Анатолий Шиманский - Америка глазами русского ковбоя
Фермеры содержали 4 свиньи, 4 лошади, по 5 кошек и собак. Для видимости сельского зяйства они разводили карликовых коз. Узнав это, я только тогда понял, почему в их визитке было написано: «Продаем наших детей».
Надин убирала в убежище для брошенных животных, и обитатели фермы были когда-то брошены их равнодушными хозяевами. Патрик был важной шишкой в канадском отделении компании «Сэйфвэй», владевшей магазинами по всему миру. Он глава департамента по оценке производительности работников торговли, именно он решает, кого повысить, а кого понизить в должности и зарплате. Я поинтересовался: – Пат, ты, значит, – типа Большого Брата из книги Оруэлла «1984 год», и можешь решать будущее тысяч людей?
Он нисколько не смутился и попытался мне объяснить, что у компании есть объективные критерии оценки производительности труда работников, и личностный фактор не играет роли. Ох, сомневаюсь! Слава богу, что я у него просто гость, а не работник «Сэйфвэя».
Хозяева решили поужинать со мной в ресторане города Линден. По дороге я удивился чистоте и безлюдности улиц этого городка. Надин объяснила, что здесь живут потомки голландцев, всегда отличавшихся аккуратностью и педантичностью. Вот уж где мне бы места не нашлось.
Рестораном «Жорж» управляли необъятный Жорж Овен и его тощенькая, морщинистая жена Стелла, которая была значительно старше. Я не упустил случая опозориться, спросив у Жоржа имя мамы, указав пальцем на Стеллу. А ведь моя мама учила меня в детстве никогда пальцем на людей не указывать!
Фирменным блюдом ресторана были жареные бараньи ребрышки. Ох, не надо бы Жоре в ресторане работать! С трудом он протискивался между столами и нагибаться не мог из-за живота необъятного. Он решил сам обслужить нас и расписаться на меню своего ресторана. Меню ресторанов, которые посетил по дороге, я подклеивал в путевой журнал, чтобы и через 200 лет люди знали, почем и чем нас кормили. Так вот – блюдо этих ребрышек стоило 8.95 доллара, а с чаевыми 10.00.
Следующий день, 13 октября, был практически последним днем экспедиции – дальше Ферндэйла ехать я не собирался. Нужно было найти хорошее место для лошади, а телегу со сбруей оставить здесь, чтобы при первой возможности отправить их в Австралию.
Я вернулся в дом Анн-Марии и Марка Мацкевич, где гостей было невпроворот. Отец моей любви Лори приехал сюда с женой отдохнуть перед дорогой в Португалию, где он собирался писать этюды. Пол Гленн оказался знаменитым американским художником. Его жена Кэтти была подругой Анн-Марии и лет на 20 или 30 моложе Пола, что не мешало им быть счастливыми. Пол нарисовал в моем дневнике мощный дуб, теряющий листья под напором ветра, но не сгибающийся – прекрасная аллегория. Кэтти приписала рядом: «Всего доброго, Анатолий, в вашем путешествии вокруг мира. Кэтти Кэлли, мачеха Лори».
Еще одним гостем был Майкл Шмидт, плотник с Аляски и друг Марка. Его мотоцикл «харлей-дэвидсон» был припаркован перед домом и сверкал хромированными ребрами. Я никогда еще не сидел на этой американской легенде, и Майкл с удовольствием прокатил меня по центру Ферндэйла. Я попросил его написать о себе в дневнике, что он и сделал:
«Анатолий, приятно было встретить тебя и Ваню. Мне нравится твоя бродячая душа. Пока мы сидим в доме Марка и Анн-Марии, я думаю о твоем и моем путешествиях. С начала сентября я путешествовал через штаты Вашингтон, Орегон и Висконсин по проселочным дорогам на моем толстяке «Харлей-Дэвидсоне». Этот мотоцикл был моей мечтой 23 года, и наконец я смог совершить на нем путешествие, о котором так долго мечтал. Желаю удачи и многих приключений. Дорога – это приключения. Счастливых путешествий, русский пилигрим. Я же возвращаюсь домой – на Аляску! Прекрасное место. Если соберешься ехать в этом направлении – буду рад видеть».
В этот мой приезд оказалось, что Анн-Мария страдает аллергией к лошадям. Поэтому мне пришлось перебраться с Ваней через дорогу, к соседям. Билл и Бэкки Габер содержали пару арабских скакунов и были счастливы кормить Ваню до тех пор, пока я не найду ему подходящий дом.
Билл работал прорабом на стройке, но уже несколько месяцев сидел дома после того, как сломал на работе ключицу. Я спросил его, получил ли он специальное строительное образование, на что он, рассмеявшись, ответил:
– Ну а как же – посредством подзатыльников от родителя и собственных проб и ошибок.
У них не было детей, поэтому супруги усыновили племянника Бэкки, Джоша, и отдавали ему всю нерастраченную родительскую любовь. Я надеялся, что и Ваня найдет место в их сердце. Краюшкой круто посоленного хлеба подозвал моего друга, партнера, любимца и кормиль ца, обнял его мощную, теплую шею. Хотелось уронить скупую мужскую слезу, но Ваня смахнул хлеб с ладони, фыркнул, мотнул головой и отправился в компанию своих родичей. Он тоже не любил сентиментов.
На следующее утро Билл подвез меня на автобусную станцию, откуда я мог доехать до аэропорта в Сиэтле. Он заверил меня, что будет содержать мою лошадь столько времени, сколько мне понадобится для поисков новых хозяев. Вскоре таковые нашлись, и мой Ванечка возит теперь туристов вдоль набережных Сиэтла, радуя детей и взрослых.
Ожидая автобуса, я познакомился с парнем лет тридцати, который сидел в спортивной инвалидной коляске. Тим О’Коннел возвращался с соревнований для инвалидов «Полночный марафон», ежегодно устраиваемых на Аляске. Он проехал 600 километров из Фербенкса до Анкориджа и занял пятое место из десяти.
Только в этом году Тим, несмотря на паралич ног, смог проехать около 5000 километров. Узнав о моих планах путешествия по Австралии, он сообщил, что собирается проехать там на инвалидной коляске марафонскую дистанцию. В дневнике написал: «Ожидаю прочесть твою книгу, естественно по-английски, и, может, увижу там свое имя. Когда соберусь в Россию, авось там и увидимся. Есть такая ирландская поговорка: „Пусть дорога всегда будет у тебя под ногами, а ветер в спину“».
Я пожелал ему того же.
