Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1988 год
Если сравнить две соразмерные лодки — русскую «Дельфин» и американскую «Фультон» (фирма Голланда), то сравнение будет не в пользу заокеанских конструкторов. «Дельфин» погружался на двадцать метров глубже «Фультона» (50 и 30 метров), ходил над водой быстрее на полтора узла, в два раза мощнее был вооружен (два торпедных аппарата вместо одного). Единственное, в чем уступал он «Фультону»,— в дальности плавания.
Сразу же после «Дельфина» Бубнов с Беклемишевым разработали проект новой лодки с большим водоизмещением — в 140 тонн. Головной корабль назвали «Касатка». За ней пошли «Скат», «Налим», «Макрель»...
Русский подводный флот зарождался не в тихой заводи. Огненный водоворот русско-японской войны втягивал в себя новорожденные корабли прямо со стапелей. Зыбкие, опасные скорее для своих экипажей, чем для врага, эти ныряющие кораблики смело уходили не в море даже — в Тихий океан и занимали там боевые позиции.
ЗАПИСЬ ОЧЕВИДЦА: «…Рано утром,— писал в своем дневнике командир подводной лодки «Касатка»,— лейтенант Михаил Тьедер, увидел на горизонте несколько дымков, почему тотчас начал поднимать якорь. Вскоре ясно обрисовались силуэты шести миноносцев, которые держали курс прямо на меня. Предполагая, что это неприятельские миноносцы, я хотел было начать погружение, чтобы принять атаку в подводном положении, но... вспомнил предписание начальства — не нырять.
Дело вот в чем. Начальство мое, отправляя меня в море и, конечно, зная прекрасно, каким опытом подводного плавания я обладал, пройдя самый ничтожный его курс и боясь взять на себя ответственность в случае гибели моего экипажа и катастрофы с лодкой, решило выйти из трудного положения и дало мне на всякий случай предписание, конечно, словесное,— в течение этого «боевого похода» — не нырять...
Нельзя было не преклоняться перед каждым из команды нашего отряда. Что пригнало его сюда, на подводные лодки, в это горнило опасности, где каждая минута могла стоить ему жизни, где на каждом лежала масса обязанностей и тяжелой работы, в то время когда на большом линейном корабле он мог бы почти избавиться от них. Офицер мог еще рассчитывать у нас на всякого рода «благополучия», ничего ведь подобного уже не мог ждать матрос, между тем сколько бескорыстного служения было видно в каждом его шаге на лодке, сколько идейного исполнения своего долга, чуждого каких-либо эгоистических целей».
По сути дела, то были полуэкспериментальные образцы, не прошедшие толком ни заводских, ни полигонных испытаний, с недообученными командами, с безопытными офицерами. Но даже в таком виде семейство стальных дельфинов внушало серьезные опасения японскому флоту. Корабли микадо так и не рискнули приблизиться к Владивостоку с его отчаянными подводными лодками. А выпускал их в море Беклемишев. Он тоже проделал тысячеверстный путь вместе со своими первенцами.
Но самым первым был все-таки «Дельфин» 1903 года рождения...
Старая фотография. Какой седой стариной веет при взгляде на фото «Дельфина», лежащее рядом со снимком атомохода. Трудно поверить, что этот утлый стальной челн и могучий подводный гигант отделяет всего каких-нибудь пятьдесят лет — неполная человеческая жизнь.
Верхний рубочный люк, закрывающийся, как пивная кружка, откидной круглой крышкой, угловатые обводы, хиленькая мачта и самоварного вида воздухозаборник. Но это родоначальник. Честь и слава ему! Отсалютуйте ему флагами, подводные крейсера.
По обычаю мостостроителей, когда автор проекта становился под пролетом во время прохода поезда, демонстрируя свою уверенность в расчетах, Беклемишев сначала первым погрузился в своем «Дельфине», а затем возглавил и первый экипаж добровольцев: десять матросов, два офицера. С командиром — тринадцать подводников.
Семнадцать раз погружался «Дельфин», и каждое было смертельным риском. Восемнадцатое оказалось роковым. Беклемишев в тот день по делам службы уехал в Кронштадт. Его замещал старший офицер лейтенант Черкасов.
Запись очевидца: «Опытная лодка, обыкновенно вмещающая двенадцать человек, начала погружение для практики и обучения команды, имея в себе тридцать семь человек, из которых, кроме командира, было еще два офицера.
Началось погружение на месте — лодка принимала в цистерны водяной балласт. Оставалась уже малая плавучесть. Лодка готова была погрузиться на дно; предстояло только закрыть главную крышку и уничтожить оставшуюся плавучесть.
Но в это время недалеко от места погружения проходил пароход; волна от него добежала до лодки, покрыла ее и заглянула в незакрытый еще люк. Этого было достаточно, чтобы с открытой крышкой она устремилась ко дну.
Ужас смерти в первый момент сковал мысли видевших, как в незакрытый люк хлынула вода. Огромная опасность, однако, быстро вывела людей из оцепенения. Бросились закрывать крышку... заработал опускающий механизм... Сразу уменьшилась и стремительность потока... Вот механизм стал, крышка прикрыта. Спасение еще возможно — водой залита только часть лодки,— воздуха может хватить, пока подоспеет помощь извне... Вырываются крики облегчения, но тотчас обрываются и замирают — вода продолжает прибывать...
Крышка, оказывается, закрыта не до места; один из экипажа, ближайший к выходному люку, искал спасения через этот люк и уже был на пороге его, но подводное судно не пожелало расстаться со своей жертвой, и, захваченный закрывавшейся в это время крышкой, человек был раздавлен ею: только кости его противостояли объятиям судна, которому он вверил свою жизнь, они-то и не позволяли люку закрыться до места.
Вода прибывала. Становилось тяжело дышать.
Все способы найти спасение, казалось, были уже исчерпаны.
В сознании оставались уже немногие. Они были по грудь в воде, но отчаянная борьба со смертью продолжалась... Кое-кто толпился у выходного люка... Наконец кто-то снова стал открывать крышку... вода быстрей кинулась внутрь; сгущенный от давления воздух начал вырываться наружу... Невидимою рукою судьба направляла некоторых избранных к выходному люку и выбрасывала через него на поверхность воды. Так спаслось из тридцати семи всего двенадцать человек, подобранных со шлюпки, то есть как раз столько, сколько эта лодка должна была вместить во время своего нормального погружения, так как по проекту экипаж этой лодки был ограничен именно этим числом.
Погиб и командир (Имеется в виду лейтенант Черкасов.). Не имея опытности, молодой в деле подводного плавания, он погубил себя и повлек смерть большинства вверенного ему экипажа. Кто виноват?..»
Эти строки написал лейтенант Тьедер, сменивший погибшего Черкасова на посту старшего офицера первой подводной лодки («Дельфин» затонул на небольшой глубине, и через несколько дней его подняли.). Вторую офицерскую должность занял преподаватель кронштадтской водолазной школы лейтенант Иван Ризнич. Июньская катастрофа ничуть не охладила пылкой веры этих двух офицеров в будущность подводного плавания. Напротив, сделала их страстными поборниками идей Беклемишева. Сейчас без тени сомнения можно сказать: у командира «Дельфина» были завидные помощники. Через какое-то время каждый из них, пройдя беклемишевскую школу, станет командиром подводной лодки: Тьедер — «Ската», Ризнич — «Стерляди». В русско-японскую войну Тьедер водил свой «Скат» в боевые походы — то были первые в истории морских войн рейды подводных лодок. Ризнич испытывал новые субмарины, готовил для них экипажи. И Тьедер, и Ризнич были уволены с флота в один год — за яростную критику морского министерства, не желавшего видеть в подводных лодках грозного оружия. Тогда оба взялись за перья и стали отстаивать правоту своих взглядов в открытой печати:
«Подводники — моряки будущего!»— провидчески восклицал Тьедер. И столь же пророчески утверждал Ризнич, поневоле ставший на время торговцем велосипедов: «...Я не вижу ничего невозможного в появлении, может быть, и в недалеком будущем, подводной лодки водоизмещением в 18 тысяч тонн».
«С особой остротой,— писал историк отечественного подводного флота Г. М. Трусов,— возникла проблема подготовки команд и офицеров для строившихся подводных лодок. В те годы в России не было никакой организации для подготовки специалистов-подводников. Единственным авторитетом в этом вопросе считался Беклемишев; на него и возложили дело подготовки кадров для строившихся подводных лодок».
Потом, несколько лет спустя, на смену Беклемишеву придет первый «подводный адмирал» — герой Порт-Артура, бывший командир эскадренного броненосца «Ретвизан» — Эдуард Николаевич Щенснович. Он возглавит Учебный отряд подводных лодок, чьи старинные корпуса до сих пор еще стоят в Лиепае (тогдашней Либаве). А генерал-майор по адмиралтейству Беклемишев станет заведующим отделом подводного плавания в Главном Морском штабе, членом Морского Технического комитета. С каким же удивлением и с каким восторгом первые слушатели подводных классов увидели, что лекции Щенсновича вместе с ними конспектируют Беклемишев и Бубнов. Зачинатели русского подводного плавания, не кичась чинами, опытом, заслугами, прошли вместе с юными мичманами и новоиспеченными лейтенантами весь курс подготовки офицера подплава. Они понимали, как важно упрочить авторитет нового на флоте дела, поднять в глазах военных моряков престиж подводницкой профессии. Увы, в те времена он был невысок.
