Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1977 год
Вот почему уезжали русские летчики во Францию овладевать новой фигурой. Не случайно газеты сообщали как о сенсации, что «...Раевский начал 7 апреля упражнение в мертвых петлях, совершив последовательно 11 мертвых петель (школа Блерио)», или о Габер-Влынском: «Приехав в Париж с намерением либо сделать мертвую петлю, либо умереть, он поступил в школу... Но французы, не веря в способности русского летчика, все оттягивали его обучение...
Число русских авиаторов, летавших вниз головой, доходит теперь до пяти (выделено мной. — Ю. Г.).»
И среди этих первых храбрецов, летавших вниз головой, был и Харитон Славороссов. Что же расскажет о нем сын, какие документы сохранились в семье?..
И вот мы сидим рядом. Коренастый, широкоплечий, с крупными чертами лица, похожий на отца, Алексей Харитонович разложил папку с документами.
— Вы правильно предположили, что отец родился не Славороссовым. Его настоящая фамилия — Семененко, но еще юношей, начав успешно выступать на Одесском велотреке, он взял себе этот псевдоним... Россию прославить хотел. А ему так трудно было, что называется, в люди выбираться. Крестьянский сын, родился в селе Домошлине Черниговской губернии 11 октября 1886 года. У меня сохранилась его автобиография...
«Будучи бедным малоземельным крестьянином, отец мой в голодный, кажется, 1892 или 1893 год уехал в Одессу на заработки. Будучи неграмотным, он перепробовал несколько профессий и наконец утвердился дворником. Всех детей у нас было восемь человек, но четверо умерли в раннем детстве...»
Так начался жизненный путь этого человека.
Вначале Харитон учился в «народной школе», затем в школе ремесленных учеников, окончив которую получил звание подмастерья. Как и любой одесский мальчишка, он, конечно, мечтает о море. Но Одесское мореходное училище оказалось для Харитона недоступным, и он поступает в школу корабельных машинистов-механиков Русского общества пароходства и торговли. Кончает ее и начинает плавать по Черному морю. Морская карьера оказалась недолгой. «Возразив на какое-то грубое замечание второго механика, — читаю строки автобиографии, — был уволен. Не находя долго службы, я поступил в велосипедную мастерскую. Здесь я научился делать велосипеды и увлекся велосипедным спортом, которым занимался с 1904 по 1910 год».
В то время «вся Одесса» была заражена велосипедным спортом, а каждый мальчишка мечтал быть не только моряком, но и Уточкиным — легендарным, великим Уточкиным. Велосипедистом, автомобилистом, авиатором. Так Харитон стал велогонщиком, подружился с Уточкиным. И не хотел отставать от него и в авиации. (Вообще любопытно — первым русским летчиком стал именно профессиональный велогонщик Михаил Ефимов, тоже, кстати, одессит.)
Но денег на обучение не было. И Славороссов — со своим гоночным псевдонимом Харитон уже не расставался — поступает механиком к известному летчику Сегно, которого пригласили работать в Варшаву. Шел 1910 год. Сегно работал на авиационном заводе «Авиата», при котором была открыта летная школа.
...Первый вылет Славороссова — и... первое крушение. При посадке. Взбешенный Сегно отстраняет будущего аса от полетов с убийственным заключением: «Из Славороссова никогда летчика не будет за отсутствием данных».
И тогда Славороссов в свободное время собирает самолет из нескольких разбитых, списанных и тайком, до начала работ, «облетывает» его. И в один прекрасный день...
Происходили, как тогда говорили, «публичные полеты» летчиков школы Сегно. Механик Славороссов, выпустив всех на старт, упросил Сегно разрешить и ему сделать полет, пробный, недолгий. И... разразился скандал. Набрав высоту, Славороссов стал парить над Варшавой, описал несколько кругов над городом и превосходно приземлился. А на земле Славороссова встретили чуть ли не с полицией. Дело в том, что такого полета Славороссов не имел права делать — у него не было звания летчика, которое давалось только после специального экзамена. Но полет, приведший в восторг и специалистов, и тысячи горожан, отмеченный тут же прессой, уже ничто зачеркнуть не могло. Вскоре пришло официальное признание. 14 августа 1911 года Харитон Никанорович сдает экзамен и получает пилотский диплом за номером сорок один.
Отныне путь в авиации X. Славороссова — как вехи — отмечают газетные сообщения того времени. И потому я «предоставлю слово» сообщениям отечественной и зарубежной прессы, воспоминаниям современников, самой автобиографии летчика.
«На Мокотовском аэродроме осталось двое: Славороссов и я. Славороссов собирался на заграничные авиационные состязания и поэтому летал-тренировался как дьявол, забираясь под облака.
Много летал над Варшавой и я, разглядывая с высоты убегающую ленту Вислы — и карточные домики.
Весной на прощанье мы устроили «открытие весеннего авиационного сезона», собрав массу зрителей.
На другой день телеграммы газет России извещали о «замечательных по красоте и смелости» наших полетах.
Да, это были действительно исключительного мастерства полеты Славороссова, ну а я слегка тянулся за учителем, как мальчик за папой» (В. Каменский. Путь энтузиаста).
«...На «Блерио» пролетел под мостом через Вислу, первый в мире трюк подобного рода, за что заплатил приличный штраф» (X. Славороссов. Автобиография)...
«Лето и осень 1912 года я проехал по разным городам и курортам, устраивая публичные полеты... Я побывал в Карлсбаде, Мариенбаде, Праге, Фиуме, Меране, Боцене, Брикселе и других местах.
Поздней осенью я получил приглашение От фирмы «Капрони» в Милане поступить к ним на службу. Фирма хирела, и я должен был сделать ей рекламу. Капрони знал меня по состязаниям в Вене, где он выступал довольно неудачно со своей машиной и своим пилотом Бурготи.
Рекламу конструктору Капрони я сделал, установив на его машине несколько рекордов и выиграв перелет Милан — Рим, прилетев туда первым» (X. Славороссов. Автобиография).
«Каной-то злой рок преследует всех русских летчиков. Телеграммы известили, что 6 апреля... при спуске известного русского авиатора X. Славороссова произошел взрыв бака с бензином. Робер Галло, летевший в качестве пассажира, получил при падении настолько тяжелые повреждения, что не мог выбраться из горящих обломков аэроплана и, когда подоспела помощь, представлял собой обуглившийся труп... Славороссов был отброшен к хвосту аппарата. В бессознательном состоянии, почти умирающий, он был перенесен в военный госпиталь.» Из последних известий выяснилось, что Славороссов при падении получил перелом левой ноги и пяти ребер, правая нога вся обгорела, кожа с лица сорвана, и констатировано общее тяжелое сотрясение мозга и всего организма. 36 часов летчик находился в бессознательном состоянии. Пользующие Славороссова врачи все же не теряют надежды вернуть его к жизни» («Новое время», 8 апреля 1913 г.)
«Я потерпел страшную катастрофу, загоревшись в воздухе. Пассажир мой сгорел, я же, изуродованный, выжил, пролежав в одном из госпиталей Турина шесть месяцев» (X. Славороссов. Автобиография).
Прервем на время цитирование источников... Катастрофа была действительно страшной. Перевернувшийся горящий самолет накрыл Славороссова и придавил ему могу. И он, как сам пишет, «сломал часть своей уже обгоревшей ступни» и отполз в сторону...
И вот вышел из госпиталя инвалид, твердо решивший — буду летать! Славороссов уезжает из Италии, и его имя опять появилось среди участников авиационных соревнований. Перед самым началом первой мировой войны газеты вновь сообщили о гибели Славороссова на Венском авиационном митинге, который проходил на аэродроме Аспери. Газетчики поторопились вновь — Славороссов остался жив!
«...Я устроился гастролирующим пилотом в фирме «Кодрон и Моран», летая от случая к случаю на Тех и других самолетах, постепенно завоевывая себе положение. Но вдруг разразилась война. Все французские летчики записались добровольцами в армию, то же сделал и я. Меня назначили в 1-й Авиационный полк в Дижон, а после перевели в школу в Бурже, где я сдал экзамен на военного летчика.
В Бурже я встретил знакомого мне еще по Парижу русского летчика Акашева...» (X. Славороссов. Автобиография).
...Это был тот самый Константин Акашев, которого в России не взяли в авиацию по причине политической неблагонадежности. Он и в самом деле был революционером, бежал за границу из туруханской ссылки. Вернувшись на родину, Акашев работал на заводе Лебедева, активио участвовал в Октябрьской революции, а затем был одним из организаторов советской военной авиации, начальником Главвоздухофлота. (Там же, в Бурже, познакомился Славороссов еще с одним русским летчиком-добровольцем, Эдуардом Томсоном, питомцем Московской школы пилотов, бежавшим из Германии, где был интернирован в начале войны. А вообще Славороссову везло на встречи. Его механиком, начиная с первых дней службы во французской авиации, был русский шофер Константин Айсбург. Кто он, как попал во Францию, пока еще установить не удалось. Имя этого человека я узнал только теперь, читая автобиографию Славороссова.)
