Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1977 год
Великолепие открытых погребальных комплексов опровергает мнение о закате скифской культуры в IV—III веках до, нашей эры, а некоторые детали этих предметов уводят исследователя к более поздним событиям, происходившим на территории Центральной Азии. В последующем — после создания этих курганов — периоде здесь прошли гунны. До сих пор были основания считать, что завоеватели почти ничего не позаимствовали из культуры порабощенных народов. Но находки из Саглы явно говорят об обратном: отдельные элементы в рисунках, найденных в скифских усыпальницах, повторяются в творчестве гуннов.
Результаты раскопок позволяют проследить и обширные «международные» связи древних кочевников скифского времени. В курганах находились вещи явно «импортного» происхождения — раковины каури и сердолик из Индии, бусы, созданные античными ремесленниками.
Ну а самая волнующая находка, как это нередко бывает в науке, как раз и не поражает своим внешним великолепием... В одной из «коллективных» усыпальниц мы обнаружили кенотаф — могилу без захоронения. В соседних камерах лежали мужчины в полном водружении, а здесь — никого. Правда, в этой камере был такой же полный, как и в других курганах, набор погребальных вещей. Видимо (сейчас это можно только предполагать), тело воина не удалось доставить с поля боя. И вместо него родственники положили... его портрет. Да, да, небольшой костяной медальон с изображением человеческого лица. Для нас он особенно ценен тем, что это самый древний портрет человека скифского времени, найденный на территории Центральной Азии. До сих пор облик скифов мы знали лишь по работам античных мастеров. Здесь же изображение выполнили сами древние саглынцы. Правда, портрет нельзя назвать слишком реалистическим, но он передает основные характерные черты человека. Узкие, раскосые глаза, а овал лица совсем европейский, длинный прямой нос. Антропологи подтверждают, что именно так и должны были выглядеть кочевники этих племен.
И если уж перечислять важнейшие результаты работы экспедиции, нельзя не сказать о следующем. Исследователи давно обратили внимание на то, что при раскопках в мерзлоте выделяется резкий кислотный запах. Видимо, какие-то биологические процессы, «замороженные» мерзлотой, при оттаивании «оживают».
Курганы в Саглы, которые мы копали, — неграбленые, туда не проникало ничего извне в течение сотен веков. Они были будто гигантские консервные банки. Вот у нас и возникла мысль взять пробы мерзлотного заполнения камер и попытаться оживить древний микромир. Первый такой эксперимент и был сделан. Микробиологи Тувинской санэпидстанции, под микроскопами которых оказались пробы из саглынских курганов, обнаружили впервые три культуры оживших микроорганизмов. Но этот опыт — самое начало. Будущие исследования представят несомненный интерес для медиков, биологов, мерзлотоведов и ученых, занимающихся проблемами космоса.
Записала Н. Линко
Курт Кламан. В диком рейсе
Мы должны были сниматься с якоря назавтра в полдень. Но прежде чем это произошло, «Артемизию» ожидала маленькая сенсация: на судно явился Мак-Интайр...
Нам позарез нужен был еще один кочегар. Место у котла левого борта пустовало. Парень, что прежде шуровал топки, не вернулся в Дурбане с берега. Обязанности его вынуждены были разделить остальные, и эта дополнительная каторжная работа в адской жаре кочегарки была у ребят просто как кость в горле.
Я как раз сменился с вахты и стоял рядом с Жоржем у релингов, когда прибыл новый кочегар.
— Эй ты, ублюдок! — раздался на пирсе зычный голос. — Дорогу королю ирландскому! Или ты не рад его прибытию?
Это был Мак-Интайр. Рикша остановился в нескольких шагах от трапа. Подъехать ближе ему мешали тюки с товаром. Портовый инспектор, португалец, приказал рикше, мускулистому негру банту, высадить своего пассажира. Тот отстегнул лямку и опустил оглобли коляски на землю. Однако седок и не подумал сойти, а остался гордо сидеть на потертом бархатном кресле, словно король на своем троне. Наверное, инспектору и впрямь следовало немного усомниться: вдруг рикша на самом деле привез сюда короля ирландского? По крайней мере, у парня были и корона, и мантия: поношенная шестипенсовая кепочка и застиранная кочегарская блуза с оторванным правым рукавом. Старые широкие парусиновые штаны свисали складками, а довершали наряд веревочные туфли, которые моряки повсюду плетут от скуки из старой каболки.
Впрочем, инспектор, самонадеянный толстяк, уже и думать забыл об этом «чокнутом» морячке и всецело погрузился в свои товарные махинации. Ирландец сидел, прямой как столб, и — необыкновенное дело! — его костистое лицо прямо-таки светилось. Даже здесь, в Африке, на нем не было ни малейшего следа загара. Трудно сказать, что же, собственно, в этом лице сразу бросалось в глаза. Черты его были мелкие и острые, кожа — тугая, гладкая; блестящие белые зубы прикрыты узкими губами. Да плюс ко всему — маленький острый носик и неглубокие глазные впадины, в которых сидели водянистые глазки. Крохотные уши плотно прижимались к черепу, и поначалу мне показалось, что их и вовсе нет.
Мы перевесились через релинги в предвкушении спектакля, ощущая, что основные события еще впереди и что на судно явился необычный бичкомер (1 Бичкомер, бич (английский морской жаргон) — опустившийся и обитающий в портовых трущобах моряк.), непростой «истребитель рома». Тех-то мы прекрасно знали — взвинченных, обидчивых, отличающихся большой нелюбовью ко всякого рода работе. «Король ирландский» был совсем не такой. Он продолжал сидеть в коляске и требовал, чтобы его довезли до самого трапа. Вокруг собрались люди. Работа приостаносилась. Словно бледный монумент, восседал ирландский кочегар на выцветшем бархате своего трона-кресла. Не стесняясь в выражениях, он поносил инспектора и докеров, которые не освобождали ему дорогу. От столь ярого упрямства люди растерялись.
— Не дай бог, увидят это «дед» или чиф («Дед», чиф — механик и старший помощник капитана на торговых судах (жарг.).),—сказал я, — они ведь мигом наладят его с судна.
— Ну нет, этого парня им на четыре кости не поставить, — отозвался Жорж.
На шум выглянули из кают-компании офицеры и тоже стали наблюдать за представлением с палубы. Инспектор между тем закусил удила. Он закричал на ирландца и попытался даже вытащить, его из коляски. Однако тот по-прежнему глыбой восседал в своем кресле. Инспектор кликнул на помощь десятника-метиса.
— Сейчас ты увидишь потрясающий аттракцион, — сказал мне Хайни. — Король ирландский совершит перелет со своего трона прямиком в воду. Взгляни на ручищи этого метиса. Он же сделает из парня отбивную!
Однако к тяжелой руке, опустившейся на его плечо, ирландец отнесся не с большим трепетом, чем к обыкновенной докучливой мухе. Он небрежно смахнул ее в сторону и тут же с молниеносной быстротой (мы едва успели уловить это движение) выдвинул вперед нечто бледное, вроде шатуна паровой машины. «Шатун» ухватил жирного инспектора за запястье и раскрутил в воздухе. Тянул же тот, ей-ей, не меньше чем на два центнера. Неистовый ирландец без всяких видимых усилий вертел орущего благим матом толстяка над головой — совсем как ковбой, собирающийся метнуть лассо. И вдруг, прочертив в воздухе четкую траекторию, пухлое тело перемахнуло через наши швартовы и метрах в пяти от пирса шлепнулось в воду.
У Хайни выпала изо рта сигарета. Не проронив ни слова, глазели мы на происходящее. Нет, там, внизу, сидел не человек. Это была хорошо смазанная машина! Стоило «машине» сделать несколько шагов к воде, как зрители тотчас попрятались за вагонами и грудами ящиков.
Ирландец вытащил из кармана окурок и, чиркнув спичкой, с удовольствием затянулся. Затем размеренным шагом подошел к ящикам, заслонявшим ему дорогу к трапу. Не обращая ни малейшего внимания на безбилетных зрителей, он нагнулся и с легкостью опрокинул весь штабель в воду, словно тяжелые ящики были не более чем картонками из-под обуви. Полный достоинства, вернулся он к коляске, уселся на «трон» и снова отдал приказ рикше подъехать к самому трапу. Здесь он вышел, заплатил (мы поняли это по довольной мине банту) королевские чаевые и гордо прошествовал на наше судно.
Мы стремглав кинулись на левый борт. Ящики колыхались в воде. Мокрого насквозь инспектора выудили грузчики. Полицию звать он не стал. Позора и без того было достаточно. Срывая злость, он гонял своих людей, требуя поскорее извлечь ящики из воды. Сойдет ли это «королю» с рук? Едва ли: ведь офицеры видели все с палубы.
Ирландец поднялся по трапу на бак и спросил меня:
— Как называется коробка?
Словно считая, что и так сказал слишком много, он остановился и выжидательно полуобернулся к нам, впрочем, не удостаивая никого взглядом. Вопрос был задан тоном, не терпящим отсрочки.
