Дело о запертых кошмарах - Ольга Васильченко
— Лан, ну давай мы тебя замаскируем, — заныла подруга, — личину наденешь. У тебя же в школе этот фокус хорошо получался. Помнишь, как ты за меня историю высших искусств сдавала?
— Помню, как полгода из-за этого сидела без стипендии, — скептически хмыкнула я.
На самом деле навести личину несложно, да только преподаватели Школы Высших искусств на таких двойниках дракона съели и раскусывают мошенников мгновенно. Если, конечно, вы не живописец... Обладая зачатками магического дара и знаниями о живописном мастерстве, можно и не такие фокусы устраивать. Достаточно нанести на тело определенный рисунок. Вот узор, отвечающий за личину, например, наносится на ладони... которые во время второго захода на экзамене у меня вспотели и рисунок поплыл. Личина, само собой, тоже.
— Да ладно тебе, — отмахнулась Делька. — В этот раз все будет нормально. Ты, главное, чернила водостойкие возьми. А ещё Скворцонни хочет посмотреть твои последние работы, я ей сказала, что они просто чудесны...
У меня внутри похолодело. Без той, что спёр бесстыжий Вильк, иллюстрации потеряют свою изюминку. Показывать остальные без него просто бессмысленно.
— Дель, ты же их в глаза не видела, — я с упреком посмотрела на подругу, понимая, что в роли «сводника» выступила не какая-то эфемерная соседка, а лично Делька.
— Да что я не знаю, как ты рисуешь! — легкомысленно фыркнула Адель. — Лана, тебя ждёт отличный контракт, ты сможешь оставить работу у Врочека и открыть свое дело!
Я наградила её тяжелым хмурым взглядом, Делька отлично знала про мою мечту о собственной мастерской. Но голубые глаза подруги светились такой щенячьей надеждой, что я не выдержала.
— Хорошо, уговорила. Будет твоей писательнице Аллариэль Златокудрая.
Адель просияла. Кто бы сомневался! Мне всегда было интересно, как ей удается подбивать меня на сомнительные авантюры и при этом выходить сухой из воды? Потому что в неприятности вляпывалась неизменно я, причем, по своей собственной вине. За сим, дорогая подруга откланялась, сославшись на срочный визит к портному.
Погрузившись в невесёлые мысли, я не услышала, как звякнул дверной колокольчик, и едва не пропустила посетителя. Из раздумий меня вывело озадаченное кряканье, и я недоуменно уставилась на вошедшего. Кого-кого, а таких книголюбов у нас отродясь не бывало. Чего стоили только здоровые, словно лопаты, ладони, в кои, собственно, я и уперлась взглядом. Эти лапы покоились на объемном пузе, перепоясанном красным кушаком. Темно-зеленая свитка с трудом сходилась на мужике, грозя растерять костяные пуговицы по закоулкам лавки. Замараные дёгтем сапожищи разили на весь зал. Маленькие поросячьи глазки терялись на фоне толстых щек и здорового мясистого носа, характерного помидорного цвета.
— А ну-тка, паненка, — пророкотал он, заставляя стеллажи задрожать, — неужто у вас тут цельная книжная лавка?
— Да, почтенный пан, — как можно вежливей ответила я, но следующий вопрос все же выбил меня из равновесия.
— Что, и книжку можно купить?
— Если у почтенного пана хватит левков[2], то можно и купить, — хмыкнула я.
— А если не хватит? — спесь слегка слетела с мужика.
— А если не хватит, то можно просто поглядеть! — отрубила я, видя, как он нетерпеливо потирает не шибко чистые руки, и припечатала: — А то если обложки попачкать ещё дороже выйдет... Так чего почтеннейший желает?
Мужик заволновался и, спрятал грязные руки, заложив большие пальцы за кушак. Пузо ещё сильнее выперлось вперед, но совсем оконфузиться он не успел. Колокольчик звякнул вновь, и в лавку протиснулся ещё один посетитель.
— Почтовый из Канатецки, — представился он, сдвигая на затылок кучерскую шапку. — Груз заберите, и это, доставку, того...
Груз? Вот Врочек, вот гад! Мог бы хоть предупредить, что сегодня привезут новые книги. И где мне теперь, спрашивается, деньги искать? Там же на сотню левков, не меньше!
— Он утром тебе в столе кошель оставил, — прошелестела над ухом Ася, возникая за моим левым плечом подобно духу-губителю.
Несчастный почтальон сдавленно икнул, попятился к двери, оступился на пороге и вывалился на улицу, усевшись на мостовую. Толстый книголюб всё пялился на полки и Анисию не заметил.
— Ася, ну нельзя же так, — укоризненно проговорила я, запуская руки в верхний ящик.
Выудила туго набитый кошель и поспешила наружу. Прямо напротив дверей стояла запряженная парой мохнатых лошадок почтовая карета. Кучер, отряхнув штаны, торопливо снимал с запяток приличных размеров сундук, обтянутый промасленной парусиной.
— И почто пан торговец покойницу эту в лавке держит? — неприязненно произнес он, опуская сундук на землю. — За каждым разом, как к вам заезжаю, седых волос добавляется.
— Пан Врочек не торговец, — сухо одернула я.
Сам Франц всегда жутко обижался, когда его так называли, огрызался, что торгуют коробейники на ярмарке или мошенники в купеческой гильдии. И высокомерно добавлял, что при продаже книг торг неуместен.
— Да по мне, хоть дидько лысый! — раздраженно буркнул кучер, едва не уронив тяжелый сундук себе на ногу.
Я передала кошель. Он сверился со свитком, пересчитал монеты, вскочил на козлы и был таков.
— Эй, а внутрь занести?! — возмущенно закричала я вслед, но ответом был лишь дробный стук копыт по брусчатке, да грохот обитых железом колес.
А мне осталось лишь удрученно глядеть на обтянутый парусиной ящик у ног. Ругаясь сквозь зубы, я уцепилась за одну из веревок, оплетавших злосчастный сундук, и волоком потащила в лавку. Отдуваясь и пыхтя, словно недовольный чмопсель, я затолкала поклажу внутрь и с хрустом потянулась. Уф! Ну, Врочек, я тебе это ещё припомню! Премию что ли в конце месяца потребовать, за таскание тяжестей? С такими меркантильными мыслями я полезла в стол за ножом, дабы распаковать книги, и наткнулась глазами на книголюба, бессмысленно слоняющегося по лавке.
— Так, уважаемый, вы на что-нибудь решились? А то дел по горло…
Толстяк резко обернулся, испуганно схватился за шею и с круглыми глазами опрометью кинулся вон, едва не потеряв на ходу смушковую шапку.
М-дя... Похоже «перспективного» клиента мы только что безвозвратно потеряли...
Ася беззвучно покатывалась со смеху.
— Что? — не поняла я.
Дверь за книголюбом уже захлопнулась, а стекла еще продолжали дребезжать.
— Он бы всё равно ничего не купил, — все
