Всё не то, чем кажется - Олли Бонс
Дрейк нащупывает мою ладонь и пожимает её. Некоторое время мы сидим в молчании, слушая пение птиц.
— Ты говорил, что хочешь быть моим другом, — наконец произносит он чуть хрипло и откашливается. — А что, если я совершил плохие вещи?
— О, мы с Сильвией их ежедневно совершали, — отшучиваюсь я.
— Я говорю не о детских проказах, а о действительно плохих вещах.
Меня так и тянет предположить в шутку, что он пил кровь младенцев или убивал за деньги, но я вовремя сдерживаюсь. Момент серьёзный, между нами наконец может установиться доверие, и я боюсь это разрушить.
Я гляжу в его взволнованное лицо.
— Думаю, — медленно произношу я, — ты не тот, кто способен хладнокровно совершать плохие вещи. Что бы там ни было, я на твоей стороне.
— Что ж, сейчас узнаем, — кивает он. — Знаешь, почему мать держала меня дома?
— Почему?
— Из-за особых… способностей.
Я пока не понимаю, что он хочет сказать.
— Колдовских способностей, — прищуривается Дрейк. — Что скажешь? Ты же так ненавидишь всех колдунов. И смотри-ка, я один из них.
— Шутишь! — не верю я. — Не шутишь?
— Не шучу, — отвечает он. — Мать так меня любила, что не хотела отправлять в Мёртвые земли. Остальные чуяли неладное, но не были твёрдо уверены. Я рос без отца, в доме жили лишь мы с матерью, и ей удавалось всё скрывать.
Я не знаю даже, что и думать. В голове возникают слова «я потрясён», и я кручу их так и эдак, но в них будто нет смысла. Они уж точно не передают моё состояние.
Тем временем Дрейк расценивает моё молчание как сигнал продолжать.
— Мама умерла, когда мне было восемнадцать, — говорит он. — Тогда я уже понимал, что во мне есть какая-то сила. Мать ни слова не говорила о колдунах, но о них говорили другие, и я сообразил, где мне место. Она отказывалась это обсуждать и не хотела меня отпускать, а затем тяжело заболела.
На глазах Дрейка выступают слёзы.
— Ты даже не представляешь, как я страдал, зная, что у меня есть сила, наверняка способная её исцелить, но нет знаний. Я молился богам, пытался сам выдумывать какие-то заговоры, которые читал над её пищей и питьём, но… Это было всё равно что дать ребёнку бумагу и перо, но не научить, как пишутся слова. Я наведывался к местным лекарям и пытался узнать у них о каких-то колдовских способах лечения. Кажется, я был не особо осторожен, и по городку поползли слухи. Я бы даже к колдунам отправился, но мама под конец взяла с меня слово, что я не пойду, пока она жива.
Он до боли сжимает мою руку, но я не стану его перебивать, даже если он переломает мне все пальцы.
— Всё было тщетно, я не смог ей помочь, и её не стало, — Дрейк тяжело выплёвывает эти слова, будто каждое становится комом у него в горле. — Я был в отчаянии, а затем ещё узнал, что дом забирает мой дядя. Мать хоронили, и все сторонились меня, я не услышал ни одного слова поддержки. Все слова сочувствия, которые тогда прозвучали, люди говорили маминому брату, который ничем нам не помог за год её болезни. А затем его сыновья подошли ко мне и стали грубо насмехаться.
«Ты выродок, — говорили они. — Тобой детей пугают. Убирайся из городка и освобождай наш дом!»
Дом был мамин, и я чувствовал, что не могу такого допустить. Не хочу, чтобы там жили эти люди. Ходили по комнатам, где ещё звучал наш смех, оскверняя всё своим присутствием. Трогали наши вещи. А главное, были там счастливы и насмехались надо мной.
Я ощутил, как ярость застилает мои глаза красной пеленой. Я бросился на них и сам не понял, что произошло, всё случилось так быстро. Сквозь меня словно прошла волна, я не успел почувствовать даже, ударил я хоть одного подлеца в лицо, как хотел, или нет. Тела дядиных сыновей лежали далеко от меня, все изломанные, в комьях земли. А землю будто разворотила буря.
Часть людей бросилась врассыпную, но остальные начали хватать всё, что под рукой — камни, колья — и бросились на меня. Я думал, там же и убьют. Не знаю, каким чудом я продержался некоторое время, но может, мне лишь кажется, что меня избивали долго.
А потом случилось это — я стал драконом. Я обезумел от ярости и боли, помню только, как поливал толпу огнём и как они бежали с криками. Кто-то падал, корчась в муках. И мне это нравилось.
Затем я направился к своему дому и сжёг его. Я кружил и кружил, пока от дома не осталась куча горелых брёвен. И только когда я увидел, что дом нельзя будет восстановить и здесь больше никто не сможет жить, я направился к болотам.
Пока дом горел, в меня попало несколько стрел, и похоже, ещё камни. Меня задела падающая балка. Я не обращал внимания.
Я упал где-то посреди Мертвотопей, и трясина облепила меня. Жить всё равно не хотелось, и я сдался. Тогда-то меня и нашёл колдун.
Он вытащил меня. Во всех смыслах. Взял в свой дом, залечил раны и о многом со мной говорил. Только благодаря ему я смог жить дальше, жить без этого комка ненависти и боли, которые заполоняли все мои мысли, вытесняя реальность. Раньше я грезил наяву, представляя, как возвращаюсь и разрушаю весь этот проклятый городок, как умирают все те, кто не принял меня. К счастью, это прошло.
Дрейк глубоко вздыхает и глядит на меня. Бедный парень, сколько же он перенёс, любой бы мог сломаться.
— Ну, что теперь скажешь?
— Ты мне пальцы вывихнул, кажется, — говорю я первое, что вертится на языке, и сразу жалею. Это совсем неподходящие слова для случаев, когда перед тобой обнажают душу.
Дрейк сразу же отдёргивает свою руку.
— Прости, с пальцами всё в порядке, я просто растерян. Дракон-колдун, серьёзно? — пытаюсь я найти нужные слова. — Нет, я правда не знаю, что сказать. Но одно точно: я не собираюсь убегать от тебя с криками, и чудовищем тебя уж точно не считаю. Всё, что с тобой случилось, ведь не было твоим выбором.
Дрейк отворачивается.
— Это те, кто с тобой так поступил, были чудовищами, — говорю я ему и слегка толкаю своим плечом его плечо.
Надеюсь, я не всё испортил, а то Сильвия не раз говорила, что поддерживать я умею так себе.
Дрейк опускает голову и хранит молчание.
— Я всё равно хочу быть твоим другом,
