Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1988 год
— Семь футов воды,— объявил он.— Берег почти отвесный. Первое, что меня беспокоит,— это мачта, если шлюп перевернется.
Не прошло и минуты, как с кормы раздался хлопок. Это швартовый. Он лопнул. Мы кинулись туда. Вряд ли удалось бы нам протянуть другой трос от причала к корме вместо того, который оборвался. Однако мы старались. Это была адская работа, и вместе с тем она приносила удовлетворение. Мы протягивали новые и новые канаты, и они вновь и вновь рвались, а дивное наше суденышко все больше и больше заваливалось на борт. Уже пошли в ход все запасные канаты, использованы шкоты и фалы и наш двухдюймовый трос; мы пытались закрепить трос за мачту на ровных ее уровнях, трудились до пота и пришли к выводу, что Всевышний на нас в обиде. Спустившиеся к пристани местные бездельники потешались над нами. Когда у Клоудесли вырвалась из рук бухта каната и скользнула по наклонной палубе вниз, а он вылавливал ее с серьезным видом из этого отвратительного ила, улюлюканье этих лоботрясов стало настолько обидным, что мне потребовались все силы, чтобы удержать друга от намерения вскарабкаться на пристань и совершить убийство.
Прежде чем палуба шлюпа встала перпендикулярно, мы успели поднять гик, снять лебедку и, надежно укрепив ее на пристани, подтянуть и закрепить такелаж. Тросы были стальные, и мы не сомневались, что они выдержат нагрузку, но не были уверены лишь в том, выдержит ли мачта. Отлив должен был продолжаться еще два часа. Это значило, что осталось пять часов до момента, когда начавшийся прилив даст нам возможность убедиться в том, сможет ли шлюп всплыть и встать нормально. Берег был крутой, и на дне, прямо под нами, быстро убывающая вода оставила яму с омерзительным, скверно пахнущим навозом, которого ищи целый день — нигде не сыщешь. Глядя на него, Клоудесли сказал мне:
— Я люблю тебя, как брата. Готов сражаться за тебя. Встретиться лицом к лицу с ревущим львом, принять смерть на море и на суше. Но, пожалуйста, не упади в это месиво,— добавил он с гримасой отвращения.— Ибо, если ты туда свалишься, у меня не хватит силы воли вытянуть тебя оттуда. Я просто не смогу. Ты будешь ужасен. Самое большое, на что я был бы способен,— это взять швабру и смахнуть тебя с глаз долой.
Мы устроились на боковой стенке каюты, опустив ноги по ее крыше, прислонившись спинами к палубе, и вновь принялись за шахматы, в ожидании, пока приливная волна, а также блоки и лебедка не помогут нам поставить судно в вертикальное положение.
Много лет спустя, далеко в Южных морях, у острова Исабель мне пришлось попасть в такой же переплет. Намереваясь подраить медные части «Снарка», на отливе я положил яхту на бок. И когда начался прилив, она отказалась подниматься. Вода уже стала поступать через шпигаты, полилась через борт, и уровень океана медленно поднимался по наклонной палубе. Мы задраили люк машинного отсека, а море, добравшись до него, залило люк и опасно подбиралось к входу в кают-компанию и к световому люку. И несмотря на то, что все страдали от лихорадки, мы все же выбрались наверх и как одержимые несколько часов работали под ослепительным тропическим солнцем. Мы протянули самые крепкие канаты от мачты на берег и выбирали их с помощью лебедки до тех пор, пока все не затрещало, включая и нас. Сделав передышку, мы поднялись и снова принялись выбирать тросы, оглашая скрипом окрестность. И в конце концов наши поручни, на полтора метра погруженные в воду, и люк в кают-компанию, захлестываемый волной, и весь такелаж и палуба вздрогнули и тронулись с места, вновь вздевая мачты в зенит.
Нет, во время плаваний на малых судах недостатка в физических упражнениях не бывает никогда, и тяжелый труд — это лишь часть развлечений, но он стоит того.
Залив Святого Франциска — не мельничный пруд. Это огромный, продуваемый ветрами, многоцветный водный простор. Мне запомнился один зимний вечер, когда я пытался войти из него в устье реки Сакраменто. В том месте пресноводное речное течение, объединившись с отливом, превращается в сильную отливную волну, а крепкий западный ветер замирает с заходом солнца. И был как раз закат, и несмотря на устойчивый бриз средней силы, дующий в корму, мы были не в состоянии продвинуться на быстром течении. Стояли против входа в реку, якорь не держал, и нас понесло назад все быстрее и быстрее. Якорь забрал только с последним дуновением ветра. Опустилась ночь — великолепная, теплая, звездная. Мой компаньон готовил ужин, а я тем временем наводил порядок на палубе. В девять часов погода обещала быть превосходной. (Если бы у меня был барометр, я бы так не думал.) К двум часам ночи наши ванты затрепетали под свист бриза, я встал и потравил якорный канат. Еще через час у нас не было сомнения — дул юго-восток. Нет ничего приятного в том, чтобы выбираться из теплой постели и сниматься с якоря среди темной ветреной ночи, но погода обязывала; мы встали, зарифили паруса и попытались выбрать якорь. Лебедка была старая, и течение вздыбившихся морских волн для нее оказалось не по силам. При неисправной лебедке поднять якорь вручную оказалось невозможным. Мы это вскоре поняли, потому что наша попытка была напрасной, мы лишь попортили руки. Нынешние моряки не любят терять якоря. Это вопрос престижа. Конечно, можно было полностью вытравить якорный канат и выйти в море. Однако вместо этого я только потравил его и отдал другой якорь.
После этого на сон почти не оставалось надежд, ибо вначале одного из нас, а потом и другого вышвырнуло из коек. Раскрывшиеся просторы моря говорили о том, что нас тащит, и когда мы достигли углубленного фарватера, то буквально почувствовали, как наши два якоря скользят по его дну. Это был глубокий канал. Дальше желоб его дна обрамлялся крутым откосом, похожим на стену каньона, и как только наши якоря коснулись этой стены, они зарылись в ней и забрали. Однако, когда мы проснулись, то услышали в темноте, как за кормою плещется о скалистый берег море, и берег был так близок, что мы поспешили подобрать носовой канат.
Рассвет показал нам, что от кормы шлюпа до утеса было не более шести метров. Удар был бы поистине страшным! Ведь бывали минуты, когда порывы ветра доходили, вероятно, до скорости в семьдесят, даже восемьдесят миль в час. Но якоря держались так доблестно, что у нас в конце концов возникла тревога за битенги, которые могло начисто вырвать с судна. Весь день шлюп то нырял своим носом, то садился на корму, и до самого вечера, пока шторм не утих, от сорвавшегося с цепи ветра можно было ожидать самого худшего. Вдруг на целые пять минут воцарилась полнейшая тишина, а потом вслед за внезапным ударом грома дохнул с юго-запада — ветер повернул на восемь румбов,— неистовый ураган. Еще одна штормовая ночь — было бы слишком, и мы решили вывести шлюп на морской простор. Эта работа была не просто тяжкой, она разрывала сердце. Мы оба едва не плакали от обиды и утомления. И когда попробовали поднять наконец первый якорь, то были не в состоянии это сделать. Мы развернулись между волнами к ветру носом, сделали несколько поворотов и встали. Шлюп прыгал так, что все грозило сломаться и отвалиться, но якорь не поддавался. Уже вылетели распорки, оторвался поручень, из обшивки выскакивали шплинты, а якорь — держал. Подняв зарифленный грот и несколько ослабив стальную цепь, мы наконец сумели с трудом поднять якорь. Теперь борьба шла с переменным успехом, временами судно ложилось набок плашмя. Мы повторяли маневр с оставшимся якорем и в сгустившейся темноте наконец укрылись в речном устье.
Я родился так давно, что вырос до эры применения бензина. Поэтому я старомоден. И, предпочитая парусник моторной лодке, я убежден, что плавание на парусном боте прекраснее, труднее и требует большого искусства, нежели владение мотором. Бензиновые моторы становятся безопасными в обращении, и хотя нельзя сказать, что любой дурак может управляться с мотором, но уверенно можно сказать, что почти каждый может. Совсем другое дело, когда речь заходит о плавании на паруснике. Тут требуется больше мастерства, ума и гораздо больше тренировок. Для мальчишки, юноши и для взрослого мужчины лучше этих тренировок ничего не существует. Если мальчик мал, подарите ему небольшой удобный ялик. Он научится сам. Его не нужно учить. Не пройдет и дня, как он установит легкий треугольный парус и порулит веслом. Потом он заговорит о килях и опускающемся киле и захочет забрать свои одеяла, чтобы заночевать на борту.
Не бойтесь за него. Он решил искать риска, встречи с приключением. Учтите, в детском саду тоже случаются несчастья, как и на воде. Больше мальчишек погибает от тепличного воспитания, чем на лодках больших и малых; вместе с тем именно плавание на малых судах, а не площадка для игры в крокет или школа танцев делает мальчишек сильными и уверенными. А вкусивший моря остается моряком навсегда. Вкус соли никогда не приедается. И моряк никогда не становится настолько стар, чтобы отказаться от возвращения на судно, от возможности еще раз побороться с волной и ветром. Знаю это по себе. Правда, пока еще я держусь. Но через несколько месяцев начну терять покой. Однажды я обнаружил, что грежу наяву о происшествиях своего последнего плавания или изумляюсь кем-то пойманным экземпляром речной рыбы, или же с волнением читаю в газетах репортажи о первых северных перелетах уток. И тогда внезапно начинается торопливый сбор вещей и перепроверка принадлежностей. И вот мы уже на пути в Валлехо, где в ожидании стоит наш маленький «Румер», всегда в ожидании момента, когда к нему причалит ялик, загорится огонь на камбузе, будут сдернуты чехлы, затрепещет грот, раз-два-три — будут затянуты рифы, когда он вздохнет и тронется с места, когда провернется штурвал, надуются паруса, и он ляжет курсом на залив и дальше, дальше.
