И. Кравченко - Маурицхейс Гаага

Поместив постановку в представленном полотне чуть выше уровня глаз зрителя, он тем самым возвысил ее. Персик, сливы, виноград, смородина выписаны любовно, с пониманием натуры. Бабочка в голландских натюрмортах традиционно символизировала бессмертную душу, но в данном случае прелестное насекомое, вероятно, лишь вносит еще больше естественности. Одновременно со стремлением к реализму в работах мастера чувствуется его желание создать нечто красивое, даже идеальное, поразить воображение красками, фактурой, самой живописью.

Мастер из Делфта Виллем ван Алст работал в разных странах, и везде его полотна с изображением цветов или охотничьих трофеев пользовались большим успехом. Творчество художника демонстрирует особенности жанра, проявившиеся в зрелый и поздний периоды в истории голландского натюрморта: усложнение композиции (у живописца она асимметричная) и яркий светотеневой контраст.

Изображенный букет состоит из немногих цветов, но благодаря их прихотливому расположению и богатому колориту всей постановки он производит впечатление необычайной пышности. Ван Алст тяготел к изысканным фактурам, введя в натюрморт серебряную вазу с подставкой в виде морды дельфина и поместив дорогой сосуд на мраморную столешницу. Рядом с вазой лежат часы в золотом корпусе: данный предмет вносит в картину категорию времени, которая выражена и в раскрывшихся до предела цветах, которые вот-вот начнут увядать. В христианской традиции время противопоставляется вечности, то есть земное — божественному, что и выразил в своей работе мастер.

Абрахам ван Бейерен прославился как мастер пейзажа и натюрморта, уделив внимание изображению достаточно распространенных в голландском искусстве XVII века цветочных композиций. Подобные мотивы привлекали многих живописцев, позволяя отобразить на полотнах яркую природную красоту. Выражая ее разнообразие, художники Нового времени показывали свои навыки во владении реалистическими приемами живописи. Богатый колорит такого вида картин придает им праздничность и нарядность. Но за первым, материальным, планом в натюрмортах голландцев почти всегда скрывается второй — метафизический, полный смыслов и аллюзий. В данном случае рядом с пышным букетом с раскрытыми до предела цветами лежат часы — напоминание об уходящем времени, которое человек должен посвятить заботам не о земном, а о своей бессмертной душе.

В данной работе Ян ван Хейсум представил небольшой натюрморт, состоящий всего из нескольких цветов — роз, гвоздики и вьюнка. Приближенные к передней плоскости картины и словно выходящие за пределы изображенного пространства растения позволяют рассмотреть их полуденную красоту, насладиться ее созерцанием. Мастер умело передал очарование царства Флоры, выписывая каждый лепесток, тонкие стебельки вьюнка, жестковатые листья розы и открывая зрителю огромный, живущий по своим законам мир. Стремление проникнуть в суть видимого и отыскать там животворящее начало было свойственно художникам и мыслителям эпохи Просвещения, отсюда такое «космическое» ощущение, рождаемое этой незатейливой и небольшой по размерам композицией. Сидящая на розовом бутоне бабочка, образ которой в голландском натюрморте эпохи его расцвета символизировал человеческую душу, здесь ассоциируется, скорее, с бессмертным началом, царящим во вселенной.

Рембрандт Харменс ван Рейн

Данный портрет неизвестного относится к числу многочисленных этюдов, в которых Рембрандт стремился передать необычный ракурс модели, интересное лицо, мимику и взгляд. Мужчина средних лет смотрит вдаль, уйдя в свои тревожные думы и в то же время словно обернувшись на чей-то зов. Одна половина его лица залита светом, другая находится в тени: художник любил, особенно в ранние годы, использовать в портретах прием контрастного освещения. Богатая игра светотени еще более наполняет жизнью красочную поверхность, образованную открытыми и словно вибрирующими мазками, что вместе с точно переданными индивидуальными особенностями модели создает впечатление естественности и реалистичности образа.

Данная картина явилась первой заказной работой, исполненной Рембрандтом после переезда из родного Лейдена в Амстердам. Художник изобразил членов городской гильдии хирургов и возглавлявшего ее знаменитого врача, дающего коллегам урок анатомии.

Клас Питерсзон, сменивший имя и фамилию на Николас Тульп, так как его отец занимался торговлей тюльпанами (по-голландски — «tulp»), был выдающейся личностью: он исполнял обязанности члена городского совета, избирался бургомистром, но прославился, прежде всего, благодаря своему основному занятию — врачебному делу. Раз в год во многих европейских городах устраивали публичную аутопсию (вскрытие) тела казненного преступника. В тот раз, когда Рембрандт запечатлел доктора Тульпа за демонстрацией физического строения человека, труп принадлежал Арису Киндту (настоящее имя — Адриан Адриансзон), повешенному за то, что избил и ограбил человека, а также тяжело ранил тюремного охранника. Обычно вскрытие начинали с брюшной полости, но Тульп почему-то сперва вскрыл руку. В отличие от исполненной художником почти четверть века спустя работы «Урок анатомии доктора Деймана» (1656, Амстердамский музей) на данном полотне основное эмоциональное напряжение создается не пугающими анатомическими подробностями, а контрастом между мертвым телом и живыми людьми.

Члены гильдии показаны не фризообразно, что было типичным для подобных портретов, где заказчики ради того, чтобы каждый был виден наилучшим образом, располагались в ряд: хирурги образуют живописную группу. Одни из них внимательно слушают объяснение доктора, другие устремили взгляд на связку мышц, которую он подхватил пинцетом, третьи взирают на зрителя: Рембрандт внес такой «диссонанс» в картину, чтобы установить контакт между смотрящими на нее и изображенными. Несмотря на сдержанную цветовую гамму, темные, приглушенные тона и присутствие трупа, работа оставляет ощущение живого и динамичного действа благодаря разнообразию поз, жестов и эмоций собравшихся в анатомическом театре врачей.

Сюжет этой картины восходит к ветхозаветной Книге пророка Даниила в греческом переводе, в которой рассказывается, как во время купания благочестивую замужнюю даму увидели двое иудейских старейшин и, грозясь обвинить в прелюбодеянии, тщетно старались добиться ее любви. Художники часто обращались к данному мотиву, чтобы передать очарование обнаженной женщины, но у Рембрандта был свой взгляд на физическую привлекательность. «Для Рембрандта тело священно, — отмечал бельгийский писатель Эмиль Верхарн. — Он никогда не приукрашивает его… тело — это материал, из которого создано человечество, печальное и прекрасное, жалкое и великолепное, нежное и сильное. Даже самые некрасивые тела он любит так же, как любит жизнь, и возвышает их всем, что во власти его искусства».

Изображенная живописцем Сусанна далека от канонов классической красоты, взгляд ее робок, к тому же она испугана шорохом листвы, в которой прячутся похотливые старейшины, еще не видимые героиней. Но, несмотря ни на что, сжавшаяся от страха молодая купальщица прекрасна, с такой любовью Рембрандт выписал ее цветущее тело, озарил его золотистым светом и окутал сиянием тончайших полутонов. Затаившаяся опасность отступает перед той обезоруживающей красотой, что сумел увидеть в обычной женщине великий мастер.

В одной из своих ранних работ Рембрандт обратился к древнегреческому мифу об Андромеде — прекрасной девушке, дочери царя, прикованной к скале и предназначенной в жертву чудовищу, но спасенной Персеем. Как это часто бывало у Рембрандта, его героиня не отличается красотой, и тем убедительнее ее образ: художник не иллюстрировал миф, а словно создавал его заново. Несчастная тревожно вглядывается вдаль, туда, откуда вот-вот придет опасность, и ее внутреннему состоянию вторит предгрозовой пейзаж. На фоне сгущающейся тьмы выделяется белое, мраморное девичье тело с полупрозрачной кожей. Мастер, изобразив одну Андромеду, противопоставил человека стихии, дав понять, насколько для него привлекательнее слабое, но одухотворенное существо.