Жан Паван - Марлен Дитрих
Какой бы ни стала внешняя политика Америки в дальнейшем и каково бы ни было отношение к ней Марлен Дитрих, но тогда, начиная с 1933 года, актриса принимала участие в работе комитета по приему бежавших от нацистского режима евреев и также людей других национальностей. «Основными его организаторами были Эрнст Любич и Билли Уайлдер», — вспоминает она. Дитрих также работала в Голливудском комитете победы, основанном 10 декабря 1941 года, то есть через три дня после бомбардировки базы Пёрл-Харбор. Она трудилась в качестве официантки и мыла посуду в голливудской столовой, созданной Бетт Дэйвис и Джоном Гарфилдом, и участвовала в продаже облигаций военных займов.
«От шести до восьми спектаклей в день, и еще иногда по вечерам я должна была ехать на какой-нибудь завод и призывать рабочих пожертвовать государству какую-то часть своей зарплаты… Одна только я собрала для государственной казны США миллион долларов».
Один из ее способов продажи облигаций заключался в следующем: по вечерам в ночных клубах она усаживалась на колени к посетителям и продавала поцелуи. Ее вызвали в Белый дом на прием лично к Франклину Рузвельту, который, по ее словам, заявил ей: «Мне рассказали, как вы продаете облигации. Мы выражаем вам свою признательность. Но я категорически запрещаю вам смешивать воедино продажу военных облигаций и занятие проституцией».
В пропагандистских целях и вместе с тем для развлечения находящихся на фронте военнослужащих в конце 1943 года компания «Юниверсал» сняла фильм, состоявший из отдельных скетчей, под названием «Следуя за парнями», в котором кинозвезды «играют самих себя». Марлен исполняла там номер, в котором ее ноги, отделенные от нее, прогуливались совершенно самостоятельно, поскольку она распилена надвое ассистентами мага Орсона Уэллса. Этот фокус Уэллс уже проделывал на сцене с Ритой Хейворт, на которой он женился в сентябре 1943 года, но «Коламбия» отказалась «одалживать» Риту «Юниверсал». У равновеликих Уэллса и Дитрих были очень прочные, можно сказать, возвышенные, дружеские отношения, основанные на взаимном восхищении и бескорыстии. В книге «Азбука моей жизни» она оставила о нем следующие воспоминания: «После того как я увидела его и поговорила с ним, я чувствовала себя, как растение, которое полили водой». А Орсон Уэллс в беседе с Питером Богдановичем так вспоминал о ней: «Да, между нами существовало огромное взаимное доверие… В течение многих лет… мы разъезжали повсюду и нам приходилось проделывать этот номер, то есть распиливать ее пополам, по восемь раз в день. И она ни разу не опоздала даже на минуту. Вы не можете себе представить, до какой степени мы были близки».
В ноябре и декабре 1943 года Марлен снялась на «Метро-Голдвин-Майер» (с этой студией Гарбо решительно рассталась два года назад) в нелепом фильме на восточные темы, под руководством того, кто первым в 1923 году в Берлине попытался снимать ее в кино, — тогда Вильгельма, а теперь Уильяма Дитерле. Она играет неглавную роль, королевы гарема. Но танец, который она исполняет с явным удовольствием, в облегающем трико телесного цвета, очень ловко сделанного замечательным художником по костюмам Ирэн и создающего эффект обнаженного тела, при этом ее ноги покрыты золотистой краской, белокурые волосы собраны высоко на макушке в пучок и так затянуты, что разглаживаются все морщины на лице, — ведь ей уже за сорок, — является, по правде говоря, единственной причиной для того, чтобы сегодня захотелось еще раз посмотреть фильм «Кисмет».
А Штернберг в это время занимался своего рода статистикой, едкой и колючей: он составлял список всех кинорежиссеров, в чьих фильмах, не столь запоминающихся и не являющихся «классикой», как семь его замечательных фильмов, снялась Марлен после их разрыва. Дитрих, со своей стороны, даже и не помышляла о том, чтобы критиковать фильмы, которые Джо снял без ее участия, и тем более составлять списки актрис, которых он снимал в этих фильмах. Тем не менее ее не прямо адресованная реплика эффективнее достигла цели, поскольку была высказана честно, скромно и справедливости ради. В своих «Воспоминаниях» она выступила против того, чтобы в списки «фильмов Марлен Дитрих» включали те картины, где она появлялась на совсем непродолжительное время: «Это подлог, но главное, что это оскорбительно для звезд, исполнивших главные роли в этих фильмах».
Не являлся ли хитростью этот каннибальский ход по переключению внимания? Конечно, являлся, причем было продумано, как его сделать, а также просчитан результат, побочные же незначительные последствия вряд ли учитывались, поскольку тонкость расчета заключалась в невозможности упрекнуть Марлен в злом умысле, так как она единственная, кто заботился о справедливости, крайне ко всем внимательна и, следовательно, «всегда рядом». На английском языке это звучит еще красноречивее: «видно ее присутствие». Что бы там ни было, но когда 22 августа 1944 года «Кисмет» в Нью-Йорке вышел на экраны и пользовался большим успехом у публики, именно золотистые ноги исполнительницы второстепенной роли Дитрих были изображены во всю величину огромной горизонтальной афиши, в то время как сыгравшего главную роль Роналда Колмана отодвинули на второй план.
Но на сей раз Марлен не могла удостовериться в успехе, так как еще 4 апреля вылетела в Нью-Йорк на военно-транспортном самолете (это был ее первый полет), а оттуда отправилась сначала навстречу освободительной армии в Касабланке, а позже на год и три месяца уехала с группой военных артистов в Европу. Одной из главных причин, по которой она попала на фронт, безусловно, был тот факт, что Жан Габен находился в Южной Африке, так как в начале года он присоединился к движению за освобождение Франции, которое оснащали и экипировали американцы, и сражался вместе с союзными войсками.
Это был первый опыт сольных выступлений Дитрих на сцене, ставший для нее одновременно очень серьезным испытанием. В Италии она пела целый вечер, выступая перед десятками тысяч солдат. Ведущего концертов звали Дэнни Томас. Марлен была ему очень признательна: «Дэнни научил меня владеть собой, держать паузу. Он также научил меня чувству ритма, как вызывать смех в зале, как прекращать его, как вести себя, выступая перед этими отчаявшимися людьми, которые хотят вас оскорбить, потому что вы не воюете. Самым трудным было побороть эту враждебность. У Дэнни это получалось великолепно». В первый раз Марлен выступила 11 апреля в Алжире, где нашла Габена. Она переделала и исполнила свой новый гимн, написанный в Германии (и поэтому сначала его распевали нацисты). Его название, «Лили Марлен», по чистой случайности было созвучно ее имени. Из Алжира Дитрих направилась в Неаполь и начиная с 22 января, когда она прибыла в Анцио, ездила по всей Италии, охваченной боями. Она заболела воспалением легких и считала, что ее спас пенициллин, изобретенный всего двумя годами ранее.
А несколькими годами позже, летом 1949 года, в Лондоне, когда Марлен снималась у Хичкока, она пригласила к себе на ужин Александра Флеминга. Она сделала это через их общего друга Мишу Сполянски, с которым познакомилась еще в Берлине. Это он сочинил музыку к спектаклям в мюзик-холле «Это носится в воздухе» и «Два галстука» — «буффонаде», в которой ее увидел Штернберг. Во время ужина с Флемингом разговаривали на поверхностные темы: «Мои друзья и я договорились не говорить ни слова о пенициллине, так как я была убеждена, что он больше не желает ничего о нем слышать». Как вдруг: «Неожиданно Флеминг опустил руку в карман пиджака. Все смолкли. Он достал небольшой предмет и протянул его мне через стол со словами: „Я вам кое-что принес“. Я взяла предмет. Это было что-то круглое стеклянное. „Я подумал, что единственный подарок, который я могу вам сделать, — сказал он мне, — это первая культура пенициллина“. Мы чуть не расплакались».
Четвертого июня 1944 года союзные войска вошли в Рим. 6 июня — состоялась высадка в Нормандии. Париж был освобожден 25 августа. Перемирие же будет объявлено почти через десять месяцев. На севере нацисты оказывали сопротивление. В ходе Арденнской операции погибло около 24 тысяч американских солдат. Марлен находилась там. В своей книге она вспоминает о крысах и вшах, холоде, об обморожениях, о растерянности и подавленном состоянии немецких пленных и раненых, с которыми она разговаривала на их родном языке. А потом:
«Снова прошел слух, что на подмогу придут французские войска и в том числе — 2-я бронетанковая дивизия. Как-то раз вечерний концерт отменили, и я умолила сержанта дать мне джип, чтобы поехать на поиски Габена. Вечерело, большое количество танков стояло прямо в поле. Я стала бегать от одного танка к другому, пытаясь увидеть волосы с проседью под фуражкой стрелка морской пехоты. Большинство солдат были очень молоды, почти мальчишки, они спокойно сидели и смотрели, как спускаются сумерки. Неожиданно я увидела его со спины. Я громко окликнула его по фамилии, он обернулся и сказал: „Черт побери! Вот и всё“».
