Посланец Солнца, или Молодец из колодца - Владимир Васильевич Радимиров
И он злорадно расхохотался, за бока руками держась. И его приятели-отморозки тоже заржали как лошади. А Лада в путах своих задёргалась несогласно и гневно на них замычала.
Ну а у нашего Вани от этого зрелища вызывающего кулаки непроизвольно сжались.
— Сейчас мы с тобою чуток позабавимся, — продолжал Курняй развязно, — Сначала я, а затем и кодла моя. А потом я даже не знаю, как нам лучше с тобою поступить. Отпускать тебя вроде как нельзя — в ментовку сразу ведь помчишься, не правда ли?
Лада тут опять бессильно завозмущалась, а у сидящего наверху Ивана холодная в сердце вспыхнула ярость. «Дальше это измывание терпеть невозможно, — порешил он твёрдо, впиваясь взором огненным в Курняеву морду, — что ж я тут — зритель что ли какой в театре?!»
И принялся он пламенные вихри в руках своих раскочегаривать. Всё изображение в очах мстителя будто поплыло, и огромную незримую силищу в ручищах своих он ощутил. А эти насильники, наоборот, несмотря на всю их внешнюю грозность, показалися ему вдруг какими-то недоносками.
Поглядел тут Иван на прихвостня одного Курняевского особым взглядом, и тот нежданно-негаданно к главарю своему подскакивает да — бац ему вдруг по мордасам!
Молча эдак, ни слова даже не говоря.
Не ожидал подляны такой Курняй, и на задницу грузно он брякнулся.
— Ты это чё, идиот?! — бандиту он орёт, — Совсем что ли спятил, а?!
А тот уже другому громиле по харе-то — бамм!
И понеслась!..
Драчка промеж подлецами разгорелася просто классная! Парниши они все были дюжие, единоборствам неплохо обученные, так что колошматили они друг дружку мастерски. Курняй, конечно, как самый крутой из них мачо, пуще других вовсю-то махался. И где-то минуток этак через пару лишь он один на ногах стоять остался, а все прочие валялися там вповалку. Половина из них находилась в тяжёлом нокдауне, а вторая половина — в глубоком была нокауте.
— Что тут за дела?! — орал разъярённый Курняй, — Чё за хрень тут ещё такая?! Все что ли сошли с ума?!
Пора, подумал тут Иван и спрыгнул, как кошка, на пол.
Курняй аж назад подался, врага своего увидав. Но, как и многие хищные индивидуумы, трусости он почти не испытывал, а зато злобы и ража в нём было хоть отбавляй. Перестал он вскорости пятиться и на Ваню в неистовстве заорал:
— Ладно, Ванька — давай-ка с тобою стакнемся! Только, я вижу, ты у мачехи своей магии научился. А без силы-то волшебной ты крыса крысой! Давай по-честному с тобою схлестнёмся: кто кого! Только без этих твоих колдовских приёмчиков. Ну что — идёт?..
— Хорошо, — сказал Ваня, — я согласен. Драться, так драться!
И они начали ходить там кругами, недруг к недругу зорко приглядываясь. Курняй был на полголовы Вани повыше и весом на пуд, наверное, его превосходил, так что по весовым категориям они весьма разнились.
Связанная же и немая Лада оказалась самой заинтересованной там зрительницей.
Первым на Ваню напал Курняй. Выбросил он ногу свою бревноватую, точно из катапульты ядро, и хотел видно пузо у Ванюхи ею протаранить. Только наш-то борец удалый на месте стоять не остался: в сторону он споро подался, схватил противника за подколенный сгиб, другою рукою за тулово его прихватил, да на бетонный полик и опустил его не слишком нежно.
Ушибленный сильно каратист едва даже не вскричал от обхождения такого невежливого.
А Иванушка Курняйку добивать не стал и жестами ему показал: ну-ну, поднимайся, приятель, драчка ещё не завершена!
Плюнул Курняй в сердцах, а затем на ноги живо подхватился и на Ивана стремительно кинулся. И уже не ногою он попытался его ударить, а правую свою руку выбросил мощно вперёд. Отклонился Ванюха чуток, с линии удара ушёл, а потом с неприятелем сблизился, вкруг себя поворотился, да и брякнул его мгновенно через плечо.
Удар об пол был воистину силён!
Курняй от боли ажно ойкнул и рожею весь сморщился.
На ножки он поднялся теперь не в пример медленней. А потом яростью прежней исполнился постепенно и сызнова на Ваню в атаку бросился остервенело. Ну а Ваня под ноги ему бомбою шибанулся, на плечи тяжёлого амбала взметнул, да и закрутил его в воздухе, точно ветряк лопастями. А потом ка-ак хрястнет тушу негодяя об столик деревянный со всего-то маху!
Тот на столешницу шумно брякнулся и ножки у стола на фиг пообломал.
— А-а-а! — заорал Курняй от боли преявной, — А-а-а!..
В башке у него враз подурнело, и на ноги подняться он теперь не сумел. Тогда уже Ваня к врагу своему подскакивает и, ухвативши его точно штангу, на вытянутые руки Курняйку выхватывает.
— А ну, гад, прощения проси у Лады! — рявкнул Ванька яростно, — А то об пол тебя счас шмякну!
— Не надо, Ваня, не надо! — завопил испуганно негодяй, — Прости меня, Лада! Не буду я больше! Не буду никогда!..
— Что ж, пусть будет так, — согласился на просьбу эту Иван, — Но гляди у меня, хулиган: не перестанешь безобразничать — по стенке тебя размажу!
И он на ноги вражину облажавшегося поставил, кои у того враз почему-то подкосилися, и грозный допреж Курняй на заднице вмиг очутился.
Кинулся Иван тогда к Ладе стремглаво, скотч со рта у неё сорвал, и путы верёвочные быстренько развязал. А спасённая красавица избавителя крепко обняла и в губы его, не стесняясь, поцеловала жарко. А затем к Курняю сидящему она подошла и, ни слова не говоря, пощёчину размашисто ему вмазала.
Обнялись они с Ванею да и пошли себе вон, а Курняй со своей побитой ватагой остались там посрамлёнными.
И надо вам сказать, чуток вперёд забегая, что действительно после этого случая Курняя стало не узнать. Оказалось, что башка у него была не такая уж и дурная. Приналёг он на учёбу малость, и начал даже пятёрки и четвёрки нередко получать. А насчёт хулиганства и пьянства совершенно он, как говорится, завязал, да и своих бандитов живо от сего дела-то поотвадил.
Вот таким сделался бывший этот мордоворот!
…Конец же у этой истории был таков.
Папаша Сан Саныч сына своего Ивана сильно в последнее время зауважал. В чём-то он даже стал его побаиваться. И то — сам-то бизнесмен Сан Саныч был мужиком жадноватым, расчётливым весьма и с нижними хамоватым, ну а в Ване сила чувствовалась немалая, заключаемая в его правде.
От прежнего неудачника вялого не осталось теперь
