На руинах Империи - Татьяна Николаевна Зубачева
– Мам, ты?
– Я-я, маленькая, спи.
И сонный тихий вопрос.
– А Эрик пришёл?
– Нет ещё. Он потом придёт.
Женя поцеловала Алису, и та спокойно засопела. Ну, вот она и дома. Обычные вечерние дела, которые не мешают думать. И вспоминать…
…Конечно, ей желали только добра.
– Это глупости, Джен!
– Ты пойми, это же не мы придумали.
– Серьёзные люди, врачи, об этом пишут.
– Да, Джен, ну, сама подумай. Вот встретишь ты своего. Единственного…
– Конечно, Джен. Ну, представь себе, у вас всё хорошо, вы любите друг друга. Ты же не можешь не отдаться ему. И всё… Отвращение, даже ненависть.
– И это надолго.
Девочки уговаривали её наперебой. Ей семнадцать лет, она заканчивает колледж. И она девственница. Конечно, это чревато массой осложнений. Как любое отклонение от нормы.
– Ты совершеннолетняя. Тебе не нужно ни сопровождение, ни разрешение.
– Это же… это же, как у врача.
– Как прививка.
– Сделай это, Джен.
Она уже не помнит, чем отговаривалась. До Весеннего Бала оставалась неделя. И девочки – Салли, Мэри-Энн и… как же её звали? Ну конечно, Дайана. Они буквально силой заставили её одеться и поехать с ними в Мэйкрофт. В Палас.
– Сама ты никогда этого не сделаешь, – решительно сказала Дайана. – Одевайся, и мы поедем вместе.
– Но… но у меня нет денег.
– Глупости, – Салли уже доставала из шкафа её юбку и нарядную блузку, батистовую, с шитьём. – Вот это лучше всего. Дефлорация стоит недорого.
– В крайнем случае, я одолжу, – Мэри-Энн ободряюще улыбнулась ей.
Всю дорогу в автобусе её трясло от страха. Но девочки так старались отвлечь её, так заботливо угощали мятной жвачкой от укачивания, что ей стало просто совестно, неловко подвести их.
– Это… очень больно?
– Да что ты, Джен. Сущие пустяки.
– Мама привела меня туда в двенадцать лет. Через два дня я уже обо всём забыла.
– А мне привезли на дом, – засмеялась Дайана. – Папа сделал сюрприз на Рождество.
– И… как? – робко спросила она.
– Оу, всё было хорошо. Мама даже потом оставила нас одних. Ненадолго.
Она попробовала представить свою маму, и ей стало так страшно и противно.
– Ничего, Джен, – Мэри-Энн погладила её вцепившуюся в сумочку руку. – К стоматологу тоже идти страшно. Мы будем с тобой до конца.
– Почти до конца, – лукаво улыбнулась Салли.
– Но мы поможем тебе с выбором.
И до самых дверей Паласа они утешали и ободряли её. В первый и последний раз перед ней открылись резные тяжёлые двери с фигурной буквой L в центре орнамента. И шум, музыка, огни оглушили её. В будочке кассы сидела пожилая безукоризненно одетая и причёсанная дама. Настоящая леди.
– Дефлорация, миледи, – пролепетала она, протягивая деньги.
– Поздравляю, милочка, – ласково улыбнулась ей леди, протягивая билетик с ярко-красной буквой d.
– Рады вас видеть, мисс, – улыбнулся ей служитель в форме, принявший её билетик у входа в зал. – Комната направо, мисс.
Она послушно повернула туда, но Дайана остановила её.
– Нет, Джен. Тебе надо успокоиться.
– Конечно, Джен. Немного погуляем.
Она никогда не думала, что мужчины могут быть так красивы. Облегающая одежда подчёркивала гибкость и ловкость их тел. Здесь были и мулаты всех оттенков, и негры, и те, кого девочки называли трёхкровками. Они танцевали на сцене и в зале. Улыбались ей. Их глаза скользили по её лицу и телу. Впервые она ощутила и поняла, что это такое, когда раздевают глазами и восхищаются увиденным. Она гуляла под руку с Дайаной, и только рука Дайаны, уверенная и тёплая, удерживала её от бегства. Они зашли и в комнату направо, которую ей указал служитель. Несколько негров, сидевших на узкой низкой скамье, заулыбались ей. Один, с краю, встал и, покачивая бёдрами, будто танцуя, повернулся боком, выгибаясь в пояснице… Она отпрянула и выскочила обратно в зал.
– Ну же, Джен, – засмеялась Дайана, – нельзя быть такой трусихой.
– Я знаю, – Салли захлопала в ладоши, восторгаясь собственной выдумкой. – Мы пойдем на рулетку. Там всё для всех.
– Салли, это гениально! – поцеловала её в щеку Мэри-Энн.
– Разумеется, мы все сыграем, – одобрила Дайана.
Рулетка? Какая ещё рулетка?
– Да очень просто, Джен. Ты платишь и запускаешь рулетку. На каждом номере спальник. Какой тебе выпадет. Это судьба.
– Да, – засмеялась Дайана. – Это судьба.
Круглый зал. В центре огромный как стол диск со стрелкой. А по стенам узкие открытые шкафы и в них застывшие в отточено изящных позах молодые мужчины, юноши, подростки, в облегающей, подчеркивающей их фигуры одежде.
– Оу, девочки, индеец!
– Да, это редкость, – согласилась Дайана.
– Но индеец слишком страстен для первого раза, – со знанием дела сказала Салли.
– Да нет, он не более страстен, чем чёрный, – не согласилась Мэри-Энн. – Чёрный более взрывной. Посмотри вон на того.
Они заспорили, обсуждая достоинства выставленных спальников. А она смотрела на него. Он стоял спокойно, как и все, слегка прогнувшись в пояснице. Рубашка была у него застёгнута до половины груди, и виднелась кожа глубокого красновато-коричневого цвета. Он смотрел куда-то поверх голов, и сомкнутые губы чуть улыбались, смягчая точёное смуглое лицо.
– Вы играете, мисс?
Она, не глядя, отдала деньги, нажала какой-то рычаг. Заиграла музыка, и под эту музыку ожили, задвигались фигуры. Он опустил глаза, и их взгляды встретились. И он улыбнулся. Блеснули белые зубы, и всё его лицо стало другим. Нет, оно не утратило ни красоты, ни сосредоточенности, но она поняла… Она не успела осознать, что именно, потому что закричал распорядитель.
– Выбор! Вы выиграли, мисс! Вы выиграли!
Салли, Мэри-Энн, Дайана обнимали и поздравляли её.
– Джен, ты выиграла!
– Джен, ты можешь выбрать любого из этих.
– Джен, твой выбор!
– Джен, вон тот, чёрный. Такие очень хороши. Бери его, Джен.
– И вон того, мулата…
– Да, с двумя интереснее.
– Это же Выбор, Джен!
– Ваш выбор, мисс?
И будто не она, а кто-то другой поднимает её руку и указывает на этого парня. И гаснет подсветка в этом шкафу, и она видит, как открывается дверь за его спиной, и он уходит туда.
– Выбор сделан! – кричит распорядитель.
И девочки что-то говорят, советуют, но она уже идёт к скрытой за красными бархатными портьерами двери, и перед ней белая, в позолоте и зеркалах лестница, покрытая красной бархатной дорожкой. И служитель проводит её по коридору, распахивает перед ней дверь и включает свет. И перед ней стоит он. Служитель что-то говорит ей, но она не слышит, не понимает. Сердце бьётся где-то у