Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №2/2016

Июль

Запад багряный. Вишневый восток.Ветер причудливый, медленныйв небе вращает косматый клубок.Плод завязался. Согнулся росток.В памяти устья хранится исток.В трубках растений запенился сок –радость пчелы привередливой.

Остья пшеницы. Синий овес.Дроздов суматошливых стая.Темный и теплый омут и плеспод напряжением спеющих гроз.На мочажине в початках рогоз.Глаза в слюдяных превратилисьстрекози над лугами летают.

Стебель коленчатый цапельный ржи.И подорожник овальный.Норы в обрывах, откуда стрижичертят зигзаги свои, виражи.Переплетение веток и жил.Озеро в травах ленивых лежит,как инструмент в готовальне.Утренний дым. Вечерний туман,дальней грозою чреватый.Воздух в листве открывает изъян.Полой травы невесомый орган.И ежевичный колючий капкан.Конского щавеля ржавый султан.Картошки цветок лиловатый.

Медленный ветер над лесом и лугом.Длинной волны смех или плач.Куст водяной принимается хлюпать.Вспаханы воды невидимым плугом.Выгнется речка подковой и луком.На берегу с восклицательным клювомгрубо оструганный грач.

Выше же – сосен кора золотистая,кроны слоисто-зеленой пятносливается с тучей над староюпристанью,речною рябою излучиной чистою,где тонкая молния, длинно-ветвистая,что глянет мгновенно и пристально,корягою ляжет на дно.

Буквы

Муравьиный Крит,волны бьют упрямо,учат алфавит:альфа, бета, гамма.

Белый теплоход,рябь теней, как смальта,все наоборот:гамма, бета, альфа.

Было и прошло,дебит, кредит, смета,время истекло:альфа, гамма, бета

Ночь напролетс призвуком медиветер поет –аз, буки, веди.

Так говорятпосле разлуки –все невпопад:аз, веди, буки.

Минуйте ны,порча и сглаз.Веди темны,буки страшны,есмь аз.

Ночлег в пути

Твержу: забудется, запомнится,клублюсь чужими голосами,в слепое зеркало бессонницыгляжу закрытыми глазами.

В чужом дому – чужие отзвуки,течет луна по скатам крыши,и души всех – живых и отжившихпоют, а вот о чем – не слышу.

Ночлег в пути… Я это листывал,и даже читывал немного –равнина и река петлистая,да плюс железная дорога,

и этот хор – живых и умерших,и тяжкий перестук железа –состав вконец ополоумевшийвдоль эту полночь перерезал.

Но ясно даже мне – не местномуи не пришедшемуся впору,что не помеха он чудесномуи впрямь божественному хору…

Звезда

Глядящая с высот, с немыслимым наклономк поверхности земли, так чуждая земле,холодная звезда взошла над нашим домом,холодная звезда в холодном феврале.

И что нам до нее, средь прочих тел небесных,но увидавши раз, мы глаз не оторвем:ей снится наша жизнь, дохнувшая сквозь бездны,достигшая ее своим скупым теплом.Здесь в скрепах ледяных, снегами запорошен,ветрами просквожен, лежит земной простор,а в том далеком сне отчетливей и строжесплетается судеб загадочный узор.Здесь речка подо льдом полна заноз железных,ушла в свою печаль, не помнит ни о чем,но тонкий свет звезды, легко презревший бездны,пронзил во всю длину мерцающий объем.На нас глядит звезда, нам укрупняя зренье;куда нас повлечет неведомым путемхолодный этот луч и света дуновенье?В светящейся реке без берегов плывем,на зыбкий этот луч, на этот свет тревожный,жизнь бесконечна и – в одном мгновенье вся.Куда глядит звезда? Куда спешит прохожий,дыханья ломкий куст сквозь стужу пронося?ЖараАсфальт размяк, листва в испарине,и город глух, как после выстрела.Он весь лежит на дне аквариума,вода давно откуда вытекла.

Архангел круг над ним вычерчиваетнад сетью улиц варикозной,уже крылом одним зачерпываяпридвинувшийся сумрак грозный.

Уже он различает вывески,влечет его поток воздушныйвдоль по реке, навеки высохшей,где скушен ныне сад Нескучный.

Летун тяжеловесный Барлаха,он раздувает ноздри жадно.Он над Ордынкой и над Балчугом –горячий, грузный, медножабрый.

Там что ни ива, то плакучая,там из воды подобьем крабаторчит, глаза свои выпучивая,творенье юркого Зураба.

Что протрубит и что расслышим мы?Быть может, только этот шорох,с каким уходит время вышнеев семипалатинские норы.

Оно сыпучее, текучее,оно чужое и родное.Хожу по городу и мучаюсь,как безъязыкий гуманоид.

Millennium

Что молчишь? Или октябрь к тебе не строг,кутающий леса в лохмотья тумана и прорехи ветра?Он трубит в свой медный, холодный, тяжелый рогс точностью камертона, отчетливостью метронома,выверенностью метра.

Это его медленный, в нитях паутины, день встаетс горизонтом в глубоких зарубках и заплывших метах,это его вода глядит сквозь тонкий, прозрачный лед,щурясь то ли от избытка, то ли от недостатка света.

Это его волчьи в прозелень прямые глазасмотрят с опушки и мелькают в сырой чаще.Под этим взглядом уснула, взмахнув крылом слюдяным, стрекоза,захлебнувшись воздухом и осиновым дымом горчащим.

Я живу в октябре, и он ко мне не суров,он повернут ко мне разноцветною призмой света,он слепит лучом, согревает теплом костров,и пока не туже и не уже золотые его тенета.

Он коснется птичьим пером опущенных век,у него новостей и известий разноцветный шуршащий ворох…На тяжелой оси повернулся день, повернулся век,и в стеклянных часах пересыпался сухой осторожный порох.

Напиши хотя бы пару строчектак – без запятых и точекжизнь замысловатая как лекалокажется уходит в свое началоотражается сутулая тень человекана шершавой холстине нового векасреди осени вдруг летний полденьсоверши свой последний подвигподвиг – то что не имеет мерыни в конце ни в начале века эрыпо щеке осенней пчела золотаямне не надо ада не надо раялишь бы все закончилось ладом и миромдни идут и уходят слепым пунктиромв то пространство где нет места зрячимтам ничего не ищут и ничего не прячутвнутрь смотри забудь про земное зреньеслушай птиц бесшумных беззвучное пеньеничего не остается лишь тьмы сияньеда песка сухое меж пальцев шуршанье

Ночная гроза

С тоскою кочевья,с натугой корчевья,томясь электрической силой сухой,касалась губами верхушек деревьев,на крыши вставала босою стопой.Куда-то всходила, держась за перила,уступы и арки в себе громоздя,изломанной молнией вдруг осветилаблестящие мышцы дождя.

* * *

Никогда не пора,ни в ночи, ни сутра,погоди у воды, ледяным повернувшейся боком.Кто-то смотрит на нас,словно тысячью глаз,то ль одним, но всевидящим оком.

Пусть запомнит водарыбака невода,птицелова силки и упрямые петли погони.Прячет омут сома,смотрит осень с холмаиз-под тонкой, прохладной ладони.

На миру, на юру,на бытийном ветруиз живущих никто не пропущен.Дальний выстрел в лесупостоит на весуи рассыплется в чащах и кущах.

Смотрит осень вприщур,зензивер, убещури прорехи, зиянья, пустоты.Что ты медлишь, Творец,расскажи, наконец,про твои золотые заботы.

Ведь запомнит водау запруды пруда,что не входят в поток ее дважды,то, что свет – это тьма,что открылись с холмагоризонта с полями пространные тяжбы,

медь и камедь сосны,свет молочный луны,облаков невесомые битвы,блеск плотвы, плеск листвы,шум травы-муравы,гон твоей каждодневной ловитвы.

* * *

Я не знаю: не сплю или все же уснул,если сплю, то тогда мне снитсячистая, как поле под Тулой, страница,если сплю, то к столу притулился стули больше не шевелится.

Это комната. У столов и стульев нрав и повадки угрюмы,не то – буфет, с его перезвоном рюмок,или комод, где ты сбереглаворох пестрого барахла.

Если сплю, то ни хмур, ни весел,по широкой реке в лодке плыву без весел.По реке в лодке – впрочем, я и не против, –ни хмур, ни весел. Скорее – по, чем – против

течения. Дремлю, сидя у трапа на чемодане,я покинул комнату, и, едва переведя дух,вещи начали говорить о том, о чем никогда нерешались разговаривать при мне вслух.

А на реке крякает селезень, зудит слепень, молчит слизень,так, словно талой воды набрал полон рот,и здесь даже самая точная мысль о жизниотражается и становится мыслью наоборот.

Мысль о жизни вручную перемалывает время в деньги,по сторонам не смотрит, сама собой до краев полна,и о том, что бессонница – это modus vivendi,ей расскажет флора, растущая в урочищах и по обочинам сна:

валериана, шалфей, зверобой, пустырник,окопник, сабельник, мак-пустоцвет не в счет,иван-чай, цикорий, укроп и любой кустарникраспаривается, заваривается, настаивается и идет в ход,

шелестит в изголовье, шуршит в изножье,ночной птице и всяческой фауне дает приют.А река все течет, передергивая озябшей кожей,меньшие братья пищевые цепочки куют.

Ладно, пусть волки хвастаются, хвастаются, хвастаются клыками,Пусть ворон точит, точит, точит свой клюв о камень,А ты, ночная птица, сипи, сипи, сипи:Гена, не спи не спи не спи не спи…

Ноздри демона, вдыхающего ветер