Юрий Винничук - Кнайпы Львова
«Шкоцкая книга» сохранилась у сына Стефана Банаха, и то чудом. Выезжая в 1946 г. в Польшу, он прихватил и книгу. Сел в вагон вместе с Ядзей Голияс, в которую был влюблен, и вот девушка попросила дать что-то почитать в дороге. Никакой другой книги тот не имел, и предложил «Шкоцкую книгу», так как Ядзя была дочерью профессора.
По дороге чемодан у молодого Банаха украли советские солдаты. Таким вот образом книга и сохранилась.
По сегодняшний день ученики «Шкоцкой» школы занимают почетные места в группе выдающихся математиков и физиков многих стран.
В этой кнайпе в 30-х появились сценарии кабаре-представлений и чрезвычайно популярных сатирических диалогов на львовском радио, которые написал и режиссировал Виктор Будзинский. Сидя здесь первые три дня каждую неделю, выпивал невероятное количество черного кофе и писал, писал, писал, погруженный в клубы дыма. В остальные три дня перед воскресной передачей устраивал для группы «Веселая Львовская Волна» на ул. Батория, 6, пробы.
В 1934 г. кнайпа закрылась для ремонта. «После многодневного ремонта открылась кофейня «Шкоцкая» под новым руководством, — писали в газете «Волна» в 1934 г. — Она выразительно посвежела, хотя не так много здесь нового. Но пол, столы, кресла, зеркала, новые яркие обои и новые обитые кожей диваны лучатся радостным отблеском, создавая праздничное настроение. И такой же блеск исходит от официантов, отглаженных и вылизанных. Приветливыми улыбками приветствуют они любителей газет, которые должны были неделями искать убежища по чужим для себя закоулкам, а каждого нового посетителя трактуют как будущего завсегдатая.
Хотя невозможно предсказать, кто из нынешних гостей будет сюда постоянно захаживать. На глаз каждый напоминает газетную моль «Шкоцкой»: ведь она всегда была заведением с самой разнообразной публикой».
Осенью 1939 г. здесь собирались деятели Армии Крайовой, наведывались и провокаторы типа профсоюзного деятеля Михала Ланга, который рассказывал налево и направо о том, что спрятал в Яновском лесу пушку и пулеметы.
Профессор Станислав Банах был единственным в Польше, а может, и на свете профессором без высшего образования! До Первой мировой войны он был вечным студентом первого курса математики в Университете Ягеллонском. Жил, давая уроки. Однажды в Польскую академию искусства приехал сам президент Французской академии наук, предлагая сотрудничество в решении пятидесяти математических проблем, авторства Анри Пуанкаре, которые сам этот гений математики считал неразрешаемыми. После торжественной сессии Банах попросил уважаемого мастера, чтобы сходил с ним к Гавелке, потому что ему казалось, что с помощью водки он может несколько из тех проблем решить. Пожалуй, много ее выпили, потому что на мраморном столике решил целых 16. Парижский ученый купил у пана Гавелки мраморную плиту, забрал ее в Париж и в бюллетене Французской академии наук объявил: «Шестнадцать задач Пуанкаре решены». И таким образом Львовская математическая школа вышла на мировую арену!
После этого собрался почтенный Сенат Университета Ягеллонского и постановил, что зачислит все семестры Банаху, лишь был он предстал перед Сенатом и защитил докторскую. А Банах уперся, что нет! Воспользовалась этим Львовская Политехника и убедила его, что из Политехники в Маселко ближе, чем из университета к Гавелке, и именовала его профессором!
Банах за свою жизнь написал только два математических труда: «Алгебра Банаха» и «Пространство Банаха», но эти две работы составляют классику современной мировой математики.
Судьба отдельных львовских математиков была трагична: Юлиан Шаудер был замучен гитлеровцами в 1943 г., Стефан Качмар погиб в Катыни, Антон Ломницкий и Владимир Стожек замучены на Вулецких горах в июле 1941 г.
Станислав Улям вспоминал: «Значительная часть наших разговоров велась в кофейнях вблизи университета. Первая из них называлась «Рома». Через год или два Банах предложил перенести наши сессии в кофейню «Шкоцкая»… Вспоминается мне, что еда там была посредственная, зато напитков было довольно. Столы кофейни были покрыты мраморными плитами, на которых можно было писать карандашом, и что важно, быстро стирать. В наших математических разговорах часто слова или жеста без всякого дополнительного объяснения хватало для того, чтобы понять значение. Порой дискуссия состояла из нескольких слов, которые были брошены в результате длительного периода раздумий.
Свидетель этого, сидя за соседним столом, мог заметить внезапный взрыв эмоций, написание нескольких строк на столе, время от времени чей-то смех, а затем наступал период долгого молчания, во время которого только пили мы кофе и смотрели друг на друга бессознательно.
По версии Уляма, это именно Банах купил в 1933-м или 1934 г. толстую тетрадь, которая сохранялась в кофейне, и официант приносил ее по требованию».
Кнайпа Шнайдера
Кофейня Фридриха Шнайдера считалась известной во Львове и находилась сначала в Браме, то бишь пассаже Андреолли на Рынке, где пополудни и в вечернее время застать можно было всех мелких и больших писателей и художников, находившихся во Львове.
Впоследствии кнайпа переместилась в дом на углу улиц Академической и Хорунщины — ул. Академическая, 7. Сейчас на месте легендарной кофейни — Дом профсоюзов. Летом из кофейни выносили столики на улицу, от солнца и дождя посетителей защищала пестрая маркиза.
Сюда сходилась публика, желавшая почитать газеты, а их здесь было целых 200, поиграть в бильярд (было целых три стола) или в домино.
Желающие посидеть в тишине шли в бильярдный зал. «Среди гостей Шнайдера преобладали польские писатели, художники, артисты и журналисты. Хотя Франко имел среди них немало знакомых, он обычно сидел в стороне, не выказывая желания участвовать в дискуссиях, которые не имели ни начала, ни конца», — писал Михайло Рудницкий.
Вся львовская богема начала XX в. знала, что в кнайпе Шнайдера есть отдельные столики Каспровича, Стаффа, Остапа Ортвина, которые писали здесь стихи и статьи. Последний зал зарезервировали для себя «Курьер Львовский» и «Слово Польское». Сюда заходили писатели Станислав Пшибышевский, Корнель Макушинский, Станислав Виспьянский, Ежи Жулавский, Габриэля Запольская, художники Казимир Сихульский, Станислав Дембицкий, Марьян Ольшевский.
«Все, кто писал, вырезал, рисовал, играл, философствовал или бунтовал и возмущал мировой порядок, или пытался построить новый, должен был побывать у Шнайдера», — вспоминал актер Людвик Сольский.
Постоянные посетители сходились около 14 часов, а их посиделки продолжались часто допоздна, и дискуссии только в полночь достигали кульминационного пункта. Частым
Посетителем был композитор, основатель и дирижер львовского хора «Эхо». А поскольку редакция «Слова Польского» находилась на Хорунщине, то сюда наведывались также работники этой газеты. Здесь в 1900 г. впервые увидел Франко Петро Карманский. Франко здесь любил просматривать немецкие иллюстрированные журналы.
В этой же кофейне давал консультации студентам профессор университета Войцех Дидушицкий, часто произнося речи в своем кругу. Ведь граф был еще и поэтом и прозаиком, его исторический роман «Святая птица» о Древнем Египте появился почти одновременно с «Фараоном» Пруса в 1895 г. в двух томах, однако не имел того успеха и быстро забылся. После лекций по истории искусства он забирал всех студентов на семинар в кофейне.
Каспрович проводил здесь все время пополудни, а иногда засиживался до поздней ночи. Заказывал бутылку коньяка и если всей не выпивал, то бутылка оставалась до следующего дня. «Я был рад каждой следующей встрече с Каспровичем, — вспоминал Василий Щурат, — порой даже искал ее. И встречались мы часто в 1890-х годах в кофейне Шнайдера, куда Каспровичу из редакции (из Хорунщины) ближе всего было зайти с Болеславом Вислоухом или с Франко… Франко часто пил черный кофе, спорил с Каспровичем по поводу его литературных вкусов».
Постоянным кумплем Каспровича за бутылкой был художник Дамазий Котовский, который также подтверждал стихотворение:
«Пили славно тут щоразуЯн Каспрович і Дамазій».
Позже компанию для Яна составляли Леопольд Стафф и Владислав Козицкий. Во время таких посиделок часто прибегал парень из типографии, прося, чтобы Каспрович срочно дал перевод какого-то английского произведения для литературного приложения «Слова Польского», редактором которого был поэт. Каспрович знал множество различных поговорок о вине и приговаривал за каждой рюмкой.
Эрнест Лунински (1868–1931), журналист, автор исторических работ, который на переломе XIX и XX вв. находился во Львове, вспоминал: «В кофейне Шнайдера на Академической было домино. И немалое. До десяти пунктов! Само заведение подражало разнообразным венским кафегаузам, что-то до занудства шаблонное и привычное. Много газет, бильярд, уголок для карт, а больше всего клубов сигаретного дыма. Представители умственного труда тратили здесь время на разговоры о политике, переливание «из пустого в порожнее» и жалобы на беду. Иногда за столом сидел Стыка, польский художник, который сам о себе говорил, что он является Яном Вторым, то есть наследником Яна Матейки. Немного реже летом под маркизой можно было увидеть графа Войтко, как называли графа Дидушицкого. Одетый небрежно, с одной штаниной немного длиннее, сгорбленный, с кудлатым усом подковой, удивлял своими прихотями — требовал нарезать ему пирожное на четыре кусочка, или класть ему их кончиком ножа на язык.