Бывший. Цена твоей любви - Марта Макова
– Даже если предположить, что они могли столкнуться, мы об этом уже никогда не узнаем. Грузовичок, наверняка, уже подшаманили, а машина Дианы сгорела. Следов не найти. Но я думаю – она просто не справилась на дороге.
– Скорей всего. – я отмахнулся от облачка сизого дыма, плывущего в мою сторону. – Но странно, что никаких свидетелей.
Федотыч задумчиво смотрел на стелющийся во влажном, стылом воздухе дымок и молчал, а я постукивал пальцами по деревянной лавочке, на которой мы сидели. И думал.
Возвращение домой было для меня вдвойне тяжёлым. Неожиданная новость о материнстве Лиры, все эти тайны вокруг рождения Мишки, мысли, как всё исправить, не давали покоя. Мозг кипел, требовал правды, а душа – возмездия.
Ещё и похороны невестки.
Гибель Дианы была очень странной, как тут не призадуматься о карме?
Весь день, слушая в доме тихие голоса, перешёптывания, соболезнования, перебирал в уме все сведения, что у меня были. Нанизывал одно на другое, как бусины на нить. И оставались большие дыры. Рождение Мишки и появление его в семье Бориса всё ещё оставалось неразгаданной тайной.
Вот только Дианы больше не было, и заполнить прорехи теперь мог только Борис. Ну и, конечно, Лира. Но до неё ещё нужно было добраться. Переписка и разговор по телефону – не вариант для такой важной информации. И я, до скручивающей внутренности боли, до зуда, хотел увидеть её. Прикоснуться. Вдохнуть запах волос. Обнять. Только как теперь смотреть в её глаза? Как рассказать правду?
– Скажи мне ещё одну вещь. – повернулся к примолкнувшему Федотычу. – Ты видел Диану беременной? Ну когда она Мишкой ходила.
– Нет. – качнул головой и снова блаженно затянулся сигаретным дымом. – Она же всю беременность в Испании провела. Да и жили они тогда все в Москве, там и рожала. Сюда только два года назад окончательно перебрались.
– А как Диана к сыну относилась?
– Нормально. – Федотыч пожал плечами, не понимая сути вопроса. – Любила. Возилась с ним постоянно. Играла, разговаривала. Миша не брошенный ребёнк.
– А с Борисом они часто ругались?
– Ну, бывало. Лёнь, зачем тебе это? – Федотыч раздражённо затушил сигарету, раздавил, рассыпая непрогоревший табак по банке. – Ты же знаешь, я не люблю сплетничать.
– Мне важно. Это касается Лиры.
– Каким образом? – Федотыч сурово нахмурился, как бывало, когда сердился на мои детские проказы, или глупости, которые я творил в бурные юношеские годы.
– Она мать Миши. Настоящая. Та, что родила его.
Федотыч тихо присвистнул.
– Дела-а-а…
– Мне совет твой нужен.
– Ты знаешь, Леон, я всегда на твоей стороне. Спрашивай.
Глава 20
Дом устало затих, только скорбь и тяжёлый дух похорон ещё незримо витали в воздухе тёмных, спящих комнат. Запахи табака, женских духов, спиртного, октябрьских хризантем. Казалось, что весь он пропах поминальным обедом и чужими людьми.
Портрет Дианы в гостиной, крупные головки цветов в вазе рядом. Остановился напротив, пытаясь в полумраке вглядеться в лицо на фотографии. Говорят, она была хорошей матерью для Миши. Любящей. Монстры вообще умеют любить?
В кабинете брата горел тусклый свет настольной лампы. Я решительно открыл дверь.
"Если любишь – борись! Хочешь чтобы простила – соверши подвиг, сделай что-то, что поможет вернуть её. Поступок, достойный мужчины. Докажи ей, что ты готов для неё горы свернуть."
Слова Федотыча подстегнули мою решительность. Именно это я и собирался сделать, а он только добавил уверенности, что я должен действовать. И пусть даже это будет против моей семьи, разрушит её, но Лира достойна того, чтобы восторжествовала справедливость.
Борис сидел за рабочим столом. Как ни странно, но без неизменного пиджака и галстука. Рукава рубашки закатаны, ворот расстёгнут, в руке тяжёлый стакан с виски. Словно снял свою броню и стал просто человеком. Уставшим, опустошённым, придавленным горем. Ни словом, ни действием не отреагировал на шорох открываемой двери, только поднял на меня пустой взгляд.
– Объяснишь? – бросил перед ним на стол папку с результатами генетического теста.
– Что это? – его лицо не выразило никаких эмоций. Ни любопытства, ни интереса, ни беспокойства. Не человек – робот.
– А ты почитай, брат. Очень занимательная штука.
Толстое дно стакана с глухим стуком ударилось о поверхность стола. Борис нехотя взял папку, открыл, внимательно изучил содержимое. И ухмыльнулся.
– Накопал-таки. Шустрый ты, брат. Как догадался?
– Родимое пятно.
– Пятно?
– Да. У Мишки на ноге. Точно такое же у брата Лиры. Только на руке. Ты знал?
Борис оттолкнул от себя папку и снова потянулся за стаканом.
– Лира рассказывала. – не стал ничего отрицать, оправдываться, показалось, что в его голосе даже облегчение просквозило. – Это у них семейное. Из поколения в поколение. Все мужчины помечены.
– Как, Борь? Как так получилось? Рассказывай, я хочу... должен знать правду.
Во мне снова закипала злость, желание тряхнуть брата за плечи, расшевелить, заставить хоть что-то чувствовать. Стыд, сожаление, вину.
Борис с силой растёр ладонями лицо, тряхнул головой и горько улыбнулся.
– Ты точно хочешь знать, Лёнь? И даже морду мне бить больше не кинешься? – горькая улыбка сменилась на ироничную и усталую.
Положил руки на стол и сцепил пальцы в замок, демонстрируя, что я само внимание.
– Не считаешь, что разговор немного не ко времени? Я сегодня жену похоронил. Может, выпьешь со мной?
– Сочувствую, но признаюсь честно – Лира мне важнее, чем твоё горе и твоя жена. О покойниках плохо не говорят, поэтому оставим Диану, земля ей пухом. Поговорим о живых. О Лире.
– Что ты хочешь узнать? – Борис устало потёр лоб.
– Всё, Борь. Давай, как брат брату. Хоть раз в жизни поговорим по душам.
– По душам я не умею. – с ухмылкой качнул головой.
Борис даже не подумал снять маску иронии, за которой прятал боль. Но я всё равно видел её. В его глазах. Пустых, потерявших разом и холод, и лёд, и хоть какие-то
