Ариадна Сокольская - Марсель Карне
Зло втягивает в свою орбиту невиновных и превращает праведников в убийц. Начало этой темы, важной для Карне, — в «Набережной туманов».
Мотив убийства возникает уже с первой сцены. В тумане грузовик едва не наезжает на собаку. Жан резко отворачивает руль. Шофер взбешен: «Такие штуки при шестидесяти километрах в час... и из-за шавки...» Спор разгорается, солдат грозит намять бока шоферу, оба выскакивают из машины, но до драки так и не доходит — опомнившись, герой Габена предлагает перемирие. Шофер, уже вооружившийся тяжелым гаечным ключом, кладет его и виновато объясняет: «Я думал, вдруг ты выстрелишь...» Солдат печально усмехается: «Стрелять!..»
«Когда стреляют, — говорит он после, уже придя в себя и взяв протянутую шофером сигарету, — это как будто пустяки, как на гулянье, в тире — знаешь?.. Стреляешь — и человек сгибается, подносит руки к животу, чуть кривится от боли, как мальчишка, который накурился папирос, и его руки делаются красными, и он падает... Остаешься один... Больше ничего не понимаешь... И все вокруг расплывается...»
Далекая война в Тонкине внезапно приближается: солдат несет её в себе. Он уже знает цену этой кажущейся легкости убийства и догадывается, что бегство бесполезно. Можно удрать из легиона, сбросить форму; можно добраться до Венесуэлы и даже до Гавайских островов. Но как избавиться от отравляющего опыта войны? Где, на каком вокзале бросить груз воспоминаний?..
В «Набережной туманов» романтический герой — отважный, мужественный, благородный, недаром сделан дезертиром. Габен играет человека, который на голову выше остальных. Его решение бежать из легиона диктуется не трусостью, а ненавистью к убийству. Но даже этот сильный, цельный человек не может вырваться из паутины преступлений.
Герой Габена убегает от кровопролития. Но в Гавре тоже льется кровь. Случайный выстрел, неожиданная смерть тут не в диковину. Панама даже не пытается узнать, что за машина подъезжает ночью к его бараку, в кого стреляют люди, сгрудившиеся на кожаном сиденье. Он просто берет винчестер и привычно метким выстрелом разбивает фару. Машина уезжает. Тогда с земли, из-за каких-то бочек поднимается Забель. Его ладонь в крови. Он говорит, что оцарапал руку и потерял пакет, когда бежал от этих негодяев. Никто не спрашивает, что было в пакете. Но Панама, глядя, как новый гость моет над тазом руки, вдруг замечает: «Это не ваша кровь...»
Мотив кровопролития вновь возникает в сцене у Забеля, когда Нелли, спустившись в винный погреб, находит запонку убитого Мориса. Тот же мотив — все нарастающей вражды и зреющего убийства — сопровождает встречи Жана и Люсьена, Жана и Забеля. От раза к разу стычки все ожесточенней. Воздух, которым дышит дезертир, насыщен кровью. Жан неминуемо должен убить насильника Забеля, Люсьен — отомстить Жану за пощечины.
Греховность человеческого существования, утрата чистоты в жизненной смуте — один из лейтмотивов творчества Карне. В «День начинается» (1939), и «Терезе Ракен» (1953) ситуация повторится. Горой, которому отдана авторская любовь (Жан, Франсуа, Лоран), сам того не желая, прольет чужую кровь.
В каждом из этих фильмов убийство, совершенное героем, — акт возмездия. Убийца прав, кроме того, он убивает в припадке слепой ярости, не помня себя. И все-таки с этой минуты вступают в действие комплекс вины и неизбежность нового возмездия. Тут, несмотря на правоту убийцы и отвращение Карне к убитому (кем бы он ни был, ипостасью злого духа, как Забель и Валантен, или же попросту бесцветным хорохорящимся мещанином, как муж Терезы), всего важнее заповедь «не убий». Преступивший ее недаром называется преступником.
Все персонажи «Набережной туманов» так или иначе причастны к преступлению. Кроме Нелли. Женщина, как обычно у Карне, олицетворение любви. Она невинна, даже если убивают из-за нее и ради нее.
Нелли у Мак Орлана становилась наглой и жестокой. Поэтому она и побеждала. Лирическая героиня фильма беззащитна. В тонкой и чистой красоте Мишель Морган была пронзительная нота. Ее Нелли казалась слишком рано повзрослевшей. Подобно чеховской Ирине («Три сестры»), она вступала в жизнь, готовую разрушиться. Ей было в высшей степени присуще чувство неустойчивости счастья, боязнь невидимой угрозы, вмешательства чьей-то злой воли. Тема враждебного, чужого мира, который окружает человека и в конце концов калечит его жизнь, — тема не только Жана, но и Нелли.
Героев фильма связывает «предначертанная», безоглядная любовь. Однако рядом существуют страсть Забеля и нечистое внимание Люсьена к Нелли. Они так же губительны, как страсть Соленого к Ирине. И там и тут за скобку вынесен мотив погони, отношения жертвы и хищника, остановившего на ней свой взгляд и тем определившего ее судьбу. Случайность, непредвиденность и непредотвратимость этого вторжения пугают. Оказывается, не обязательно вступать в конфликты. Достаточно просто существовать, быть видимым, чтобы на тебя, на твою жизнь и душу мог покуситься кто угодно.
В «Набережной туманов» эта тема близко связана с войной — не названной, но предугаданной. Вспомним, что говорил Карне о времени создания картины: «Разве не носили мы в самих себе зачатков смерти и уничтожения? Разве не отдавали себе тогда отчет, что мы осуждены...»
Тревога, неустроенность достигли в «Набережной туманов» трагедийного накала. Темы и настроения, уже знакомые по фильмам Ренуара, Виго, Фейдера, Дювивье, получили остроту пророчеств.
2«Набережная туманов» принесла Преверу и Карне большую славу. И большие неприятности. История постановки изобилует отказами, запретами, возмущенными отзывами продюсеров, а затем и некоторых критиков.
Началось с того, что первый вариант сценария, представленный в дирекцию УФА, вернулся из Берлина отклоненным. «Отказ подписал Геббельс, считавший сценарий плутократическим, декадентским, нигилистским и т.д.», — рассказывал Карне{Раздумья Марселя Карне. «Искусство кино», 1958, № 5, стр. 156.}. Немцы потребовали коренной переработки, а в случае дальнейших несогласий, замены сценариста и режиссера. Габен на это не пошел, и договор пришлось расторгнуть.
Довольно долго длились поиски отечественного финансиста. Людям с деньгами замысел Превера и Карне, как правило, не нравился. Сценарий путешествовал от одного продюсера к другому. (Правда, за это время Карне успел пригласить на роль Нелли Мишель Морган — нет худа без добра. «Если бы фильм снимался в студии УФА, Мишель бы не участвовала в нем, так как была в то время занята. Лишь благодаря переговорам, отсрочившим время съемок, мне удалось ее заполучить, — вспоминал режиссер. — Мы сделали пробную сцену ярмарки с Габеном в роли партнера. Мишель была в ней изумительна, может быть, еще лучше, чем в окончательном варианте»{“Cinémonde”, 15 mars 1957.}.)
В конце концов за постановку «Набережной туманов» взялся продюсер Грегор Рабинович. Впоследствии, в годы Виши по этому поводу было произнесено немало низких слов. Еврейских продюсеров обвиняли в пораженчестве, приписывали им тлетворное влияние на режиссеров. Бардеш и Бразийак в своей «Истории кино» (1943) писали, что «талант Марселя Карне... впитал в себя еврействующую эстетику, которая стала вызывать протест даже у самых терпимых…»{Цит. по кн.: Жорж Садуль. Всеобщая история кино, т. 6. М., «Искусство», 1963, стр. 64.}
Евреи отвечали за грехи, в которых не были повинны. В действительности Рабинович, как и большинство французских продюсеров, был настроен конформистски. Меньше всего ему хотелось выпустить картину, проникнутую духом беспокойства и упадка. «...Когда, после отказа немецкой фирмы, сценарий отдали французскому продюсеру, заключение его было ужасным, — свидетельствовал Карне. — Он заявил, что его заставляют ставить «грязный» фильм, и это было началом длительной борьбы, противопоставившей Превера и меня представителям фирмы на все время съемок»{“Cinémonde”, 15 mars 1957.}.
«Позиция вмешательства», которую с первых же дней работы занял Рабинович, была, конечно, не вполне диктаторской. Но, тем не менее, из горькой чаши творческой зависимости Карне хлебнул основательно.
Сцену самоубийства Мишеля Кросса режиссер снимал тайком, когда директор фильма, заодно наделенный правами контролера, был в отъезде. Она вошла в смонтированный фильм. И все-таки, «после ужасных споров»{“Cinémonde”, 15 mars 1957.} продюсер заставил её вырезать — мрачных сюжетов он не одобрял.
Конфликты были неизбежны. Карне прекрасно это понимал. Умение сопротивляться и отстаивать свои права, заявленное им еще в «Женни», тут снова пригодилось. Будь у него другой характер, из «Набережной туманов», возможно, вырезали бы не только эту сцену.
Реванш был взят, когда фильм показали публике. После премьеры (18 мая 1938 года) Марсель Карне сделался знаменитым режиссером. Отныне его имя стали называть в одном ряду с Жаком Фейдером, Рене Клером, Жаном Ренуаром.
