Бирюк - Галина Валентиновна Чередий
— Мой кто? — фыркнула я, но запястье протянула. Ну не сражаться же мне с ним. Без шансов. К тому же если действительно они что-то сделают с той изжевывающей меня изнутри болью, дурнотой и слабостью, то я буду только благодарна. Что-то я безумно вымоталась от этого, и сон по дороге ничуть не помог. Мне становилось только хуже, и я за малым уже только не позволяла себе начать подвывать. — Николай мне не муж.
— У меня другая информация. — Ни один мускул на лице не дрогнул же. Ему настолько плевать? Привык, что пациенты врут постоянно? Или Николай был настолько убедителен?
— А как меня сюда приняли вообще без документов?
Вену он нашел моментально, больно почти не было. Уж не на фоне того, как я себя и так уже чувствовала.
— Вам лучше лечь и расслабиться.
— Вы игнорируете мой вопрос? А что, если вы помогаете свершиться преступлению? Осознанно. Напичкаете тут меня и заставите…
Что там такое ужасное меня должны заставить, я додумать не успела. Облегчение и сонливость накрыли меня будто тяжелым ватным одеялом, что заглушило все вокруг.
Проснулась я от мужского храпа. И перепугалась не на шутку. Гошка не храпел, только, бывало, посапывал чуть свистяще во сне. А тут такие раскаты, что сразу выдавали изрядную мощь легких. Понимание, где я, пришло с запозданием в пару секунд. Тело ощущалось тяжелым, слабым, как после долгой болезни. Я сколько в отключке была? Привез меня сюда Николай ближе к обеду, а сейчас совсем темно. Хотя зимой рано смеркается. Палата освещалась только фонарем с улицы. И в этом сумраке я различила огромный силуэт у моей койки. Даже не вглядываясь в лицо, я поняла, что это Николай. Развалился в кресле, которого я тут перед сном не заметила, и закинул ноги на хлипкий стул. Наверняка ему ужасно неудобно. Хотелось в туалет. И помыться было бы совсем неплохо. Но куда идти? В таких заведениях вроде свободу передвижений должны ограничивать. Или нет?
Тихонько поднялась, кривясь от болезненности практически везде в теле. Сползла с койки и только шагнула к двери, как на запястье тут же сомкнулся прямо-таки железный захват.
— Куда? — хрипло рыкнул мой спаситель, одновременно дергая меня на себя.
Я, естественно, тут же завалилась, он подхватил, разворачивая и усаживая на себя верхом. Кресло под нашим двойным весом испуганно взвизгнуло.
— Мне в туалет! — возмутилась я, слегка треснув по его твердому плечу. — Ты как маньяк какой-то из ужастика, ей-богу! Только же храпел и тут же хватаешь! У меня чуть сердце не встало!
Не обращая внимания на мое возмущение, Николай надавил своими лапищами мне на поясницу и между лопаток, окончательно влепляя в себя.
— Как ты? Полегче? — пробормотал, шумно засопев в висок. Загреб волосы на затылке, откидывая мне голову, провел губами вдоль линии подбородка, снова шумно вдыхая. — Пахнешь больницей, но все равно пиздец как кайфово.
Пульс заколошматил, на щеки, уши, шею будто плеснули кипятка.
— Вымыться мне вот тоже нужно. Пусти! — Я положила ладони ему на грудь, но отталкиваться не стала. Хотела, но просто забыла об этом от того, что Николай поерзал между моих ног, сдвигая так, чтобы дать почувствовать, как быстро он твердеет. Без церемоний и ласк просто подстроил мое покорное тело, как ему захотелось.
А у меня… Слабость, насущные потребности организма, возмущение недавнее на его самоуправство — все вмиг как отключилось. Именно так. Щелк! Невидимый тумблер вырубил реальность, мгновенно перемещая меня в то пространство нашего невозможного безумия. Внезапно и со всеми его чокнутыми симптомами: огненного смерча, снесшего все разумное, рваных вдохов, жадных животных тянущих спазмов внутри. Всего того, что должно было остаться там, в том лесу. Потому что здесь ему не место. Нельзя!
— Коль… нельзя, — выдохнула, четко осознавая, что сопротивляться не буду, что бы сейчас ни стал делать со мной. Все позволю. Даже просить, может, стану. — Неправильно это.
— Хер там! — буркнул Николай, запустил ладонь под свою же теплую футболку, что по-прежнему оставалась на мне. Стиснул правую грудь до боли, чуть ослабил хватку, подразнил большим пальцем съежившийся сосок. Меня тут же выгнуло, заволакивая сладкой мутью мозг. Давление его члена между моих ног стало интенсивнее. Пульсация в моем животе такой, что бедра стало сводить от микросудорог. — Это неправильно, Сашк?
— Ко-о-оль… — жалобно прохныкала я, не соображая, о чем прошу: прекратить и дать мне опомниться или окончательно отключить мою способность соображать. Чтобы валиться уже в это безумие очертя голову. Сейчас, без оглядки на потом. Последний раз.
— А так неправильно? — натянув мои волосы сильнее, Николай выгнул меня на себе дугой, принявшись терзать вторую грудь и ритмично толкаться бедрами. Каждый раз попадая твердым бугром в штанах в такое средоточие моей чувствительности, что я беспомощно вскрикивала, цепляясь за что угодно: за его надежные плечи, мощное запястье, ручку кресла, что при каждом рывке бедер мужчины визгливо скрипело все громче. — А, Сашк, скажи, так неправильно?
Отпустив измятую, ноющую грудь, он с нажимом провел растопыренными пальцами вниз по ребрам, моему содрогающемуся животу и безошибочно нащупал клитор. Надавил сильно и резко, вышибая из меня вскрик, который наверняка услышали на всем этаже. Отпустил и принялся поглаживать, убивая меня совершенно. Перед глазами — ослепительное марево, воздух рвал легкие, сердце молотило на разрыв. Захват на моих волосах причинял жгучую боль, изогнутое под таким углом тело прошибали жестокие импульсы, от которых я дергалась и извивалась, делая этим все интенсивнее. Оргазм был вот он, в одном вдохе от меня. Издевательски пульсировал на кончиках ласкающих меня между ног пальцев Николая, обжигая искрами предвкушения, но все не становясь тотальным пожаром. Чертовы пальцы, ласкающие слишком плавно, в одном размеренном темпе, который доводил меня до безумия, но совсем в него не сбрасывал. И я жалобно заскулила, цепляясь за его запястье, царапая, требуя жестче, быстрее, требуя нового импульса боли, что станет моим пропуском в наслаждение.
— Охуенная… — прохрипел он, вскочив и в один шаг достигнув койки. Кинул меня поперек нее. Я вскинулась, он жестко толкнул в грудь. — Лежи!
Дернул штаны, закинул мои ноги себе на плечи, и я выгнулась, шокированная его жестоким вторжением. Тем самым, исключительно его, когда нет отступлений, только напор до тех пор, пока он не загонит себя целиком. Он убивал меня этим. Ни пощады, ни ожидания, ни мгновения приспособиться. Он не просил ему отдаться, просто
