Моя Мия. На осколках первой любви - Лина Коваль
Найду себе парня.
Хорошего, умного, главное, надёжного. Такого, чтоб дух захватывало.
Поражённо вздыхаю, прикладывая ладошки к горящим щекам. Само́й влюбиться? Не в Громова?
Это вряд ли, конечно.
— Мийка, — подхватывает меня под руку Тая, когда я решаюсь выйти из туалета. — Пойдём. Я все ноги стёрла, пока тебя искала.
— Зачем?
— Ты куда-то пропала, — сбивчиво проговаривает. — Там… он пришёл, представляешь?
— Кто? — округляю глаза. Мысли только о Громове.
— Ваня, — краснеет Валеева.
С недавних пор моя любимая подруга тоже пала жертвой светлых глаз. Правда, серых. Собственник последних — Ваня Соболев, однокурсник Мира и средний сын Яны Альбертовны Соболевой. Пожалуй, самой известной женщины в нашем городе.
Поднявшись по винтовой лестнице, снова попадаем в душное помещение. Голова кружится от количества людей и мигающих ламп, установленных под потолком.
Стараясь не смотреть в сторону випки, прохожу к нашему столику и оставляю крохотную сумочку на диванчике.
Следующий час мы с девчонками танцуем и веселимся. Упрямая лямка платья всё время пытается съехать, грозя оголить грудь, но я старательно её придерживаю и соблазнительно поднимаю руки, выписывая бёдрами восьмёрки.
В какой-то момент становится так весело, что о Громове напрочь забываю.
Алкоголь в крови будоражит и требует остренького, наша «Модная четвёрка» вскарабкивается на сцену. Одёргиваю задравшееся платье под общий вой толпы, мило пожав плечами.
Щёки горят, кожу покалывает, когда представляю, что Мир сейчас где-то здесь. Ну не может он в таком платье из виду меня выпустить. Видела ведь, как взбесился. Всегда так было.
Кидаю неловкий взгляд в сторону випки. Пусто.
Горько усмехаюсь.
Ему всё равно. Может, вообще уехал со своей апельсиновой. Будут трахаться полночи, как кролики у бабушки на даче… Не зря мы каждое лето за ними подсматривали.
Да блин.
Поднимаю голову к ярким софитам и пытаюсь возвратить выпавшие слёзы глазам. Ослепительно улыбаюсь.
Быть сильной мне даётся нелегко.
Девчонки попеременно дёргают меня за плечи, изображая веселье.
В танце соблазнительно прогибаюсь и откровенно веду ладонями по груди. Пайетки колются и хрустят под пальцами. Возбуждение внизу живота загорается красной лампочкой. Я так много читала про секс последние полгода, что давно могла бы сдать теорию на "отлично".
Отчего-то сейчас, на фоне опытной стервы-Ладки, моя девственность кажется нелепым казусом.
Тем более, Мир от права первой ночи отказался самым противным способом. Это и послужило причиной нашего недопонимания перед самым отъездом Громова в Европу.
Но…
Мы ругались с ним миллионы раз. Случалось, долго не разговаривали, обижались. А потом как ни в чём не бывало продолжали общаться. Потому что близкие люди всегда прощают. В этом и смысл.
Заметив своего недавнего соседа, мило угощавшего меня коктейлями, машу рукой и проезжаюсь взглядом по молодому стройному телу. Неплохо. А блондин оказался красавцем, в темноте випки не разглядела. Слишком уж была занята сладкой парочкой.
Парень ослепительно улыбается, сверкнув белоснежными зубами, и кивает на бар, приглашая. Ох, мамочки.
Ещё раз кружу глазами по чёрной рубашке, расстёгнутой на пару пуговиц.
Он усмехается, наглец.
Крупноват для меня, конечно, но ничего страшного. На его фоне, со свежими «барселонскими» формами, буду ещё выигрышнее смотреться…
Игриво наклоняю голову и закусываю нижнюю губу. Развожу руками, показывая, что мне самостоятельно отсюда не выбраться.
Блондин подходит ближе, не прерывая взгляда.
Без слов доверчиво опираюсь на массивные плечи и смотрю сверху вниз. А затем под улюлюкания, оказываюсь в крепких руках…
Глава 4. Взлетающий Мирон
Мы что? Возвратились в период острого дефицита? Кринж какой-то.
Вот о чём я думаю, когда прохожусь взглядом по бухой толпе, чтобы выцепить мою Карамелину.
На танцполе штук десять, если не больше, одинаковых шершавых платьев металлического цвета. Смотрятся так, будто в клубе высадился космический десант в юбках. Воздух пахнет сразу всем. Женскими духами, алкоголем, сексом. Молодостью. И где-то здесь моя Мия. Зла не хватает.
С любопытством пялюсь на женские прелести. Тут сиськи маловаты. Здесь волосы короткие, у долговязой вообще походу дистрофия или цинга.
— Хочу тебя, — жарко шепчет на ухо Ладушка, отвлекая от занимательной идентификации.
Оборачиваюсь, инстинктивно опуская ладонь с хрупкой талии на мягкие аккуратные ягодицы. Сжимаю пятернёй одну булочку, замечая, как из ротика вылетает короткий вздох. Это тут же вызывает кучу пошлых картинок в голове. Одна из них утренняя… С воздушным облаком медных волос и её горячим язычком.
Усмехаюсь, когда рыжуля обводит им губки.
Смотреть приятно, предвкушать предстоящую ночь — охренительно до скрипа за грудиной.
Прекрасно знает, о чём я думаю сейчас, зараза. Провоцирует, дразнит, ластится, томно дыша. Спуска не даёт ни секунды.
Трахаться хочется дико. До ора и сжатых зубов.
Если бы в этой куче не было Алиевой в коротком блестящем топике и красных трусах, которые она засветила для доброй половины универа, уже сейчас бы прыгнул в тачку и натянул на себя податливое, мягкое тело.
— Поедем? — снова звенит возле уха с придыханием.
— Потерпи, малыш, — коротко целую в висок. — Устала?
— Немного.
В который раз набираю Карамелине, но её телефон, ожидаемо, скорее всего где-нибудь в сумочке за столиками.
Поправив часы на запястье, снова отправляюсь сёрфить глазами по пьяным мордам. Когда взгляд засекает крохотную тёмную головку, склонённую к перекаченной груди Офицерова, мотаю головой.
Да нет, блядь. Не она это.
Платье ещё сука такое же, как на всех, в этом зале.
Заинтересованный взгляд падает ниже, на аппетитную округлую задницу. Сочно, ничего не скажешь. Член ожидаемо подаёт сигнал SOS и упирается в ширинку. Не. У Алиевой пятая точка миниатюрнее. И волосы покороче.
Сто процентов не она.
Да и чтобы принцесса обжималась с первым встречным? Херня это.
Мия не такая.
Чистая, светлая малышка. Любого порву, кто дотронется. Всю жизнь защищал и защищать буду.
До старости.
Правда, выросла такая взрывная Карамелина, что она сама за себя постоять может. Усмехаюсь, опуская глаза. Дурында мелкая.
— Громов, ты меня бесишь, — моросит Ладка. — Что ты докопался до своей этой Алановой?
— Алиевой.
— Да хоть какой, — дует губы.
— С меня её отец три шкуры сдерёт.
— Я с тебя сама три шкуры сдеру, — обещающе, как бы невзначай, царапает коготками по щеке. — Хочешь?!
— Пфф… — тяну, ощущая скрежет в штанах.
— Я устала.
Началось. Как она по подиуму своему километры наматывает, если чуть что и устала?
— Давай, я тебя отвезу и метнусь обратно.
— Ну вот ещё, — фыркает.
— Я быстро, — сам себе киваю и тащу тонкую руку за собой.
Лада недовольна, но вида не подаёт. Набрасывает светлую шубку и послушно идёт к