Тень желания - Айли Карвен
— Прости, — обратился к Лене, усаживая её в кресло, напротив Павла Игоревича, сам присел на подлокотник, нависая над своей девочкой, — цветы были для тебя, но Павлу Игоревичу они полюбились.
Варищев раздул щёки, покраснел. Взял цветы в руку, хотел Лене отдать, да она в таком же непонимании, потом обратно к себе на колени положил, понял оплошность, и на столик откинул. Глаза его куда-то между нами смотрят.
— Вы не подумайте, Елена, что я… — руками Павел Игоревич замахал, грудь вперёд выставил, хотел продолжить да запнулся, встретился со мной взглядом и вовсе потерялся.
— Что такое? — спасать Варищева я не собирался.
Лена, наконец, всё поняла, щеку прикусила только бы не рассмеяться.
Позволил себе опустить ладонь на её спину, обводя большим пальцем острые лопатки, проводя медленно по позвоночнику круговыми движениями. Бархат кожи не могла спрятать никакая одежда, мои холодные подушечки обдались теплом. Лена тут же нахмурилась, дернула плечом, а потом откинулась на спинку кресла, вынуждая меня прекратить.
— Я, пожалуй, пойду, — Варищев встал на ноги, глупо улыбнулся и поспешил подхватить с кровати пальто.
Поклонился, извинился и дернул ручку двери. Не открылась. А с чего бы ей открываться, если я заперся на ключ.
— Не поддаётся, зараза, — процедил сквозь зубы Павел Игоревич и ещё раз дернул, так что воздух вокруг него наполнился мелкой пылью.
Достал из кармана связку ключей, и улыбнулся. Варищев сразу изменился в лице, побледнел и посинел за пар секунд, как хамелеон, казалось, сизые пятна подстраиваются под рисунок французских обоев.
— Не хорошо, Павел Игоревич, обещали же до конца остаться.
— Что за глупости. — Варищев посмотрел на Лену, а у неё глаза, как у котенка бездомного, круглые, поглощающие и наполнены страхом неопытности. — Что же я делать буду?
— Участвовать, как вы там говорили… — пощелкал пальцами в воздухе, вспоминая сказанную им глупость, — жена не удел, мы с вами устроены загадочно. Так оставайтесь, будем постигать тайны.
Варищев на все пуговицы поспешил застегнуться, ворот по самый нос оттопырил. Выставил вперёд ногу, и со всей серьёзностью произнес:
— Не должен честный человек такими извращениями заниматься. Немедленно выпустите.
И Лена на меня смотрит, невинно так, до неё никак не доходит то, о чём Варищев глаголет, да чего так рьяно избегает.
— Жаль, — деланно огорчаюсь, подхожу совсем близко и открываю дверь, — я бы посмотрел, как юбка затрепыхается.
Хотел добавить «на вас», как он рвётся за дверь, будто и не было его. Лена расхохоталась.
— Ловко вы его с цветами, — слезы в уголках глаз протирает.
А мне вдруг всё ясно стало как день. Почему не подпускает, почему после поцелуя прячется, почему касания мои ей так обидны. Лена невинна, и дело тут даже не в физической девственности, она совершенно ничего не знала о тех непотребствах, о которых мы с Варищевым прекрасно осознавали, но не озвучивали. Присел перед ней на корточки, потрясенный. Как раньше не замечал?
Для неё тот поцелуй сексуальным откровением значился. Смотрю на неё, дух захватывает, а чёрные глаза пленят. Кожи её дотронуться хочется, сжать, не выпускать никогда. Приподнять бы её ногу, за бедро укусить с внутренней стороны, наслаждаясь реакцией на близость. Что делать будет? Как долго будет сопротивляться? Выдыхаю, ощутив, как сильно разгорячился.
Не в силах совладать с собой, томлюсь, опускаю голову на её колени. Вдыхаю сладкий аромат. Куда сильнее хочется обратного. Позволить ей делать с собой что пожелает. Блять, как тяжело…
Глава 14
Елена.
Дэвид опустил голову на мои колени, такой большой, а у моих ног уселся, дышит рвано и молчит. Руки его вытянуты к подлокотникам, спина изогнулась, что мышцы через легкую ткань проступают.
Странный он, не понять мне.
Волосы такие белые, поднесла пальцы, в немедленно порыве. Дэвид немного дернулся, а как волос его жёстких коснулась, совсем голову на мои ноги положил. Верно, какой зверь ласки не любит? Словила себя на приятных ощущениях, с ним мне спокойно, даже когда Варищев напротив сидел, я ощущала себя как-то… безопасно как дома. Тихий, безмолвный, сейчас он выглядел нежным, притаившемся. Пальцы дотронулись его уха, заскользили по линии челюсти к подбородку.
Всё ведь из-за его упорства, поддаюсь я, с каждой встречей подмечаю в нём новые для себя черты, будто привязываюсь. Стоило убрать руку, как он поднял голову. Спокойный, а энергия исходит оглушительная, подавляющая. Тело от страха напрягается, мы ведь одни в комнате остались, не прилично, да и не известно, что на ум ему придёт. Дэвид не шевелится, смотрит на меня, внутри голубых радужек размеренные волны блещут.
Сижу перед ним, себя не узнаю, про Сашку и вовсе вспоминаю мельком, будто весна наступает, а влюбленность таить начинает, между пальцев утекать.
— Хотела попросить вас, — проговорила, а он только бровь вопросительно поднял, ожидая, — когда всё раскроется, Варищев семье моей навредить может.
Замолчала. А дальше что? В тупик сама себя поставила. Помощи просить? Мне предложить нечего. Попросить отказаться от меня? Не послушается. Упрашивать за бабушку с сестрой, так это к Варищеву. Слово моё теперь мало что значит.
— Любовь мужчины выражается во многом, — заговорил, не дождавшись, — в удовольствии которое он может дать, в заботе, защите. Я уже говорил тебе, что контролирую ситуацию, повторения излишне.
Его твердые слова прозвучали сухо и весомо, как бы я не убеждала себя, что являюсь самым уязвимым звеном этой системы. Без власти, без выбора, без реальной возможности управления.
Дэвид поднял меня на руки, уселся в кресло и усадил меня боком к себе между широко расставленных ног. Улеглась в его руках, словно младенец, а он подмигнул с улыбкой и поближе к себе меня утроил, что носом в шею его уткнулась.
— Посиди так немного.
Слушаюсь, вырываться сложно из такого захвата, как не крути, обратно меня вернёт. Сама перед собой оправдываюсь, такой у меня удел настал. Аккуратно положила голову ему на шею, мазнула взглядом по документам в его руках. Журавлев Лев Никифорович, отбывает наказание, ребенок есть, сын, прикинула в голове возраст, девятнадцати лет.
Тепло у Дэвида на руках, даже комфортно. Вздохнула аромат его кожи, терпкий, чувственный, немного прохладой в легких отдаёт, вздохнула ещё раз. Всё никак надышаться не могу, определиться, почему волнительно так становится и совсем не страшно. Веки тяжелыми становятся, не заметила, как уснула у него на руках, окончательно пригревшись.
После пробуждения, ещё осоловелой была, даже приобняла его на прощание, проснулась же окончательно у Варищева.
— Извращенец хренов, ухххх, бриташка проклятый, — убивался Варищев из-за букета с цветами, потом выхватил
