Пляска одержимости - Елизавета Коробочка
— Хочешь, чтобы я извинился?
Когда их взгляды пересеклись, лицо Сен перекосило от ярости. Однако, Сутоку оставался спокоен.
— Я могу. Хоть сотню земных поклонов. Но мы с тобой знаем, это не принесет облегчения. Но если ты хотя бы немного почувствуешь себя лучше… После смерти я все равно отправлюсь в самый горячий ад из всех возможных. Индульгенцию мне тут никто не выпишет.
— Какая глупость, — скривилась она, вскидывая руку с пистолетом. — Настоящий Тайтэн бы такого никогда не произнес.
— Настоящий Тайтэн уже не вернется.
— Не вернется…
Они вдвоем замолчали, не смотря друг на друга.
Рука у сестрицы Сен дрожала.
Все это время Окамура молчал, не смотря на них; куда-то в сторону, и сигарета в его руках начинала пеплить. В последний раз бросив взгляд на Сутоку, стоявшего с низко опущенной головой и холодным равнодушным лицом, Широ отвернулась и присела у стены, обхватив руками колени. Прошлого не исправить. Сестрица Сен никогда не вернет себе то, что у нее забрали. Сутоку никогда не сможет искренне расквитаться за грехи Тайтэна, потому что он им давно уже не был.
Все это ушло… как вода сквозь пальцы.
Она сжалась сильнее, когда до нее донесся голос Сен:
— Я так надеялась, что увижу твою мерзкую рожу и буду счастлива, когда тебя убью. Так надеялась… Но чувствую только разочарование…
Молчание в ответ.
— Не надо было сюда приходить. Сплошное расстройство. Еще больше убедилась, какая я слабачка.
— Слабак бы сюда не пришел.
— Что?!
Голос Сен неожиданно Сел, и, вопреки ее панике, совершенно равнодушно Сутоку заметил:
— Они бегут от проблем. Прячут голову, когда видят опасность. То, что ты здесь… Не побоялась прийти и высказать это все… В каком-то смысле это требует невероятной храбрости.
— Заткнись! Что ты… Что ты понимаешь?! Закрой свой рот!
Судя по звуку, теперь она точно целилась Сутоку в голову. Услышала звук затвора.
Вот и все, подумалось Широ. Уж ничего не повернуть вспять. Она больше не придет к нему в мастерскую, не выпьет дешевого кофе и не поговорит о всякой всячине, о которой странно было болтать с Еши-саном. В этом плане с Сутоку было так легко: он просто слушал ее бред и иногда поддерживал разговор, но ему явно нравилась ее компания. Как отголоски его любви к Цубаки, только без больного обожания с заточением в золотую клетку на трон мертвой супруги. Если бы только Ямато не убил Хорин Аи… Может, Тайтэн был бы нормальным.
Может, он молил богов о прощении за убитых братьев и сестер…
Кривая улыбка коснулась ее губ. Глупость.
Он всегда был злодеем. Она просто купилась на хорошее отношение.
Прости, Сутоку. Прости.
— Перед мертвыми извиняться смысла уже нет.
Может, он ответил на вопрос Сен-тян… но казалось — ей.
Так было логично, это было правильно — твердило ей чувство разумного, и Широ не могла возразить. Но так не хотелось соглашаться. Так не хотелось… Мог ли он измениться по-настоящему? Раз сейчас признавал, что все, что сделал в прошлом, было ошибкой. Раз понимал, что Хорин Тайтэн действительно заслуживал смерти. Заслуживал ли ее сам Сутоку?..
Может, стоило действительно остановить сестрицу?
— Не оттягивай момент. Так будет сложнее.
Наверное, сейчас он закрыл глаза, смиряясь окончательно.
Но стоило Широ подумать об этом, захотеть броситься туда, как воздух огласил раскат выстрела. Вздрогнув, она лишь сильнее зажмурилась, и постаралась не вслушиваться в эхо и далекие всхлипы сестры с монотонным бормотанием Окамуры, кажется, ее успокаивавшим.
Выстрел произошел.
Человек — умер.
Музыка достигала даже самых высоких этажей.
Внизу начались пляски. Самые разные люди, позабыв о собственных статусах и различиях, предались ритму, и в огнях их тени, словно одержимые, искажались, гарцуя друг с другом.
Яркие цвета тенями мелькали на стенах, оставляя за собой разноцветные пятна, ежесекундно сменяющие друг на друга. Но даже в этой атмосфере безумного яркого праздника кто-то все же умудрился найти свой покой. В темной комнате на самом верху, где сейчас не было ни души, на постели лежала черная коробочка, на боку у которой стальным цветом значилось одно простое:
«Химико».
И, видимая лишь числам и нулям, вокруг нее клубком свернулась неясная фигура. Игнорируя свет и музыку, она свернулась калачиком и мирно дышала, видя сны об электроовцах и далеких временах, когда сама она не была набором данных, а вполне себе настоящим человеком. Но где сейчас проходила граница между кодом и душой?
Кто мог узнать?
Там, в комнате, спала Цубаки.
Глава 36. Последнее «урра!»
Сидя на парапете, Ямато повторно пробегался взглядом по сообщению, что вывел на оптику.
Он не планировал приходить сюда, но последовавший звонок звучал жутко убедительно — его настоятельно попросили приехать сюда для некоего очень важного разговора. До этого Ямато был на похоронах лишь однажды, в пору далекой юности, и не мог сказать, что те его особо тронули. Шиноби редко хоронили; предпочитали в основном просто помянуть за кружечкой высокоградусного, может, сделать памятную табличку в колумбарии. Атмосфера на подобных мероприятиях ему не нравилась, даже когда он, как вспомнилось, работал на своего предыдущего нанимателя, что и посоветовала его Окамуре — матушку Йоми. Лишь богачи проводили пышные церемонии; иронично, что потом их точно так же сжигали и помещали в узкие урны, разве то немного красивей.
Отсутствие земли не делало скидку никому. Владей ты всем миром… Или же ничем.
Но, учитывая, кто именно отослал ему приглашение, особого выбора у него и не было. Таким людям отказывать было не принято; да и не то, что этот человек был настолько плох, чтобы плюнуть в лицо приглашавшим и отказаться. Все же, Ямато питал к нему некоторое уважение.
Вздохнул. Поднялся.
Он еще раз одернул одолженный пиджак, пытаясь придать себе минимально приличный вид, и затем ступил внутрь двора, в небольшой особняк в Мэгуро, где проводилось прощание с человеком, сыгравшим весьма весомую роль в жизни подпольного мира Эдо за эти несколько десятков лет. Одного из тех, кто стоял в тени Бандзуйина Тебея, когда он строил якудза заново. Многие съехались. Оно и понятно. Когда уходят такие люди… стоило проявить уважение.
Сегодня проходило прощание с Одой Кенджиро.
Целая очередь стояла к небольшому алтарю с фотографией старика с черной косой лентой; многие люди выглядели пугающе, угрожающе, но Ямато не был удивлен, ничуть — в конце концов, он был важной шишкой в якудза, само собой разумелось, что к нему приехали люди соответствующие. Стоять с остальными, честно говоря,
