Чернила и перья - Борис Вячеславович Конофальский
Глава 47
От Малена до Вильбурга при хороших лошадях можно добраться быстро, но это если ты без жены, монашек-приживалок, немолодых уже, без детей, которые то хотят есть, то животом маются, то уйдут из трактира от нянек смотреть пруд с гусями и потеряются… А ещё без телег, которые полны слуг и всякого добра и едут не спеша…
В общем, обычно скорая дорога растянулась для барона аж на четыре дня и вымотала его изрядно, тем более что жара южная пришла и сюда, и в мерзких придорожных трактирах он вовсе спать от неё не мог.
- Отчего же вы так мрачны, душа моя? – интересовалась баронесса, глядя на хмурого супруга. Сама-то она была на подъёме, ей всё нравилось: и хлопоты, и дорога, и еда в трактирах; она вся была в предвкушениях столицы.
- Так жара вон какая стоит, - отвечал ей супруг невесело.
- Ох, - беззаботно помахивала госпожа Эшбахта ручкой, - из-за таких пустяков грустить? Вы водички побольше пейте или пива, просите у трактирщиков, чтобы из погреба было. Вот и вся беда.
- Дождей нет, пшеница даже тут горит, - нехотя пояснял ей супруг. – Урожая в этом году не будет.
А баронесса опять машет ручкой:
- Ничего, авось мужички наши соберут чего-нибудь, с голоду не помрём.
«Ну и как с нею, с дурой, разговаривать?», – думает генерал и спешит в свою карету.
А на второй день пути он ещё и повстречал одного человека. Был тот человек одет в цвета Его Высочества, Волков его успел разглядеть в окно.
«Гонец герцога», – верно определил он и не ошибся.
Гонец поначалу проехал мимо Волкова, но потом, переговорив со слугами, что ехали в последней телеге, нагнал карету барона и сообщил:
- Письмо от Его Высочества.
- Письмо? Ну давайте, – просит генерал. И пока разворачивает бумагу, спрашивает у гонца: – Так вы в Эшбахт ехали?
- Именно так, господин, но вспомнил, что у вас на гербе ворон, и на карете у вас он, вот так и догадался, что это вы.
Волков кивает ему: понятно. А сам уже начинает читать. Поначалу он думал, что это будет окрик сеньора, думал, что Малены успели съездить во дворец, весть о его ночном нападении на дом Гейзенберга дошла уже до столицы и теперь герцог будет требовать, чтобы это не повторилось; но он ошибся, в письме герцог просил его поспешить в столицу, так как его ждут на государственном совете для доклада.
- Ну, что там у вас? – баронесса не удержалась и вышла из своей кареты размять ноги, ей было интересно, что происходит. – Письмо? От Его Высочества? И что он хочет?
- Он хочет знать, к какому дню назначать торжества, - абсолютно серьёзно отвечает ей супруг.
- Торжества? – госпожа Эшбахта немного удивлена. – Какие ещё торжества?
- Торжества в честь вашего прибытия, - всё так же серьёзно отвечает ей Волков.
- Моего? – теперь супруга генерала удивлена. И не она одна. Фон Готт тоже таращится на генерала, да и гонец, что ждал его ответа, тоже не всё понимал. А барон продолжал:
– Курфюрст интересуется, какого цвета будет ваше платье, чтобы обить стены бальной залы ему в тон.
Лицо баронессы отражает все её мысли, всё гамму вдруг заполнивших её эмоций; она широко раскрывает глаза, они у неё стекленеют, видно, женщина уже представляет приёмы, обеды, балы и охоты в свою честь, а потом в глазах вдруг появляется страх, кажется, баронесса понимает, что для всего этого у неё нет надобного количества платьев. И кто во всём этом виноват? Ну конечно же… Она почти с негодованием глядит на супруга. Но что теперь кого-то обвинять, когда надо действовать… Теперь у баронессы новый взгляд: надобно платья те купить, пошить срочно… И снова у неё испуг в глазах: ах, сколько же ей нужно успеть всего сделать по приезду в столицу. Как всё успеть-то? Ведь для появления при дворе ей каждый день надобно будет новое платье… так продолжается несколько мгновений, пока она наконец не начинает о чём-то догадываться, тем более что генерал теряет свою серьёзность и начинает тихонько посмеиваться, глядя на жену. И тогда она воскликнула:
- Так вы, что…? Вы, что…? Потешаетесь надо мной? – И в её голосе звенело негодование, так как это действо происходило ещё и при посторонних людях. Ладно ещё при фон Готте и слугах, так ещё и при гонце герцога. Это уже раззадорило баронессу всерьёз. – Смеётесь над собственной женой?
После чего барон ей не ответил, а сразу сказал гонцу:
- Езжайте в Вильбург, передайте Его Высочеству, что я уже еду.
И тот тут же развернул коня, а Волков, не дожидаясь следующих тирад супруги, которая закипала от негодования, поторопил её:
- Госпожа моя, садитесь уже в карету, родственник ваш ждёт нас в Вильбурге. – После чего велел кучеру трогать и сам закрыл дверцу кареты.
***
Да, и всё-таки дом его в Вильбурге был мал. Уж на что рассчитывала баронесса, думая о своём жилье в столице, он не знал, но точно не на эти хоромы. Теперь она ходила из покоев в покои с лицом весьма постным: нет, не это рассчитывала увидеть. Мария и мать Амалия ходили следом и негромко обсуждали комнаты. Генерал водил их, показывал им всё и потихоньку раздражался от высокомерного молчания супруги и вида явно разочарованного, но тут же успокаивал себя: а чего злиться, сам и виноват, какого дьявола тащил её сюда? Думал, будет иначе? С нею-то?
- Не ахти, - наконец вынесла вердикт баронесса; говорила это она, обращаясь к приживалке-монахине, но ясное дело, что хотела Элеонора Августа донести своё мнение, конечно, до супруга. На что он, естественно, ей заметил:
- Так родственничек ваш щедростью не прославился.
И тут супруга его выдаёт фразу, от которой барона передёрнуло:
- Так старались бы получше, - и, взглянув мужу в его округлившиеся от удивления и даже возмущения глаза, она и добавляет как ни в чём не бывало: - Тогда, может, и сеньор ваш был бы с вами поласковее.
Сказала
