Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1974 год
В нашем веке борьба крестьянина Мистраля за Прованс продолжалась: в 1907 году было основано общество гардьянов — прованских ковбоев — «для поддержания и упрочения веры в быков, арлезианские костюмы, традиции Камарга и процветание прованского языка».
Жители Прованса превыше всего ставят право на личную свободу и готовы заплатить за него, если надо, жизнью. Однажды старый люберонский крестьянин, играя в кафе, швырнул карты на стол и пробормотал вполголоса: «Довольно, пойду покончу с собой». Он не был ни безумным, ни разгоряченным, ни пьяным. Лишь много месяцев спустя нашли в глухом ущелье его тело с ружьем в руках.
На Люберонском массиве и по сию пору можно найти места, где не ступала нога человека. Лишь в начале XX века открыли здесь Вердонское ущелье. И совсем недавно с вертолета обнаружили таинственный грот в другом ущелье, Артюбийском, где средневековые фальшивомонетчики плавили серебро.
В смерти того крестьянина не был повинен мистраль. Этот холодный ветер плохо действует на приезжих, он леденит душу, сводит с ума своей настойчивой свирепостью, но местные жители свыклись с его буйным норовом — для них это просто зима.
«Ледяная ночь, мистраль (он еще не стих). Вижу в окна блеск и даль гор, холмов нагих», — писал Бунин.
Наверное, именно присущее провансальцам качество — не лукавить с самим собой, полно и искренне раскрывать свое «я» — дало оригинальнейшего живописца — Сезанна, уроженца Экса, а отрешенность от сутолоки бытия и поэтическое воспарение подарили миру не только Мистраля и Додэ, но и французского Икара — жившего и умершего в Авиньоне Монгольфье.
Кто утверждает, что в руинах нет никакой красоты, пусть посмотрит восхитительный замок в деревне Тур-д"Эг, который трубадуры прозвали «монументом красоты и безумия».
Ныне от замков-крепостей остались одни развалины — Рошмор, Вивье, Донзер, Марнас, Пиоленк, но и они хранят в своих замшелых камнях источники вдохновения, откуда били родники поэзии — будь то письма мадам де Севиньи или божественная лирика Петрарки.
Изъеденные солнцем и ветрами башни кажутся продолжением скал, их можно принять скорее за творение природы, чем за дело рук человеческих. Это оттого, что жители Прованса в течение веков не отвергали уроков жизни. Люди и природа взаимно моделировали друг друга.
Высвеченные солнцем крепостные стены, тяжелые цепные мосты, перекинутые через рвы, подпирающие небо массивные башни с угрюмыми бойницами «машикули» предстали из векового сна въяве — в последние десятилетия в Провансе восстановлено много памятников античности и средних веков.
Но совсем уникальна деревня-курорт Пор-Гримо — осуществленный недавно проект, опыт воссоздания прованской деревни, отвечающей современным требованиям «отдыха на воде».
Лет десять-двенадцать назад архитектор Франсуа Споэрри обнаружил в глубине залива Сан-Тропе заболоченные участки, густо поросшие травой и камышом, — раздолье для уток. Над заливом на склонах холма раскинулась старая деревня Гримо с развалинами большого замка. Возникла мысль попытаться, сохранив ландшафт, создать антипод современным курортам из стекла и бетона: построить здесь озерный городок. Архитектор без всяких колебаний выбрал прованский стиль — он отвечает характеру местности, он помогает сочетать независимость жителей с их общительностью.
Кварталы расположены в виде островков, соединенных между собой мостами. У каждого судна свой причал, конец которого — продолжение дома или разбитого перед ним небольшого сада. Чтобы не нарушить облика настоящей деревни, вместо магазинов построены лавки, на маленькой площади под открытым небом — рынок. Сейчас архитектор подумывает о том, чтобы построить в Пор-Гримо небольшую арену для корриды.
Впрочем, здесь, в Провансе, культивируется не бой, а скорее игра с быком. Она носит название «course libre» — «игра без правил». Поскольку это не бой, здесь нет матадоров и бандерилий, в игре может принять участие любой смельчак, который рискнет встать на пути разъяренного животного. Он должен выхватить цветок или кокарду, прикрепленную между лирообразными рогами черного камаргского быка.
Провансальцы уважают свободу каждого, в том числе и быка, и если за четверть часа никто не сорвет кокарду, быка оставляют в покое, и гардьяны гонят его обратно в манадо — стадо.
А лошади?! Они носятся по болотным маршам Камарга, по сытной и бархатистой травке лугов, расцвеченной цветами лаванды — синей в зимнюю пору, красной в летнюю, — дикие и свободные, как ветер. Галлы — большие охотники до лошадей и покупают их за большие деньги. На это обратил внимание еще Юлий Цезарь. Снежно-белые лошади — гордость провинции, им присваивают громкие имена «Люцифер», «Цезарь», «Шарль».
Забираясь ближе к воде, лошади вспугивают стаи розовых фламинго, уток, цапель, выпей. Здесь попадаются даже настоящие чибисы. В дельте Роны зимуют и постоянно обитают десятки видов птиц, гнездятся три тысячи пар фламинго. В Камарге организован национальный заповедник, и трудно найти во Франции другое место, где люди в такой же мере готовы были бы сотрудничать с природой.
Не то чтобы здесь не было браконьеров — огнестрельного оружия в наши дни не меньше, чем во времена Тартарена, — но настоящий провансалец не купит дичи или зайца, подбитого в запрещенное для охоты время. Провансальцы ходят на охоту главным образом, чтобы, как утверждают они, «не растерять природных инстинктов».
Но не инстинкты, а столетиями приобретавшееся осознание законов того, что ученые теперь называют экологией, водило ружьем человека, который недавно выстрелил в самолет, опрыскивавший поля раствором ДДТ, и заставил его приземлиться. «Они хотели уничтожить комаров, — презрительно рассказывают в Камарге, кивая головой на север. — Но они не спросили нас. Уничтожьте комаров, что будет с лягушками, с рыбой, с птицей?»
Провансальцев беспокоят реактивные самолеты, распугивающие птиц; удобрения на рисовых плантациях — они отравляют насекомых и земноводных и причиняют лошадям мучительный зуд; в лагунах из-за химических веществ гибнет рыба и растительность.
Директор заповедника доктор Люк Хоффман разрабатывает проект расширения заповедной территории. Это связано с выплатой компенсации частным владельцам тысяч акров земли. Поддержат ли его в Париже? Он надеется. Люди начинают постепенно ценить то, что они имеют в единственном экземпляре. А где найти другой Камарг? Другой Прованс?
Г. Гаев, И. Писарев
Фриц Лейбнер. Человек, который дружил с электричеством
Показывая «Дом на холме» новому клиенту, мистер Скотт очень надеялся, что тот не обратит внимания на опору линии высокого напряжения. Столб маячил прямо перед окном спальни и уже дважды отпугивал покупателей — оказалось, что пожилые люди по необъяснимой причине боятся электричества. О том, чтобы перенести столб не могло быть и речи — линия, бегущая вдоль цепи холмов, была основным источником энергии для местечка Пасифик Фоллз. Поэтому оставалось только всячески отвлекать внимание посетителей.
Однако и на сей раз мистеру Скотту не помогли ни молитвы, ни красноречие. Уроженец Новой Англии мистер Леверетт — так звали нового клиента — заметил столб сразу, как только они вышли на террасу. Он внимательно осмотрел приземистую колонну из крепких балок, восемнадцатидюймовые стеклянные изоляторы и черный ящик трансформатора, через который отводился ток в несколько соседних домов. Взгляд его скользнул по четырем толстым проводам, летящим с одного серо-зеленого холма на другой, и он наклонил голову, как бы прислушиваясь: слух его уловил низкий ровный шум, вызываемый движением электронов.
— Вы только послушайте! — воскликнул он, и впервые в его бесстрастном голосе прорезалась какая-то эмоция. — Пятьдесят тысяч вольт! Вот это энергия!
— Сегодня, наверное, особые атмосферные условия. Обычно ничего такого не слышно, — ответил мистер Скотт, погрешив слегка против истины.
— Ах вот как? — с некоторым разочарованием удивился Леверетт.
Когда осмотр дома был полностью закончен, пожилой клиент вдруг попросил вернуться на террасу.
— Шум-то так и не исчез, — сказал он. — Должен вам признаться, что этот гул успокаивающе действует на мои нервы. Как, например, отзвук ветра или шум потока, моря. Грохот машин я ненавижу, поэтому и уехал из Новой Англии. А этот звук для меня будто голос природы — мягкий, спокойный. Так вы говорите, что его здесь можно услышать редко?
Продажа недвижимости требовала гибкости, и мистер Скотт этим качеством обладал.
— Видите ли, — заявил он прямо, — сколько я ни выхожу на террасу, всегда слышу этот звук. Шум иногда нарастает, иногда спадает, но есть он всегда. Но так как большинству людей этот шум не по душе, приходится о нем умалчивать.
