Юрий Винничук - Кнайпы Львова
— Гм! — засопел от досады пан профессор. — Когда я был корректором «Дела», я таких дорогих сигар не курил!»
Перед самым рождением журнала «Мир», органа «Молодой Музы», в 1905 г. приехал из Рима П. Карманский. Его товарищи по перу решили, что надо как-то его поздравить. Рим, пинии, кипарисы, «Collegium Ruthenum», мексиканская артистка, по которой вздыхал молодой поэт ойлюлийной грустью… Как его принять? В последний момент выбрали кофейню «Монопольку», куда и так все ходили каждый вечер, как только имели на один «мелянж».
Но именно в тот приветственный вечер посчитали, что заплатить за гостя никто из них не может. Поэтому решили, что каждый заплатит за себя, а Карманскому «поставит» кофе д-р Ст. Людкевич, который был уже тогда гимназическим учителем и всегда имел деньги. Молодой композитор, который был всю жизнь хорошим бизнесменом, согласился на такую честь только после долгих аргументов. У Карманского был в этот вечер хороший аппетит. А может, попросту на курсе теологии в Риме не давали пирожных. Пьет кофе и закусывает. Одно пирожное, второе… третье… пятое…
Еще сегодня очевидцы спорят, на каком пирожном д-р Людкевич, следивший все время с отчаянием за аппетитом Карманского, не выдержал:
— Потому что… прхлёхосю… челт бы поблал!.. влоде бы поэт, такой незный, сто стихи писет, а злёт, как конь…»
«Почернело немного на площади Марийской, — писал Францишек Яворский, записывая исчезновение в 1912 г. кофейни «Монополь», — когда он потерял длинную шеренгу света, падавшего из-за стекол, от партерных магазинов и от бриллиантов, выставленных за стеклом ювелира Юлиана Домбровского. Один из самых подвижных пунктов Львова — старый дом Понинских онемел навсегда и уступил в пользу пятиэтажного Шпрехера».
Кнайпа Нафтулы
Основанный паном Нафтулой, этот ресторан и одновременно Винница содержался в конце XIX и начале XX века на ул. Трибунальской, 10 (Шевская) или 12, был старейшим во Львове.
Что было написано на ее вывеске, мало кто из современников запомнил. Львовяне упорно называли этот локаль «У Нафтулы» по имени владельца Нафтулы, то бишь Нафтали Тепфера, хотя кнайпа называлась «Под Тремя Коронами».
16 февраля 1901 г. газета «Дело» поместила такую рекламу:
«Ресторан Нафтулы Тепфера учтиво приглашает в гости и предлагает с 8 часов утра горячие завтраки.
Ценник:
Жаркое свиное с капустой — 15 крон.
Рубленые легкие — 12 крн.
Флячки — 12 крн.
Ножка телячья с хреном — 10 крн.
Колбаска с хреном — 5 крн.
Икра — 15 крн.
Обед в абонементе — 40 крн.
Всякие напитки лучшего вида по самым умеренным ценам; для верности, что происходят из ресторации, даю принимающим марки. Лучшее вино по самым дешевым ценам, начиная с 40 крон литр. После театра все свежее, большой выбор блюд и напитков.
С высоким уважением, Нафтула Тепфер».
Замечательные флячки и колбаски с хреном славились и за пре
делами Львова. Богдан Лепкий вспоминал, как повел его Андрей Чайковский, популярный автор исторических повестей, к Нафтуле: «Я впервые был в большом городском ресторане, славившимся своим свиным жарким с картошкой и с капустой и своим окоцимским пивом».
У старого Нафтулы публика бывала разнообразная, как на ярмарке. Есть давал хорошо и дешево, а потому сюда приходили и мещане, и студенты, и жители пригорода, а также провинциалы с сумками. Каждый мог съесть и выпить в меру своих финансовых возможностей, при этом быть уверенным, что обслужат его солидно.
Только когда после смерти владельца популярный локаль перешел к его сыну Михаилу, юристу по образованию, ресторан изменил свое лицо и приобрел богемный характер, став местом встречи представителей мира искусства — музыкантов, критиков, молодых поэтов.
Кнайпа Нафтулы была последней точкой богемных посиделок. В отдельном покое на втором этаже после театра, концертов или лекций сходились художественные сливки на раблезианские встречи — пилзенское пиво с бигосом, свиную котлету или на венский шницелек величиной в полтарелки. Здесь под аккомпанемент пианино художественная братия играла до самого утра. Зачастую за пианино садился сам Ян Каспрович и пел народные песни.
Михайло Нафтула напоминал гетмана, имея такую солидную тушу, что уже сама она была красноречивой рекламой локаля. Охотно подсаживался к столу, за которым собирались поэты, а в отдельные дни выставлял из собственной пивной мадьярское вино.
Как для ресторатора он был лицом необычным — рисовал, писал, даже в свободную минуту сочинял музыку. Был повернут на пункте искусства, считал себя художником и другом художников. Совершенно серьезно высоко ценил свои художественные достижения и, как мэтр, не жалел советов — особенно литераторам начинающим, любил подсказать что-нибудь и художникам и музыкантам. Те, в свою очередь, снисходительно его выслушивали, ценя прежде всего необычайное гостеприимство Тепфера, которое переходило границы принятых обязанностей владельца кнайпы.
Сюда наведывались Станислав Пшибышевский и Ян Каспрович, австрийский наместник Казимир Бадени, которого Тепфер позволял себе называть Казем.
По средам у Нафтулы собиралась братия художников, принадлежавших Союзу художников-пластиков. Верховодил ими непревзойденный Марьян Внук, известный скульптор-спортсмен, как его называли, поскольку он получил бронзовую медаль на Олимпиаде за скульптуру бегуньи. Марьян ревниво держал в тайне имя модели и никогда его не открыл. А коллеги доставали его каждый вечер. Освободила его от этого актриса Иоася Шраер, демонстрируя стриптиз под песенку Людвика Людвиковского «На пагорку ест дембина» — самое красивое тело королевско-столичного города Львова.
На этих вечерах в «испарениях водки и племников (сперматозоидов)», как говорил художник Михаляк, появились архитворы (шедевры) хореографического искусства — здесь танцевали поэзию! Под аккомпанемент фортепьяно и ритмичные стихи панны виляли всеми частями тела и пытались в движениях и жестах передать содержание стихотворения.
Особой любовью хозяин наделял музыкантов и радовался, когда приходила к нему компания композиторов и музыкантов во главе с профессором Львовской консерватории и музыкальным рецензентом львовских журналов Станиславом Невьядомским. Другим частым гостем Нафтулы был один из величайших композиторов того времени Ян Галль, дирижер Певческого общества «Эхо», автор популярных песен «Дівча з бузьов, як малина», «Чарівна тиха ніч майова» и десятков других. Имея голубиное сердце, Ян Галль отмечался одновременно колючим юмором и любил во время дискуссий о высоких материях подшучивать над Нафтулой и сбивать с толку, хотя это и было не так просто — вывести Нафтулу из равновесия.
Однажды подшутил над хозяином макароническим стишком, который после этого случая стал во Львове очень популярным:
Mann rann singen, spielen, tanzen,Aber nigdy mit Zasrancen…
И хотя все присутствующие встретили этот стишок громким хохотом, хозяин совершенно не смутился.
А в другой раз, когда ресторатор заявился к нему в дом, где, собственно, проходило заседание музыкантов и композиторов, Ян не удержался:
— Мисько! Ты пришел к нам? Но ведь ты не отличишь ключ виолины от ключа клозетного!
Надо сказать, что эту крылатую фразу он повторил еще раз, когда слушал пробное пение какой-то кандидатуры в свой хор.
Но Нафтула был слишком толстокожим, чтобы его можно было так легко обидеть, и спокойно усаживался в кресле, даже время от времени вставлял несколько слов в дискуссию.
На это Ян бросил такую реплику:
— Знаешь, Мисько, если бы ты был настолько высоким, насколько ты глуп, то мог бы на коленях подавать пиво на небо.
Даже после инсульта, закончившегося параличом ног, заезжал Галль в кнайпу на коляске. Ее толкал верный слуга Доминик Кшижак, который наравне со своим паном опрокидывал впечатляющее количество пива, так что частенько возвращение домой значительно осложнялось. Большое счастье, что жили они недалеко — в здании театра Скарбко. Как-то раз, находясь под мухой, наехал Доминик на фонарь и развалил на куски коляску своего подопечного. Невозмутимый композитор, кряхтя, поднялся на ноги и неизвестно каким чудом доковылял до дома. Позже в трезвом виде уже этот подвиг повторить не мог.
Над молодым Нафтулой шутили также другие завсегдатаи, но шутили с любовью. Поскольку он носил имя Михаила, популярного патрона Львова, то день его именин очень громко отмечали все художники. Однажды во время собственно такой забавы сам Галль произнес речь в честь хозяина, подчеркивая его большие заслуги для жизни города. В зале воцарилась трогательная атмосфера, растроганный Нафтула вытирал слезы. И вот Галль заканчивает свой тост такими словами: «Но между тем мы все его имеем в заднице!»
