Анатолий Шиманский - Америка глазами русского ковбоя
Я читал в повестях Исаака Бабеля о евреях-кузнецах, но в России никогда их не видел. Ведь еврей без высшего образования у нас был нонсенсом, как чукча-писатель. Явился ковбой Ховард уже в сумерках: висячие усы Карабаса-Барабаса, брюки в сапоги вправлены, голливудская улыбка. Как многие американцы в возрасте около 50, успел он послужить во Вьетнаме. Полтора года службы в десантных войсках его отнюдь не озлобили, как многих ветеранов, которых я до этого встретил. Он с удовольствием вспоминал полтора года службы в 173-м десантном полку и даже собирался съездить во Вьетнам и навестить места боев.
Больше двух часов Ховард работал с моей лошадью и подковал по высшему классу. Денег не взял, а в дневнике был краток: «Счастливого пути. Надеюсь, подковы выдержат». Так и было – прослужили они 350 километров горных дорог. Спасибо, Ховард, кузнец-еврей!
Обещаниедержатели
6 августа
На 44-й дороге встретил утром группу русских иммигрантов со знаменитого Брайтон-Бич, что в Нью-Йорке. Александр Орлов с приятелями объезжал Дикий Запад на предмет покупки недвижимости. В России он был поэтом и членом российского Пен-клуба писателей. Приехав сюда, уразумел, что виршами в Америке не проживешь. Открыл контору по оформлению документов на гражданство и переводу денег из России сюда и наоборот. Бизнес процветает, правда, в приобретении богатства есть проза, но мало поэзии.
В поселке Игл (орел) пригласили меня в дом престарелых пообедать и рассказать пожилым людям об экспедиции. В США не любят употреблять слова старик либо старуха. Они придумали термин, переводимый на русский как «гражданин постарше». С увеличением продолжительности жизни число таких граждан быстро увеличивается, и они представляют значительную политическую силу, особенно на выборах. Поэтому профессиональные политики обхаживают и ублажают их, обещая увеличить пенсии и отпускать больше денег на медицинское обслуживание.
Вот и сегодня приехавший на званый обед комиссар графства Вернон Бистерфелд полчаса рассказывал о предстоящем улучшении их жизни в случае его переизбрания. Дали и мне пять минут на разглагольствования, и пока мы жевали словесную жвачку, старики уминали жареную курицу в соевом соусе с артишоками.
Директриса дома, Мария Гесс, выдала мне удостоверение, согласно которому я сделался почетным обитателем этого дома престарелых. Естественно, я сохраню его – авось пригодится, когда выйду на пенсию. Координатор по связям с общественностью Карл Хиринг вручил мне любопытное послание от тех, кто родился до 1945 года. Я перевожу его здесь с некоторыми сокращениями:
МЫ ВЫЖИВАЕМ!!!
Рассмотрим изменения, которым были свидетелями.
Мы были до телевизоров, пенициллина, прививок от полиомиелита, замороженной пищи, ксерокса, контактных линз и противозачаточных таблеток.
Мы были до радаров, кредитных карт, расщепленного атома, лазерных лучей и шариковых ручек; до колготок, посудомоечных машин, сушилок, электрических одеял, воздушных кондиционеров и до того, как человек ступил на Луну.
Мы сначала вступали в брак и потом жили вместе. Какими же старомодными мы были.
Мы были до возникновения таких терминов, как права гомосексуалистов, знакомство по компьютеру и двойная карьера. Мы были до детских садов, групповой терапии и домов престарелых. Мы не слышали о магнитофонах, электрических пишущих машинках, искусственных сердцах, йогурте и мужчинах с серьгами в ушах.
В 1940 году «Сделано в Японии» значило – барахло. О «Макдоналдсах» и растворимом кофе никто не слышал.
Мы помним, когда мороженое продавалось по 5 и 10 центов, за 5 центов можно было проехать на трамвае либо позвонить, купить бутылку пепси-колы или послать письмо. Можно было купить новый «шевроле» за 600 долларов, но не всем это было по карману, а ведь бензин стоил всего 3 цента литр.
В наши дни было модно курить, травку косили, а не курили; и никто не слышал о СПИДе.
Конечно, мы уже были, когда открыли разницу между полами, но явно до изменения пола. Доживаем мы так, как родились. И мы были последними поколениями глупцов, считавших, что женщина должна быть замужем, чтобы иметь ребенка.
Неудивительно, что мы растеряны и разрыв между поколениями огромен.
НО МЫ ВЫЖИЛИ!!!
Чем не повод для празднования?
Несомненно, эти сентенции касаются и моего поколения. Но в России мы подверглись еще более кардинальным изменениям, особенно в последние 10 лет. Преимущество американцев перед нами состоит в том, что им не пришлось приспосабливаться к демократии – они были рождены свободными. Ну а бывшим советским гражданам приходится лишаться впитанных с детства святынь, получая взамен цинизм и горечь по утраченному советскому раю. Ленин, коммунизм, комсомол и т. д. превратились в повод для насмешек. Людей, еще верящих в социализм и справедливость, считают чуть ли не придурками.
Во все времена для человека важнее было равноправие, чем свобода, и советское государство нам гарантировало его либо создавало его правдоподобную иллюзию. Даже будучи нищими по сравнению с народами капиталистических стран, мы умудрялись смотреть на них свысока, гордясь, что живем в самой справедливой и демократической стране мира. И когда у равноправных рабов отобрали еще и социальную защиту, а взамен дали свободу, то население растерялось. На практике люди оказались свободными либо влачить жалкое существование, либо грабить ближних. Общество разделилось на ограбленное большинство и грабительское меньшинство «новых русских».
Что раньше было хорошо, теперь плохо, и наоборот. Старые ценности обветшали, а новые не набрали силу. Люди даже не знают, как друг друга называть. Вместо «гражданин-гражданка» окликают теперь – «мужчина-женщина». Когда-то писатель Владимир Солоухин предложил вполне человеческое обращение к людям – «сударь-сударыня». Ан не привилось оно в языке – наверное, слишком высокопарно звучит оно для угнетенных жизнью женщин и мужчин. «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить».
Императрица Елизавета Петровна тоже не могла понять, что происходит с подвластной ей державой. Вот и плакалась поэтически:
Ныне я не знаю, как на свете жить,И не понимаю, что еще творить.Ах, плоховато жить.
Покинув дом престарелых, я направился в поселок Стар, часто останавливаясь и беседуя с десятками проезжих.
Джеймс Кросли направлялся с друзьями на свадьбу и пригласил меня присоединиться. Я бы с удовольствием, да прежде необходимо найти место для лошади. В беседе Джеймс упомянул о своем членстве в братстве «Держателей обещания», лозунгом которого является: «Честность и преданность Богу, жене и детям». Члены братства регулярно собираются, чтобы поддержать друг друга в этой тяжкой борьбе за честность. Что-то не совсем понятно, при венчании давали же обет верности. Наверное, этого мало для этих мужиков – силен дьявол.
На следующей остановке адвокат Сюзанна Матос посоветовала остановиться у ее знакомого, Дэвида Богарта, ж ившего в четырех километрах западнее по дороге. На прощание эта умница поделилась со мной следующей мудростью: «Три человека мои друзья: тот, кто любит меня, кто ненавидит и тот, кому я безразлична. Тот, кто любит – учит нежности, кто ненавидит – осторожности, а безразличный – уверенности в собственных силах». Вот так ехал я по дороге, умнел, по мере сил.
Вскоре остановился напротив двухэтажного дома, украшенного четырьмя фальшивыми дорическими колоннами с портиком. Над арочной дверью почему-то написано: «1905 Центральный парк». Перед домом были разбиты цветочные клумбы, фонтан окружали античные скульптуры. Фигурная чугунная решетка отделяла этот райский уголок от бесконечно унылых полей гибридной кукурузы. При виде нее мне вспоминаются хрущевские времена, когда государство решило догнать и перегнать Америку по всем параметрам, включая и выращивание на наших северных землях теплолюбивой кукурузы. Народ вскоре уразумел авантюрность и глупость этой кампании, и пошло гулять тогда такое присловье: «Догоняем штат Айова! – Ну и как? – Пока х… (плохо)».
Я нажал кнопку звонка на воротах, и на крыльцо вышел мужчина в замшевой куртке, которому можно было дать от 30 до 50. Он, не колеблясь, согласился приютить нас на ночь и распахнул ворота в свои владения.
На самом деле Дэвиду исполнилось недавно шестьдесят, но лицо и фигура отражали младость его души и контрастировали с моими поизносившимися телесными и душевными реквизитами. Когда-то содержал он здесь гостиницу, и если клиенты путешествовали с лошадьми, то могли найти отдых не только для себя, но и для животных. Разводил он раньше арабских лошадей, но прогорел, после того как покупателям государство запретило списывать налоги при продаже или покупке лошадей.
Полуобанкротившись, он смог сохранить достаточно денег на проживание в этом старинном (по американским стандартам) доме, где когда-то была начальная школа. В ней до сих пор сохранился запах анилиновых чернил, а по заброшенным классным комнатам неприкаянно шастали привидения почивших в бозе двоечников-мазохистов и гнавшихся за ними с розгами учителей-садистов. На меня они внимания не обращали, поскольку я всегда был твердым троечником.
