На руинах Империи - Татьяна Николаевна Зубачева
– Зачем ты мне это рассказываешь? – Гичи Вапе смотрел на него тяжёлым немигающим взглядом.
– Я чувствую, Гичи, у этого парня ниточка. Он как-то связан с лагерем. Мне уже рассказали, как он вас обложил.
– Болтуны, – пробормотал Гичи Вапе.
– Гичи, это лагерная ругань.
– Ты это откуда знаешь? И про свист тоже.
– Знаю. Свист этот… довелось как-то слышать. И мне тогда и объяснили, что это такое. Всего я рассказать, сам понимаешь, не могу, но кое-какая информация к нам и раньше доходила. Мы особо не копали, пока это не коснулось наших… да и информация была… скажем так, слишком фрагментарна и из мало надёжных источников. А перед капитуляцией в общем бардаке попали к нам… те, кто кое-что знали и очень хотели жить.
Золотарёв зло усмехнулся. Гичи Вапе молча ждал.
– Ну и пошло. Теперь примерно знали, что искать и где искать. Вот и нашли. И находим. Процесс только-только пошёл. А этот парень… Он знает русский, во всяком случае, понимает. Эта ругань. Свист. В лагере были русские охранники. Самая отъявленная сволочь. Должен же он понимать, кто рядом с ним. Он считает себя свободным, но его используют. Цинично, грубо… Я не знаю, как убедить тебя, Гичи. Может, – Золотарёв усмехнулся, – может, расовая солидарность в том, чтобы не дать пропасть парню. Он погибнет, а ведь он индеец. Хоть и другого племени.
– Не пытайся обидеть меня, Коля. Не получится. Племенная рознь – серьёзное дело, очень серьёзное. Но дело не в этом. Допустим, ты прав. Но он пойдёт на смерть и ничего не скажет тебе. И любому другому белому. И небелому, – Гичи Вапе улыбнулся, – тоже. Свои тайны он хранит сам.
– Ну, хочешь, я клятву дам, что не использую твою информацию против него.
– А против кого другого она и не сработает. Подручного Бредли там не было.
– Он был один?
Гичи Вапе рассмеялся.
– Не выйдет, Коля. Прижимай Бредли, других таких же. Но парня не трогай. Оставь его в покое. Когда он поймёт, поверит… тогда он придёт сам, – и закончил на языке шеванезов. – Хау. Я сказал.
Золотарёв комическим жестом безнадёжности развёл руки. Гичи Вапе рассмеялся.
– Когда индеец не хочет говорить, то он не говорит.
– Точно, Коля. Иди к нашим. Отдохнуть хочу.
– Поправляйся.
– Спасибо.
Когда за Золотарёвым закрылась дверь, Гичи Вапе достал книгу, но глаза бездумно скользили по строчкам. Какой же парень! Цены такому парню нет. И этот мальчишка. Белый ведь, а подчиняется ему. Нет, он не прикрытие. Он сам кого-то прикрывает. И не кого-то, а этого мальчишку. И ту, из Джексонвилла. Как её звали? Да, Джен. Русская с английским именем. Ещё тогда обратил внимание. Вот его русский откуда. Если Коля прав, то мальчишка – сын такого охранника, вырос при лагере. Вот и все объяснения. И никто ничем его не держит. Он сам себя держит. Жаль, что так вышло. Что такое резервация уже ясно, питомник представляю хуже. Племени своего он, скорее всего, не знает. Язык тоже. В резервации так и говорили. И здесь, и раньше. Питомниковые ничего не знают. Раб с рождения. Гичи Вапе усмехнулся. Но не духом. Он более свободен, чем многие в резервациях. Но силён парень… как бык. И ловок. Пусть ему повезёт. Гордый он. Таких здесь ломают с особенным удовольствием. Эркин. Значения он сам не знает. Это ясно. Неужели последний из всего племени. Когда название племени, да что там, любое случайно сохранившееся слово становится именем. Но ничего не зная, не понимая, презирая, как он их назвал, «игры с перьями»… Да, он следит за собой. Не хочет даже в одежде, даже в длине волос походить на индейца. Подстрижен, никаких самодельных украшений… Гичи Вапе сразу вспомнил, как в одной из резерваций почти все мужчины носили самодельные ожерелья из каких-то палочек, и в доказательство своей принадлежности к племени ему пришлось расстегнуть мундир и показать висящий на шнурке тотем рода, а потом и фотографию, где он с отцом и братьями при полном параде. И объяснять значение каждого пера, каждого клыка в ожерелье. А для этого парня тоска по племени, по своему национальному – игры с перьями. Обидно, конечно, но где-то он и прав. Здесь таких называют интегрированными, а у нас «асфальтовыми». Ни национальной памяти, ни культуры, ни языка. Но именем он себе всё-таки взял не английское имя, не какое-то из этих прозвищ, которыми награждали рабов… Эркин. Пусть тебе повезёт, парень.
Гичи Вапе тряхнул головой и решительно перелистал с десяток страниц назад. Надо восстанавливаться в институте, а в голове ничего не осталось. Даже на первом курсе с желторотиками рядом не потянет. Неохота позориться.
Фредди остановил коня и недоумённо огляделся. Лагеря не было. Сорвались? Значит всё-таки… всё-таки…
Сзади подъехал Джонатан.
– Сорвались, – бросил, не оборачиваясь, Фредди.
– Просто откочевали? – голос Джонатана лениво спокоен, как всегда в минуты опасности.
– Сейчас…
Фредди спешился и побежал к роднику. Если то, что ему показалось… Не показалось! Вот оно.
– Что нашёл, Фредди?
Фредди так же бегом вернулся, вскочил в седло и показал Джонатану находку. Кусок мыла, завёрнутый в лист лопуха.
– Драпали на скорости, если Эркин мыло забыл.
Джонатан кивнул.
– Ищи их, а я в резервацию. Поспрашиваю.
Фредди кивнул и послал Майора в карьер. Если парни бежали, то только от границы в глубь имения. И должны были гнать стадо не на виду, лощинами.
Первые следы ему попались за рекой. Потом он нашёл место, где ночевали бычки. Но следов лагеря не было, похоже, парни даже костра наскоро не разложили. Теперь он ехал медленно, то и дело поднимаясь на холмы и прислушиваясь. Однако рванули парни. И довольно умело. Конечно, скрыть следы такого стада невозможно. Но они старались. И неплохо старались. Фредди не хотел опережать события, но невольно всё время прокручивал варианты…
Порывом ветра до него донесло далёкое мычание. И он поскакал на звук.
Долина среди холмов, запертая рекой и лесом на холмах. Чёрно-белые пятна бычков и
