Броуновское движение - Алексей Константинович Смирнов
Поэтому я отвлекся от фильма и начал задумываться над хрестоматийным образом переносчика СПИДа. Оставим пока подозрения в адрес самого СПИДа - якобы, нет его вовсе (конечно, нет), об этом здесь много писали. Давайте вспомним, что в далеких 80-х этому недугу приписывалась совершенно конкретная этническая специфика. И классическим переносчиком СПИДа виделся негр.
Потом появилось уточнение: голубой негр.
Потом уточнили еще: голубой негр-наркоман.
Потом негр куда-то делся и остался голубой наркоман, желательно - иностранец.
Я помню, как в петергофской больнице поделился свежими новостями со старенькой, ныне покойной, заведующей, ее звали Злата Яковлевна. Она была маленькая, кругленькая и ровным счетом ничего ни в чем не смыслила. Я рассказал ей про шведского, если не ошибаюсь, гражданина, который перевозил в заднице пакет героина. Дело было году в 89-м. В самолете пакет лопнул, контрабандиста разволокло и уволокло на летийские берега. Злата Яковлевна пришла в страшное возбуждение. Она подпрыгивала и шипела: "Так вот и привозят нам заразу, сволочи, СПИД всякий!" Образ, таким образом, был готов: иностранный подданный с героином в неразборчивой заднице.
Потом потускнели и голубые цвета. Остался наркоман.
То есть краски сохраняются, но как-то перестали бросаться в глаза.
Недавно я прочитал, что и наркоман отступает, уступая дорогу женщине. Среди переносчиков неизвестно чего становится все больше женщин.
И на этом, я думаю, процесс завершится, потому что будет найден главный источник соблазна: женщина. Через нее, как известно, вошел в мир грех. А про негра уже почему-то не вспоминают вообще.
Это немного напоминает шараду: из слова, заменяя в нем по букве, делают новое. Задача: в столько-то ходов превратите слово "негр" в слово "баба". На промежуточном этапе разрешается пририсовывать клеточки для слов "пидор" и "героиновый наркоман".
Дядя слушает музыку
Было дело, я сокрушался по поводу редкости моей фамилии, с именем заодно. Недавно выяснилось, что я написал какую-то книжку про затонувшие корабли, до которых мне дела нет. А сегодня иду и вижу рекламный плакат, созывающий на комбинированное песенно-музыкальное действо. Там и шансон, и травоядные песни про "озера синие", и рок, и еще кое-что. Там-то, кое в чем, я себя и нашел, в разделе военных шедевров на тему полевой почты.
А я страшно боюсь музыкальных коллективов, к которым государство относится доброжелательно.
Страх к ним мне внушил мой родной дядя.
Он вообще не слишком жалует музыку. Выпьет и глумится над исполнителями; в 87-м году я, помнится, завел ему "Ноль", песню про "Болты Вперед - Болты Назад". Дядя, пьяненький, жеребятничал и хохотал, поминутно спрашивая: "Ну, а козу-то уже делать пора? козу-то уже делать пора?" И выбрасывал руку, но пальцы его не слушались, все время вылезал лишний, и дядя плевал на него и бил, загибал. И делал-таки козу.
Не пощадил и ДДТ: "А зачем он шапку надел? (Бейсболочка у Шевчука). Ему что, холодно?"
Богдан Титомир возбудил в нем беспомощное хрюкотанье. Титомир пел в бассейне, там и плавал. В финале песни нырнул и вынырнул распертыми плавками кверху, анфас. Дяде, конечно, померещилась самая суть: "Гениталии показал! Гениталии!..." Он сполз на пол и на робкие возражения не отвечал. А потом посерьезнел и рассказал из жизни:
"Помню, мы с приятелем пошли... давно уже... на концерт этих... Сраных Гитар, или как их там... А он эти Гитары немного знал, всех. После концерта тормошит меня: поехали к ним! к какому-то деду. Ну, поехали, давай. Приезжаем. Открывают нам дверь, а они все там ГОЛЫЕ ХОДЯТ! и дед этот с ними! суетится! я шапку схватил и бежать..."
Благопристойное рассуждение на непристойную тему
Табуированная лексика!
Иду я по двору и вижу некий конфликт. Повод к нему остался тайной природы. Синеватая женщина с чуть атрофичными ногами гневно и быстро выруливает за угол, покидая мужчину, с которым еще недавно составила идеальную пару. Они поссорились. Мужчина пытается ее вразумить:
- Стой! Стой!... Рожает же пизда дураков!
До чего же тонок наш народ. И язык. Представьте, что в слово "рожает" вкрадывается буква "д". Какая неуместная, гётевская, высокопарность! Настоящее надругательство над приземленной континуальностью процесса.
Шансон
В загородной близости к природному я продолжил осваивать отечественное культурное пространство. Музыка, которую я слушаю круглый год, хотя и не самая продвинутая, все-таки далека от удовлетворения естественных нужд. Радио Маяк и Европа-Плюс я уже освоил и нанес на карту. Поэтому я понятным движением воли переместился на Радио-Шансон. Ведь они мне сами сказали: "Все нормальные люди пьют пиво и слушают Радио-Шансон". О норме, правда, они рассудили голосом, который выдавал непоправимую патологию. И сразу же начали: "Годы пройдут, и ты выйдешь на волю..." Почему же он, думаю, все про волю поет? Да потому, что в тюрьме сидит. А за что он в тюрьме сидит? А вот в других песнях скажут, за что. Оставайтесь с нами.
Я остался, прослушал заказ песни:
- Ну, мы тут шабашим с ребятами... из Невеля мы...
- Настоящую музыку хотите послушать?
- Ну да.
Так что им охотно, с готовностью закрякало в ответ:
- А я ушаночку поглубже натяну!..
И в свое прошлое с тоскою загляну!..
СлЯзу
Сотру,
Тайком тихонечко вздохну.
Я однажды вот так расчувствовался под музыку, в одной фингальной - это ж братья мои, сокрушаюсь! мужики! куда ж я без них!
Туда.
Через десять минут заработал в глаз и успокоился.
Чемодан
У меня совершенно незрелые отношения со временем. Я должен, казалось бы, относиться к нему философски, а вместо этого отношусь с чувством острейшей неприязни.
На антресолях обнаружился чемоданчик лет, по моим прикидкам, семидесяти, веревочкой перевязанный, а в нем - несметное количество семейных фотографий, начиная с 20-х годов. И я вынужден признать, что чувствую себя крайне неуютно при созерцании этой неизменной последовательности: бабушке шесть лет, бабушке тринадцать лет, матушке пять лет, бабушке двадцать лет, матушке десять лет, бабушке сорок лет, мне пять лет, бабушке семьдесят лет, мне десять лет, дочке пять лет...
Попадается, конечно, замечательный материал: дед, в шинели и валенках, с непокрытой головой, возглавляет убитую горем толпу, слушает репродуктор: Сталин зажмурился. Неприятно и дико ощущать свою историческую сопричастность через близкого родственника, который в моей памяти никогда не ассоциировался ни с шинелью, ни с уголовно-генеральными секретарями. Впрочем, дед, помнится, сам показал мне люк на Мытнинской улице, на крышке которого он заливался тоже слезами, когда отвоевался другой народный любимец, владимир-ильич.
А мне-то и вспомнить будет
