Тень желания - Айли Карвен
Тёмные зрачки недвижимо смотрят на меня. Ошиблась, видимо, уже не в состоянии. Петля галстука стягивает его шею, а он хмурится, словно ярлык на горловине колется. Тянется ко мне губами, пальцами на спине узоры рисует, спускаются к бедру до коленки, потом скользят по внутренней стороне, останавливаясь у линии трусов.
— Вот тут не…
Не успеваю договорить, как его губы накрывают мои поцелуем. Дэвид не торопится, разминает мою кожу точно пластилин, заставляя ёрзать, пытаться укрыться. Такая откровенность будоражит. Галстук ему точно нитка для слона, как не тяну, всё без толку.
Отстраняется, даёт отдышаться, опускаясь губами к шее. Закусывает ключицу, моя спина мигом выгибается, Дэвид облизывает укус и продолжает. Слова вертятся на моём языке, готовые сорваться, но проглатываются, только стон доносится. А Дэвид упирается носом в висок, проводит кончиком языка по мочке уха. Чувствую, как его пальцы оттягивают трусики в сторону, погружаются во влажные складки.
— Нет, хватит.
— Тшшш, расслабься. — Голос ровный, уверенный, не оставляющий мне шанса.
Сделает что захочет, знала ведь, и сама на это согласилась. Мои запястья он взял в замок, закинул за голову. Накатывающие ощущения от его пальцев становились острее, подушечками он массировал клитор, останавливаясь, когда я вся сжималась в ожидании разрядки, и продолжал только когда, находил в моём взгляде трезвость. До грани доводит и бросает.
— Девочки моей нравится? — Знает ведь, но всё равно спрашивает. — Сопротивляться перестала.
И правда, запястья он уже выпустил, ногти мои в его спину вонзаются, да рубашка мешает. Со спутанным сознанием начинаю расстёгивать пуговицы, обнажая крепкое тело. Скидываю с его плеч рубашку, тянусь к пряжке ремня. Дикое, животное желание наполняет меня, а он смотрит, точно специально до этого доводил. У самого тело сотрясается от желания, да сдерживается.
Нетерпимо расстёгиваю ремень, дёргаю пуговицу, тяну молнию вниз, стягиваю штаны вместе с нижним бельём. Замираю. Никогда в живую не видела, да ещё с такого расстояния близкого. Нет, такая арматура наверняка не поместится, а если пробовать, то разрыв обеспечен.
Дэвид упирается своим лбом в мою макушку, чуть бодает, подбадривает вот таким замысловатым образом. Касаюсь пальцами головки, нежная, бархатная, сравнить даже не с чем. Дэвид рычит, вижу, кулак сжал, что костяшки побелели. Член его больше кровью наливается, вены вздуваются. Дэвид накрывает мою ладонь своей, показывая как надо двигаться и убирает. Поначалу медленно начинаю, потом ускоряюсь.
Дышу сдавлено, когда все тело сжимается и резко расслабляется, эйфория волной проходит, что уши закладывает. Первые несколько секунд в непонимании нахожусь, словно вспоминаю, кто я и где нахожусь. Дэвид рычит, звук такой сладкий издаёт, что до кончиков пальцев пробирает, на живот изливается.
Права была я, один раз костюм надену. Жаль, Катька на него столько времени потратила.
Глава 17
ДЭВИД
Мускулистый вороной конь, по имени Туман покорно принимает мои поглаживания. Богатая смоляная грива заплетена в аккуратные косички, свисающие на левый бок. Варищев за моей спиной не дышит, только довольное фырчанье Тени и треск зубов о трензель заполняет повисшую тишину. Сдерживаю ухмылку, ставлю носок в стремя, подтягиваюсь и усаживаюсь в седло, распределяя поводья в ладонях.
— Что же вы, Павел Игоревич, — Варищев вздрагивает от звука моего голоса, и осматривает своего спутника на ближайший час. — Голиаф заждался.
Бурый красавец Голиаф заходил на месте, заставляя Варищева крутиться, словно выставочная куколка на подставке. Конь повёл носом, вобрал в ноздри свежего морозного воздуха, и непослушно повёл головой в сторону избитой дороги. Варищев натянул поводья, заставляя коня остановиться, но тот снова заходил кругом.
Павел Игоревич раздражённо щёлкнул зубами, неуклюже поднял ногу, пытаясь вставить носок в стремя, при этом прыгая за конём на одной ноге. Так-то лучше, а то его заносчивую рожу становилось всё сложнее терпеть.
Впрочем, его понять можно было. Лена стабильно снабжала его информацией, что заметно сказывалось на положении, в котором он находился. Главное для него было выслужиться, так в любой стране, куда не ткни. Что примечательно, хвостов становилось меньше. Варищеву не хватало только одного маленького такого слова, которым можно было все шифры вскрыть. А может и не одного. В этом стремлении он буквально насиловал всю мою выдержку, глупыми вопросами, как бы невзначай, и такими же историями. Лене я передавал одно, и это совсем не сходилось с тем, что преподносилось Павлу Игоревичу лично.
Идут по ложному следу профессора Брагина, у которого ни теории, ни практики, только фантазии на листах, которые они пока за чистую монету принимают.
— Сейчас помогу, — скрипучий голос конюха донёсся быстрее, чем он сам показался наружу.
— Не унижайте моего товарища, — остановил мужчину, при этом лицо Варищева совсем несчастным сделалось, сам он пыхтит, пытается запрыгнуть, да вид делает, что вспоминает сноровку. — Он мне только вчера о своём мастерстве рассказывал. Что вы, в самом деле, оставьте монтуар. Павел Игоревич, возьмитесь уже за рожок.
Конюх только воздухом грудь успел заполнить, чтобы как можно твёрже убедить Варищева в обратном. Ему было понятно как день, Павел Игоревич, не всадник, скорее уж конь на него запрыгнет, чем наоборот.
Меж тем, сам Варищев человек гордый, от этого ненависть в сторону меня возрастала. Всегда я его великое чувство собственной важность ущемить пытался, чтобы не делал. Вот и сейчас, щёки его вздулись, губы вспенились, схватился он за рожок, а конь свободу почувствовал, сиганул вперёд.
— Ёб… твою… су… Эртон… — доносилось до моих ушей.
Толкнул пятками Туман, он встал на дыбы, и понёсся вперёд словно торпеда, только воздух засвистел. Иглы холода щипнули лёгкие, пока не привыклось новое ощущение. На опушке, между двух склоняющихся друг к другу берёз, я нагнал Голиафа с висящем на нём Варищевым. Подвожу Туман к Голиафу, нагибаюсь, чтобы точно щенка схватить Павла Игоревича за ворот и подтянуть к седлу.
Варищев пораженно изгибает спину, и смотрит на меня сбоку, точно обороняться собирается. Голиаф подстраивается под ход Туман, и они равняются.
— Вот вы издеваетесь, — начал Павел Игоревич что-то новое для себя, смелое, — а я ведь вас полностью вижу, все слабые стороны просвечиваю.
Наконец, что-то толковое сказал, то, что ему действительно хочется. Вопросительно изгибаю бровь, а Варищев спину выравнивает, лоб в три складки надменно съезжается. Неумело руки его за седло цепляются, выпуская поводья, ноги двумя безвольными тряпками по бокам свисают.
— Вы бы ног… — не успеваю договорить, как Павел Игоревич от обиды губу нижнюю поджимает, трясётся, и всё-таки продолжает, перебивая меня:
— И Елена только малая часть моих знаний.
Ухмыляется мразота, а меня злость
