Дело о запертых кошмарах - Ольга Васильченко
— Ну как, достал? — заговорщицки осведомился я, пряча улыбку в усах.
— В лучшем виде, пан Вильк! — Марек протянул мне помятый квиток.
— Тогда на борт, капрал, а то я рискую потерять обоих помощников, — криво усмехнулся я, сочувственно взглянув на его синие руки.
Над баркасом уже покачивался заиндевевший парус, а всю палубу, кроме капитанской рубки скрывал невысокий навес. Забравшись по сходням, мы юркнули под него и блаженно застыли. От нескольких жаровен разливалось ласковое тепло, а царящий полумрак убаюкивал и обещал приятное путешествие. Летом на баркасе оставляли одну крышу из плотной материи, зимой же пассажирский павильон обтягивали толстым войлоком, пропитанным особым составом, защищающим пассажиров от дождя и холода.
— Хорошо! — выдохнул Марек.
— Как у Люсинды под боком, — едва слышно хрюкнул я, так чтобы он не расслышал, и добавил громче, — выбирай лучшие места!
В дальнем углу павильона уже кто-то сидел. Когда глаза привыкли к полумраку, меня передёрнуло. По сиденьям распласталась жуткая горчичная шаль, похожая на крылья гигантской огнёвки — мерзкого ночного мотылька, всё с того же злополучного Янского архипелага. Из рыжего кокона, в коем я с трудом опознал скрученный шарф, высовывались пышные короткие кудряшки. Ещё пару бессонных ночей, и я бы принял это дремлющее «чу́до» за «чу́до»-вище и испепелил огненным заклятьем. Врочек бы потом конечно ругался, но готов поклясться, что моя собственная жизнь стала бы чуточку радужнее. Стараясь не обращать внимания на надоедливую девицу, я выбрал место подальше и с наслаждением вытянул покалеченную ногу. Влезла в мой дом! В мой кабинет! В мой стол! Её уже слишком много в моей жизни. Это неспроста! Рисунок только отговорки, он не стоил и презентованной коробки шоколада. Она затевает что-то ещё, скорее всего такое, что я ещё пожалею, что не испепелил её на месте.
Из рассказа Аланы де Керси,
младшего книгопродавца книжной лавки «У Моста»
Бледное от легкого морозца солнце расцвечивало жидким серебром осеннее море, к середине жовтня перекрасившееся из зеленоватого в серо-бурый. Холодный воздух мерзко покусывал за уши, напоминая, что уже далеко не травень[2], и надо бы надеть шапку, а не полагаться на тепло собственной шевелюры. Которая, к слову сказать, хоть и напоминала порой спутанное овечье руно, совершенно не грела.
Погрузившись на баркас, я заняла место в дальнем углу, наслаждаясь исходящим от раскаленной жаровни теплом, но не спеша выныривать из шарфа, коим, ожидая посадки, закуталась по самые глаза. Оттаявшие в тепле уши горели, словно их окунули в миску с кипятком. Баркас мерно покачивался у причала на легкой зыби, собирая пассажиров. А я, пригревшись в уголке, сама не заметила, как задремала, пропустив не только появление своих попутчиков, но и само отплытие.
Из мягких объятий коварного Снявы я вынырнула ближе к Зодчеку, и то, только потому, что пятилетний малыш решил, что тетям и дядям скучно и надо громко постучать в детский разноцветный барабанчик, чтобы их развеселить. Пока молодая мать под укоризненными взглядами других пассажиров, утихомиривала заливисто хохочущее чадо, я окончательно проснулась. Бесплодно порывшись в сумке в поисках зеркала, рука нашарила шершавый от времени переплет. А впрочем, почему бы и нет? Я хмыкнула, извлекая потертый том, и вознамерилась скрасить остаток путешествия познавательным чтивом. Решив, что перед визитом к пану Ясю следует хоть немного разобраться с тем, во что ненароком ввязалась. Просмотрев содержание, и раскрыв книгу на заинтересовавшей меня главе, я углубилась в чтение.
...Ух ты! Оказывается сноходцы могут не только навеивать красивые умиротворяющие сновидения, но и в особо тяжелых случаях создавать для пациента его собственную маленькую реальность, спокойную и красивую, чтобы восстановились психика и астральное тело...
Несмотря на интерес, мягкое покачивание судёнышка и мелкие буковки сделали свое дело — меня вновь склонило в сон.
— Мама, мама, — долетело до меня сквозь мягкую пелену дремы, — а почему у тети бабочки над головой летают? Она что, цветочек?
— «Да, — саркастически подумала я сквозь сон, — одуванчик... взбесившийся... Что! Какие бабочки?!»
— Панна!
Меня резко встряхнули за плечо и с силой захлопнули лежащую на коленях книгу, больно прищемив пальцы.
— Что вы творите? Жить надоело?!
Тянущая боль в пальцах мгновенно привела в чувство, а вот голос я узнала с опозданием. Надо мною нависал Бальтазар Вильк, злой, словно куць на благословении. У него за спиной маячил какой-то всклокоченный рыжий парень.
— Панна, объяснитесь, за каким лешим вы едва не загнали нас в замкнутый астральный карман?!
Пальцы Вилька продолжали болезненно сжимать мое плечо, и меня накрыло. Терпеть не могу, когда ко мне применяют силу, обвиняя при этом непонятно в чем! Все художники — неплохие эмпаты. Кто-то больше, кто-то меньше. Но после курса управления эмпатией в Школе Высших Искусств, мы можем эти способности применять и для защиты, и для нападения.
— Меня зовут Алана! — глухо, но четко произнесла я, вкладывая в эту фразу захлестнувшую меня ярость, и четким импульсом швырнула ею в Бальтазара Вилька.
Не ожидая такого поворота, он вздрогнул и слегка побледнел. Из носа в аккуратно подстриженные усы поползла капелька крови.
— «Что, не нр-р-равится?!!» — мысленно хмыкнула я.
— Ладно, — выдавил он. — Панна Алана, просветите меня, зачем вы пытались нас угробить этой книгой, которую не должны были не только таскать с собой, но и вообще выносить из лавки Франца?!
— Во-первых, я никого не пыталась угробить! — возмутилась ваша покорная слуга. — Во-вторых, книга нужна мне, чтобы подобрать наиболее похожий по цвету состав чернил в Зодчеке. И Врочек об этом знает, — огрызнулась я, решив, что если помирать, так с музыкой, и продолжила развивать «чернильную» легенду. — Вы ведь хотите, чтобы работа была сделана идеально?!
Вильк нахмурился, но басню про чернила скушал не подавившись. Хорошо нести ересь о своей профессии тому, кто в ней ни ухом, ни рылом...
— Хорошо, — мрачно произнес он. — Но в Зодчеке не отходите от меня ни на шаг. Эта книга опасна в неумелых руках. Я сопровожу вас до нужной лавки, а после, вы составите мне компанию в моих делах, и мы вернемся в Кипеллен.
Та-ак,
