И. Кравченко - Маурицхейс Гаага

В представленном произведении мастер показал бродячего скрипача и аккомпанирующего ему мальчика, которых слушают жители небогатого дома или деревенской гостиницы. Каждый из персонажей реагирует на небольшой концерт по-разному: мужчина развалился на лавке, подбоченившись и держа в руке кружку с пивом, женщина задумчиво слушает, герой с трубкой с любопытством выглядывает на улицу. Девочка или карлица следит за ребенком, а сидящий у порога мальчуган разговаривает с собакой.

Если в более ранних картинах Ван Остаде верх брали повествовательность и легкий юмор, то с годами в творчестве художника превалировало лирическое настроение, чему в данном случае способствует тема музыки и бедных, но искренних музыкантов, которым внимают не избалованные радостями жизни люди. Поздняя живопись мастера отмечена более ярким колоритом, особенно хорошо выражающим простонародный дух его работ.

Мастер голландского бытового жанра Ян Стен обратился в данной работе к одному из часто встречающихся в европейской живописи сюжетов — удалению зуба. Воплощая подобные сценки, художники могли продемонстрировать свое умение рассказать небольшую историю и убедительно передать эмоции персонажей. В центре композиции находится пациент, открывший рот, сжавший кулаки привязанных к стулу рук и от боли дрыгающий ногой. Врач старательно делает свое дело и вроде бы облегчает страдания человека, но старомодный костюм выдает в нем сценического персонажа из популярных в то время театральных постановок — лекаря-шарлатана. В то же время столпившиеся вокруг несчастного и его «избавителя» реагируют на происходящее живо и непосредственно: например, пожилая женщина со страдальческим выражением лица в искреннем порыве прижала руки к груди, а румяный мальчуган, открыв рот и слегка запрокинув голову, весь отдался переживанию момента. Но тот парень, что находится непосредственно за больным, беззастенчиво и с нескрываемым любопытством заглядывает ему в рот. Смешение реализма и юмора, атмосферы народной жизни и театра является особенностью искусства Стена.

Лейденский мастер Ян Стен прославился как мастер анекдотических, наделенных ненавязчиво переданной моралью сцен. Он часто живописал голландские пословицы и поговорки.

В данном случае художник обратился к одному из самых распространенных народных выражений — «О чем старики поют, о том и молодежь насвистывает». Слова, смысл которых сводится к тому, что всякий пример, в том числе и дурной, заразителен, написаны на листке бумаге, его держит в руках поющая пожилая женщина. Иллюстрируя пословицу, живописец в качестве моделей выбрал членов собственной семьи, чьи портреты известны по другим его картинам. Стен часто шутил подобным образом, прибегая к изображению близких людей, например, в картине «Гуляки» (около 1660, Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург) он представил себя и свою жену, вполне добропорядочных людей, в подпитии.

Данное полотно полно юмора, иногда переходящего в сарказм. Игру слов «молодежь насвистывает» (в голландском оригинале — покуривает) мастер воплотил буквально: один из участников происходящего, а именно он сам, протянул длинную трубку младшему брату. Слева на жердочке сидит попугай — птица, механически повторяющая за человеком его слова, так дети повторяют за старшими. Мать семейства, в которой живописец запечатлел свою жену, Маргариту ван Гойен, дочь известного пейзажиста, подставила бокал, куда один из персонажей наливает вино, а отец добродушно смотрит на своих близких. Оттенок самоиронии, присутствующий в работе Стена, раздвигает границы жанра: художник не столько обличает, сколько подсмеивается, в том числе и над собой, что способствует искреннему восприятию зрителем изображенного.

Свой философский взгляд на человека и его жизнь Ян Стен воплощал в живых и полных иронии картинах. В данном случае отдернутый занавес открывает зрителю многофигурную композицию, представляющую людей разного возраста и социального положения. Они едят (в том числе и устрицы, в изобилии приготовляемые служанкой и являющиеся символом плотских наслаждений), выпивают, курят, играют в азартную игру, кокетничают. Персонажи предаются суетным занятиям с той одержимостью (взгляните на любезничающего с молодой женщиной старика или сидящего на лавке мужчину, сладострастно вскрывающего ножом раковины моллюсков), которую можно было бы направить на более серьезное дело.

В комнате царит хаос, создаваемый не только в беспорядке расположенными предметами, но и человеческими фигурами, отчего живые сценки, виртуозно выписанные мастером, едва ли не единственный раз в его искусстве производят несколько отталкивающее впечатление: от бессмысленной человеческой карусели начинает слегка кружиться голова. Все это «vanitas», или «суета», обычный для голландской живописи мотив, наиболее ярко воплощенный в фигурке лежащего на антресолях мальчика, находящейся вдали и оттого заметной далеко не сразу. Ребенок выдувает мыльные пузыри, символизирующие то же, что и изображенный рядом с ним череп, — земные удовольствия бренны. Залитый солнцем пейзаж за окном противопоставлен затхлой атмосфере жилища или, что вероятнее, некоего постоялого двора, с которым ассоциируется не наполненное высоким смыслом человеческое бытие.

Испытывая особую любовь к изображению тихих, даже идилличных сцен с простыми человеческими занятиями, Герард Терборх нередко писал своих родственников. В данном случае перед зрителем, скорее всего, его мачеха — третья жена отца, Вескен Маттис, и один из сводных братьев. Женщина рассматривает волосы ребенка, проверяя их чистоту (картина имеет второе название — «Выискивание вшей»). Данный мотив не раз возникал в голландской живописи XVII века, достаточно вспомнить, например, работу Питера де Хоха «Материнский долг» (около 1658-? 660, Рейксмузеум, Амстердам). Терборх почти не показал интерьер (мастер вообще не отводил ему большого места в своих картинах) и сосредоточил все внимание на персонажах.

Художник, виртуозно умевший отображать настроения людей и создавать особую атмосферу, удивительно точно передал состояние своих моделей: мальчик терпеливо держит голову запрокинутой, в то время как мать сосредоточенно перебирает чуткими пальцами его шелковистые волосы. Льющийся мягкий свет усиливает ощущение теплоты и уюта, наполняющее пространство вокруг двух фигур. Интимная по духу сцена передает тесную связь между матерью и ее дитятей, но изображение наделено и скрытой символикой: через заботу о физическом здоровье ребенка выражена идея о стремлении благочестивых родителей сохранить в чистоте его душу.

Один из лучших голландских жанристов Герард Терборх писал одно-, двух-, реже трехфигурные полотна, больше уделяя внимание передаче жизненного характера сцены и ее минутного очарования. Моделями ему часто служили родственники — мачеха и ее общие с отцом художника дети, отчего возникает ощущение непосредственности и естественности происходящего. На многих работах мастера можно видеть его младшую сестру Гезину, видимо, бывшую очень близкой ему по духу и также избравшую своим занятием живопись. Терборх особенно любил изображать ее в боковом ракурсе, показывая необычный круглящийся профиль, вздернутый носик, мягкий абрис щеки.

На данной картине, соединившей портрет и бытовой жанр, девушка, сидя за столиком и откинув с него ковер, пишет письмо. Она целиком поглощена своим занятием, склонив голову, приподняв от усердия брови и старательно водя пером по бумаге. Виднеющийся позади полог над кроватью свидетельствует о том, что дело происходит в девичьей спальне, это придает сцене интимный характер. Теплый солнечный свет, разгоняя бархатистую полутьму интерьера, озаряет стройную, легкую фигурку в золотистом платье, заставляет сиять белую, прозрачную кожу лица и шеи и вспыхивать красным подушку, на которой уютно устроилась прелестная молодая женщина.

Ученик Рембрандта, художник из Лейдена Геррит Доу, усвоив уроки мастера, пошел своим путем и стал одним из тех, кого позднее назвали «малыми голландцами». На данной картине он изобразил комнату в доме состоятельных людей, а в ней — молодую женщину, поднявшую взгляд от шитья и смотрящую на зрителя, а также девочку, любующуюся лежащим в колыбели младенцем. Несмотря на то что в голландском искусстве XVII века занятие рукоделием символизировало трудолюбие и прилежание, в окружающем даму интерьере царит живописный беспорядок. Вероятно, Доу ввел этот мотив в композицию ради жизненной убедительности. На стене висят плащ и шпага, явно принадлежащие мужу героини. Рельеф на колонне с изображением Купидона символизирует супружескую любовь, а домашняя туфля, стоящая перед женщиной, — верность семейному очагу.