Герой не её романа - Агата Соболева
Стало легче. Как будто на обиду нанесенную Владом наклеили пластырь. Пусть рану не залечит, но все же.
Забрав вещи, он помог ей раздеться. Тут же материализовался кот.
Ну что ж. Я тебя опасаюсь, но ты лучше перфоратора. Надеюсь…
— Сейчас тебя устрою с комфортом и ты сможешь поработать. Как понимаю, тебе нужны тишина и одиночество?
Виктор выделил отдельную комнату. Она ее не видела, когда была у него в прошлый раз.
Небольшая и милая. Вдоль одной стены большой шкаф с раздвижными створками с рисунком в виде ветвей цветущей сакуры. Небольшой диванчик, больше похожий на широкое кресло, закинутый плюшевым тоненьким пледом под тон цветов в декоре шкафа. Пара подушек обшитых пайетками. Кресло-мешок у окна, видно, что он часто используемое и потому с потертостями на чехле, но наполнитель не продавлен. Тяжелые плотные шторы и тюль с орнаментом. На подоконнике цветочный горшок и стопка книг. Все было каким-то…женским. Но никаких милых побрякушек, фотографий или картин, никакой косметики, даже крема для рук на маленьком кофейном столике.
Что-то коснулось ноги и она чуть не вздрогнула. Это Геральд деловито прошествовал мимо и залез на кресло, вальяжно лизнув пару раз лапу, будто испачкался пройдя мимо нее.
— Сейчас кофе принесу. Ты завтракала?
— Н-нет, кофе достаточно, спасибо.
Пить кофе когда у тебя итак аритмия такая себе идея, но только этот напиток мог сейчас хоть немного привести в порядок растрепанные нервы, заставить взять себя в руки.
Вскоре она была устроена на диванчике с чашкой ароматного турецкого кофе, вазочкой с финиками и ноутбуком под охраной цепного кота, который отказался уходить, как Виктор не пытался его утащить.
— Ну что ж, Геральд не из Генуи. Только меня не сожри.
Пробормотала она косясь на кота поверх открытой крышки ноутбука.
В мыслях был хаос, в жизни тоже. Единственное, что было неизменным — работа. И в ней маячил шанс найти равновесие. И деньги. Чтобы жизнь несмотря на хаос продолжалась. Но вот никак не удавалось отрешится от всего и нырнуть в творчество. Сердце неровно колотилась, а горло сжимал спазм. Хотелось плакать. Нет. Рыдать! Но пускать слезы в чужой квартире. Тем более из-за другого мужчины, когда ты у мужчины, с которым у тебя что-то вроде отношений на старте…
Она чувствовала себя глупо. И от этого хотелось плакать еще сильнее. Еще этот кот…пялится и пялится.
Силой воли, повторяя как мантру: " Я профессионал", — она заставила себя написать первые несколько строк.
Потеряв бдительность, она не заметила, как произошла передислокация "серого кардинала" этого дома. И была поймана врасплох, когда наглая лохматая морда сунулась ей через руку, будто хотел проверить какую муть она там выдала.
Да уж. Кот, и правда, был неплохим лекарством от душевных мук, потому что он пугал ее до чертиков и все остальное меркло и отодвигалось на дальний план.
Анна замерла как кролик перед удавом, а кот, будто умеющий читать и осиливший то немногое, что было на экране, повернулся к ней.
— Не смотри так на меня. В этот раз я у тебя хозяина не забирала. Ты сам от него ушел меня пугать.
И вместо того, чтобы оставить ее в покое, он решительно занес лапу, чтобы забраться к ней на колени и усесться прямо на клавиатуру ноутбука.
— Нет-нет-нет-нет!
Она уже хотела закричать и позвать на помощь Виктора, как большая голова с меховым жабо и кисточках на ушах боднулась ей в подбородок и ластово потерлась о щеку.
Либо это был обманный маневр, либо суровый Геральд сменил гнев на милость.
Осторожно она отложила ноутбук рядом на диван и задела шерсть на загривке. Зверь не зашипел и не выпустил когти, а боднулся еще раз. Аня погладила его чуть смелее, за что была поощрена мурчанием. Мощные гортанные вибрации не были похожи на милый звук мурлычущего котика. Но это отозвалось приятными нотками в ее груди, и она увереннее стала водить ладонями по пушистой шерстке гиганта, устроившегося на ней, и вскоре осмелела настолько, что уже чесала его за ушами и шею, которую он с радостью вытягивал, подставляясь рукам, дарующим негу.
А не такой уж ты и страшный и суровый, Геральд.
И мир перестал вибрировать от хаоса, отчаянья и тревог, его заполнило только мурчание благодарного за ласку кота.
Пора любить котов
Заглянув в комнату, Виктор застал Аню с Геральдом в полной идиллии. Кот в блаженстве подставлял то одну, то другую часть тела дарующим ласку женским рукам. А Аня явно что-то читала, отрывая руку от кота, только чтобы что-то нажать на тачпаде, и снова бегала глазами по тексту.
Заметив, что за ними подглядывают, она улыбнулась.
— Этот бармалей не дает тебе поработать?
Бармалей игнорировал приход хозяина и дальше придавался кошачьему балдежу, громко мурча от удовольствия.
— Он решил, что раз не я покупаю ему корм, то мне и работать не надо.
Анна оторвала руки от мягкого пузика, чтобы перевязать волосы, и два янтарных глаза сразу распахнулись, а моторчик перестал шуметь. Суровая морда посмотрела с укором на нарушителя их гармонии.
— Но я как раз пока изучила вопрос по холодному оружию и сплавам для него. Информационная поддержка просто жизненно необходима следующей паре-тройке глав.
— У тебя там весь день ремонт идти будет?
Анна вспыхнула. Стало неловко.
Выпроваживает?
— С-слушай, не знаю. Я к маме могу поехать, чтобы не доставлять тебе неудобств.
Виктор округлил покрасневшие от монитора глаза:
— Я вообще-то надеялся, что ты со мной на ужин останешься. И хотел спросить, что бы ты хотела вкусненького съесть.
Стало еще более неловко.
Как бы странно это не звучало, но к счастью, Геральд решил куснуть за переставший его чесать палец.
— Ай!
— Что такое?
Виктор уже был рядом. И кот, понявший, что может отхватить, тут же дематериализовался.
— Куснул… Шерстяной предатель.
— Сильно?
Виктор протянул руку, чтобы посмотреть палец, который Аня старательно обсасывала.
— Нет, просто около ногтя. Там кожа тонкая, больно.
Взглянув на след от варварского когтя, хозяин позвал кота голосом, несущим угрозу и обещание расправы.
— Ге-ральд…
Ответом на зов стал какой-то глухой удар из глубины квартиры.
— Сныкался.
Зеленые глаза смотрели снизу вверх с сочувствием и даже виной.
— Теперь ты просто обязана остаться на ужин. Я мог бы запечь кота во искупление его грехов, но, боюсь, он
