Мышление через кино. Занимаясь философией, смотреть фильмы - Damian Cox
Насколько правдоподобна эта сократовская точка зрения? Это зависит от ценностного утверждения, лежащего в его основе: идея о том, что честность является высшей ценностью. По-видимому, эта точка зрения предполагает, что честность имеет объективную ценность. Если ценность честности объективна, то она не зависит от того, что люди сочтут ее ценной. (В отличие от этого, золото не является объективно ценным, поскольку его ценность зависит от того, что люди случайно оценили его.) Если Иуде наплевать на свою потерю целостности, ему все равно будет гораздо хуже от этого. В конце "Преступлений и проступков" он становится ничтожным человеком, даже если нет никого, кто бы знал о его поступке и заботился о нем. (Те, кто знает, не заботятся; те, кому было бы не все равно, не знают.) Что делает честность объективно ценной? Если она объективно ценна, то что делает ее сверхценной, первостепенной? Возможно, она важна, но другие вещи все же важнее. Возможно, счастье объективно важнее честности. Возможно, успешные отношения важнее его. Насколько искренним утешением было бы сохранить свою целостность, если бы это означало, что Вы прожили жалкую и одинокую жизнь? (Обычно честность и благополучие не противоречат друг другу, но представьте себе случай, когда это так).
Сократовская апелляция к просвещенному эгоизму и высшей ценности честности - увлекательная возможность, но она далеко не всегда верна. Кроме того, она оставляет нас с проблемой моральных причин, знакомой по обсуждению сдерживания в предыдущем разделе. Предположим, что Джуда отказывается от предложения брата убить Делорес на том основании, что он не готов стать убийцей. Апелляция Джуда к своим просвещенным собственным интересам кажется улучшением по сравнению с любой апелляцией к своим непросвещенным собственным интересам. Это, по-видимому, более удовлетворительная с моральной точки зрения причина для отказа от убийства, чем, например, страх наказания. (Мотивироваться исключительно страхом наказания кажется аморальным, эгоистичным и эгоцентричным; мотивироваться исключительно страхом стать плохим человеком - это, конечно, эгоцентричная мотивация, но она не кажется особенно эгоистичной или аморальной. Хороший человек, которым вы мотивированы стать, не является эгоистом или аморальным человеком). Тем не менее, объект осуждения - моральная защита его характера - кажется неверно направленным. Не должен ли Джуда отказаться от организации убийства Делорес из-за того, что он думает о ней, ее правах и уважении к ней, а не из-за того, чего он хочет для себя? Если это так, то просвещенный собственный интерес не может считаться вполне адекватной моральной причиной. Тем не менее, если сократовская точка зрения верна, то она показывает, что по крайней мере в некоторых случаях безнравственных действий - крайних, разрушающих целостность, - просвещенный эгоизм и моральные причины дают одинаковые ответы. Это приводит нас к рассмотрению последней возможности. Возможно, просвещенный самоинтерес всегда отвечает нашим моральным интересам, но моральные причины не должны приобретать свою власть над нами из-за этого факта. Может оказаться, что у нас есть более веские основания поступать нравственно, чем безнравственно, независимо от того, где находится наш собственный интерес. Тот факт, что мораль превосходит аморальность, может зависеть от природы моральных причин.
Кант и авторитет моральных оснований
Последняя стратегия тесно связана с философией Иммануила Канта, и мы рассмотрим ее в контексте практической философии Канта (его философии того, что руководит поступками). Кантовская постановка вопроса - это лишь один из способов утверждения авторитета моральных оснований, но известный и влиятельный. Мы не будем воспроизводить здесь теорию морального действия Канта - это заняло бы слишком много времени. Вместо этого мы опишем в общих чертах кантовский ответ на поставленную нами задачу. Всегда ли моральные причины перевешивают пруденциальные? Да, - отвечает кантианец, - в силу природы морального рассуждения. Точнее говоря, моральные причины неизменно преобладают над пруденциальными. И, как мы увидим, причин поступать безнравственно на самом деле вообще не существует. Но начнем с самого начала.
Что такое моральные причины? Это причины, по которым мы должны поступать нравственно. Кажется, что они конкурируют с пруденциальными причинами, которые дают нам основания действовать в собственных интересах. Если это правильный взгляд на вещи, то наша проблема состоит в том, чтобы показать, каким образом моральные причины оказываются весомее или сильнее пруденциальных. С кантовской точки зрения, однако, это ошибка. Морально рассуждать - значит стремиться ответить на вопрос "Что я должен делать?". Пруденциальные рассуждения, напротив, ищут ответ на другой вопрос: "Что я должен сделать, чтобы получить то, что я хочу?". Моральные причины имеют приоритет над пруденциальными, поскольку только моральные причины однозначно информируют нас о том, что мы должны делать. Пруденциальные причины говорят нам о другом. Они говорят нам о том, что мы должны делать, чтобы получить то, что мы хотим. Вопрос о том, должны ли мы получить желаемое, остается открытым. Джуда хочет вернуть свою жизнь, и он считает, что единственный способ вернуть свою жизнь - это смерть Делорес. Рассуждая благоразумно, он приходит к выводу, что для того, чтобы вернуть свою жизнь, ему придется убить Делорес. Возможно. Но что с того? Это еще не говорит о том, почему он должен убить Делорес. Он должен убить Делорес только в том случае, если он должен сделать все возможное, чтобы вернуть себе жизнь. А зачем так думать? Мораль превосходит корысть, потому что моральные рассуждения по своей природе указывают, что мы должны делать. Все остальные соображения о том, что мы должны делать, должны пройти через фильтр морали, прежде чем они смогут подсказать нам, что мы должны делать.
Возможно, это похоже на словесный трюк. Кажется, что мы просто определили моральные соображения таким образом, что они всегда имеют приоритет над другими соображениями. Но это еще не все. Кант предлагает модель практического рассуждения (т.е. рассуждения о том, как следует поступать), которая резко отличается от модели ожидаемой полезности, рассмотренной нами ранее в этой главе. В рамках модели ожидаемой полезности практические рассуждения, по сути, сводятся к тому, чтобы выяснить, какое действие с наибольшей вероятностью приведет к наиболее ценному результату. Такой тип рассуждений называется инструментальным. В модели Канта, напротив, практические рассуждения осуществляются путем подведения действий под принципы. Мы спрашиваем себя: что это за действие? Под какой принцип оно подпадает? Затем мы можем исследовать достоинства этого принципа.
