Ледокол - Ann Lee
А ещё он рядом. Я слышу его дыхание. Но снова смотреть на него не могу. Когда шла сюда, то не думала, что это будет так. Вот первый раз, походил на мои представления, о том, что меня ждёт. Но дальше.
Мне стыдно.
Я совсем не ожидала, что мне понравиться под этим немногословным дикарём. А я, дурея, выкрикивала его прозвище. Я же замужняя женщина. Я должна была сопротивляться до последнего. Кричать и плакать. А я сдалась, от первых же ласк.
Сдалась!
Сейчас мне было хуже, чем когда он просто меня взял против воли в первый раз. Сейчас я эту волю сама прогнула, а вернее прогнулась под своими желаниями и похотью. Лежу распластанная на чужой кровати, а тело моё молит о продолжении. Разум подкидывает жаркие моменты только что прошедшего секса, и внизу живота, снова стягивается узел.
— Мне нужно домой! — сажусь резко на кровати. — У меня там сын!
Ямал как всегда не словоохотлив. Он тоже встаёт, выходит из комнаты. Я напряжённо жду, поглядывая на кучку совей одежды, вернее только на джинсы и трусы с обувью. Ничего, придумаю что-нибудь, замотаюсь в рваную футболку, как-нибудь доеду до дома.
Блин, поскорее бы домой.
Он возвращается и протягивает мне полотенце.
— В душ вроде хотела?
— Спасибо, я дома, — отвечаю и без зазрения совести стираю его следы с живота.
— Одевайся, отвезу, — снова повторяется он, и тоже начинает одеваться.
Я быстро справляюсь с нижней частью, своей одежды, прикрывшись распущенными волосами, и ловя недвусмысленный взгляд серых, колючих глаз, спешу ретироваться в коридор, где лежит ещё одна кучка моей одежды.
Зря я надеялась, что смогу это как-то надеть. Это только на помойку. Что футболку, что куртку, а про бюстгальтер я опять молчу.
На плечи ложатся тяжёлые ладони. Я вздрагиваю, и чуть ли не стону в голос.
Нет! Опять! Он решил меня затрахать до смерти. У меня уже там всё болит.
Разворачивает к себе, и бесцеремонно пялит на меня свою футболку. Какая-то черная, с черепом на груди. Пахнет его горьким ароматом. А потом и вовсе свою куртку кожаную на плечи накидывает. Всё это конечно неимоверно большое. И я снова приятно ощущаю себя крошечной, и изящной рядом с ним. А ещё это неожиданно, и как-то мило, что ли, трудно применят такое слово к такому, как Ямал, но это так.
— Спасибо, — запинаясь, произношу, исподлобья заглядывая в его невозмутимое лицо. Тянусь за своим шмотьём, но он отпинывает их в угол.
— Оставь, — произносит, а я задумчиво смотрю на эту кучку, соображая, как я буду без куртки-то теперь. Может её всё-таки стоит забрать, зашить как-нибудь.
— Ты идёшь? — из задумчивости выводит его вопрос, я поднимаю глаза. Ямал стоит у открытых дверей, сжимая в руках ключи. Одетый, как и прежде, джинсы, футболка, ботинки, только теперь без куртки. Стоит и смотрит. Спокойно, немного насмешливо.
— Я не против ещё пару раз тебя трахнуть!
И это прямо, как пинок под зад. Я подскакиваю, и хватаю свою сумку с пуфа, и, протиснувшись мимо него, вылетаю в коридор. Ямал закрывает дверь, и идёт следом. Лифт тут же раздвигает створки, мы входим. Снова ночной город как на ладони. Я, как и в первый раз отворачиваюсь, чтобы не смотреть на него.
— Чего так подскочила? — спрашивает, и я оборачиваюсь, натыкаясь, на холодный взгляд. Дневной свет кабины делает его лицо бледным, под глазами залегают тени.
Какой же он пугающий! Чужой! Непонятный! Суровый!
— Ты же кончила и не раз! Хочешь сказать не понравилось тебе?
Я заливаюсь краской, и отворачиваюсь.
Вот зачем такие вопросы. Да кончила! И что? Муки совести никто не отменял.
— Не в этом дело, — отзываюсь, разглядывая, как мы опускаемся ниже. — Я не сто килограммовый бандит, трахающий чуть ли не с младенчества баб, так что уже со счёта сбился! Для меня это морально тяжело! Хоть я и кончила, как ты выразился!
— Легче было бы, если бы тебя насиловали, — усмехается он, — тогда бы ты была перед собой чиста!
Вот же зараза! Да мне бы было бы легче! Но ничего не отвечаю, и так всё понятно. Но Ямал приближается и разворачивает к себе лицом. Я испуганно воззрилась на него снизу вверх, выставив перед собой сумку, чем заслужила уничижительный взгляд. Ну да сумка не помеха, так больше ничего и нет. Он обхватывает моё лицо за подбородок, немного сжимает, так что губы разлепляются. Холодные глаза, режут, рвут на части. Откуда ко мне столько неприязни.
— Ты хорошая актриса, Юля! — от низкого голоса мурашки побежали по спине, а может это от шершавых пальцев, что сжимают моё лицо. — Только я тебе не верю.
— Чему ты не веришь? — говорить трудно, но он бесит меня.
В чём он меня подозревает-то?
Лифт приехал и замер с раскрытыми створками, а мы так и стоим, уперев друг в друга взгляды.
— В этот гнилой базар, — рычит он, обдавая моё лицо, горячим дыханием. — Строишь из себя целку праведную, но по факту…
Он не договаривает потому, что я влепляю ему пощечину. Вот так вот, ни на грамм не задумавшись о последствиях, о том, что меня сейчас могут в порошок стереть, бью, поддавшись порыву.
— Пошёл ты на хрен со своей моралью! — шиплю, словно змея, и толкаю его со всей силы. — Сегодня один ублюдок разыграл меня в карты, а вы как падальщики кинулись на меня, вместо того чтобы разобраться с ним по-мужски. А ты самая большая сволочь, потому что пытаешься строить из себя моралиста. Мне по хрен, веришь ты мне или нет. Трахаешь, трахай молча, без оценки моих моральных качеств.
По ошарашенному лицу понимаю, что ответки, по крайней мере, сейчас не последует, и, воспользовавшись моментом, выскользнула из лифта, который привёз нас в подземный паркинг. Зашагала к выходу, поправляя на ходу волосы.
Козёл!
Просто очередной на моём пути.
Блин, только не плакать. Откат от вспышки гнева.
Гордо вышагиваю по бетонной дороге. Каждый шаг гулко отзывается эхом в подземном гараже. Их звуки прерывает скрежет покрышек, когда огромная машина, преграждает мне путь, тормозит, почти перед самым носом. Дверь открывается.
— Садись, — кидает, напряжённо глядя на меня.
Я упрямо молчу и не делаю никаких движений. На языке упрямо крутится посыл на три буквы, но инстинкты вопят, просто умоляют молчать. И я молчу, сцепив челюсти, и не двигаюсь с места.
Ямал, насмотревшись на меня вдоволь, выходит из машины, и подходит сзади вплотную.
— Давай так, — обманчиво спокойно говорит он, и
