Ученица мертвеца - Любовь Борисовна Федорова
Живодушные — древнее колдовство на крови. Известно было задолго до умного слова. Выдумка лесных колдунов-одиночек, не городских, даже не общинных, не деревенских. Живущих в тени и в глуши. Призывают их для охраны колдовского капища или жилища, чтобы сторонние рядом не шлялись. Колдуна ведь тоже убить или ограбить можно. Он иногда уходит из дома, а иногда и спит. Для того и зовут живодушных — место охранять. Кто придумал? Кто сделал? В чем угодно деревня Белки нуждалась, только не в такой вот охране, из-за которой никто, кроме самого призывателя из деревни выйти не может. Ну, или внутрь пройти. Возможно, даже словесный инспектор.
В лес Хрод взял с собой Свитти, лучшего ученика, чтоб тот мог прикрыть спину учителя словом. С ними отправились семеро лучших охотников. Сильный отряд.
Лжесеребряную вилку Хрод Белке не вернул, носил с собой. Поскольку надеялся, что нечисть серебра боится, и, как призвали ее через серебро, так, через серебро, ее возможно и изгнать. Не сильно-то верил в собственную силу слова, наверное. Белка почесала в затылке, но решила, что, раз аргентан не серебро, то призыв все ж не той силы, какую приписывает ему Хрод. Стало быть, словом справится. А объяснять деревенским, что серебро поддельное, долго, муторно, ненадежно, и незачем. Не поверят еще.
Отправилась экспедиция, как только солнце достаточно поднялось, укоротило тень. К полудню, когда Белка протерла глаза, они могли пройти половину пути до Подборья, где на перекрестке у путевых столбов есть почтовый двор, при нем путники ночуют.
Санный путь за зиму до Подборья накатали твердый, он, несмотря на начало весны, еще не подтаял, до настоящей распутицы далеко. В Подборье и ярмарка, и проезжие купцы, что возят товар из города в город, а попутно скупают сушеные, мороженые грибы-ягоды у деревенских, рыбу, сало, шкуры, полотно, и прочее. Там и церковь, и писчая контора. А деревня Белки так и называлась — Школа. За лучших учеников, которых испокон веков давала на инспекторских экзаменах по всей волости. По крайней мере, Хрод так говорил. Так что с дорогой трудностей возникнуть не могло. Отправились самые умелые и самые грамотные. Дороги туда двадцать с чем-то верст. С охотниками, да с Хродом, да днем — да ну, рассуждала Белка. Чего за них бояться. С дорогой трудности возникнуть не должно. А стаю как-нибудь отгонят.
Рассуждать-то Белка рассуждала, да не туда зарассуждалась. Охотники, Хрод и Свитти явились в деревню целехонькими. Только злыми, поздно и в странной роли — запряженными в инспекторские сани. В санях страдал инспектор, с прокушенным плечом и во в клочья порванном тулупе. А сопровождавшему его писарю и вовсе досталось от живодушных чуть не до смерти. Костяные волки по сути своей упыри — кусают специально так, чтоб кровь текла. Вот она и вытекла из парня почти полностью. Если б не зима и не приложенный к вспоротым венам снег, утекла бы вся.
А спасла инспектора с писарем лошадь. Ей обрубили постромки, чтобы кобыла, беснуясь, не перевернула сани, и она поскакала назад по дороге, увела стаю за собой. Тут-то Хрод с охотниками и подоспели на выручку. Лошади на день стае хватило, потому что живодуши больше не преследовали путников.
Узнала все это Белка уже в сумерках. Сначала она, как все, кто ждал новостей и переживал за спасательную экспедицию, ходила за сплетнями к колодцу, но не дождалась, ничего не разузнала. А когда вернулась домой, и едва растопила печь, к ее калитке на волокушах притащили искусанного инспекторского писаря. Белке оборвали веревочную петельку, на которую она запирала дверь от гостей и сквозняков. Даже не заметили, что было заперто.
— Этого сюда! — распоряжался Хрод, отодвинув Белку в сторону и хозяйски расхаживая по ее жилищу. — Она умеет, вот и пусть лечит! Все равно девка дурью мается, глядите — пирожки жарит. Где это видано — пирожки жарить? Пирожки печь надо!
Парня, синюшного, словно удавленник, уложили на лавку у печи. В пару фраз пояснили происшедшее и умчались утешать инспектора, которого, по видимости, взялся лечить сам Хрод. Но Белка, не была бы Белкой, если б не выскочила следом во двор и не прокричала Хроду в спину: «Еды пришлите!» А потом принялась хлопотать. Очень кстати пришлись учебные мази, которых она наварила на зачет. И микстуры, оставшиеся с прошлого зачета. И старая облезлая курица, которую затемно уже приволок в мешке младший хроденыш в качестве еды, пригодилась тоже. А еще все умения Белки, и отдельно слово, и отдельно дело, и слово с делом вместе нашли применение. Так хорошо пригодились, что наутро парень очнулся, пошевелился и заговорил, едва слышно выдохнул: «Спасибо». А Белка рухнула на другую лавку хоть немножечко поспать.
* * *
Словарный инспектор был, высок, широкоплеч, и больше походил на лесного хранителя, гоняющего браконьеров, или на самого браконьера, нежели на экзаменатора детских школ. С рукой на перевязи и в новом тулупе, снятом с Хрода, он явился в домушку Белки примерно в полдень. Снова оборвал намотанную вчера петельку. Споткнулся о порог. Принес с собой душный перегар сивухи, которую в деревне лучше всех варила Хродиха. Это дивное лекарство с одной чарки снимало страхи и заставляло забыть боль. Жаль, что и ноги подрубало вместе с разумом. Поэтому без страха и боли под нею много смелых дел не наворотишь. Хотя некоторые все же умудряются. У инспектора вчера был веский повод приложиться. Поэтому ругаться Белка не стала. Молча сползла со своего жесткого ложа, накинула меховую куртку на плечи, вдела ноги в домашние рваные валенки и стала буравить глазами инспекторскую спину.
Как-то не так представляла себе Белка всесторонне развитого человека. Не огромным, словно медведь, не с красным носом, не с людоедской бородой, не с громким басом и не занимающим шириной плеч половину избенки. Инспектор представлялся изысканей и тоньше. Но не состоялось. В этот раз приехал вот такой.
Первым делом инспектор осмотрел своего писаря. Выпростал руку
