не приходится. Бишоп в запале оборачивается на реку, желая передать указание вознице, однако с ужасом давится вдохом.
— Вот ведь… — Александр бормочет под нос ругательства, разбирая мир на составные частицы недовольства. А Васкес, замыкающий их колонну арьергардом, только заступает на переправу, и его коня почти что сносит течением.
У Кáты снова скручивает живот — все органы будто в узел переплетаются, оставляя вокруг себя потерянную пустоту. Рвануть с повозкой прямо сейчас не выйдет: колёса её увязли в трясине и притопились в иле. Запряженные лошади, погоняемые хлыстом, сдавленно ржут, пытаются выпутаться из скользкого затягивающего дна, однако их силы хватает лишь на то, чтобы раскачать колесо на несколько градусов. Натан приподнимается
