Археологические прогулки по Риму - Гастон Буасье
Дом Ливии. Фото конца XIX в.
Вид Палатина представляет собой улицу с домами, где в каждом этаже видны открытые террасы или балконы под крышей, опирающейся на колонны, как современная лоджия. Люди, высунувшись из окна, смотрят на прохожих; женщина вышла из своей двери, и, так как ее сопровождает молодая девушка с блюдом в руках, на которое клали священные хлеба, можно предположить, что они обе шли сделать приношение в соседний храм. Это значит реальный пейзаж, точно воспроизведенный уголок Рима, где мы находим то, чего недостает в Помпеях, – дома в несколько этажей.
Дом Ливии. Интерьер одной из комнат
Две остальные картины мифологические. На одной представлен Полифем, преследующий Галатею. Великан наполовину поглощен волнами, и, чтобы показать, что он обуреваем своею страстью, живописец поставил за ним маленького бескрылого Амура, стоящего на его плечах и правящего им при помощи двух лент. Галатея убегает, сидя на гиппокампе (морская лошадь с рыбьим хвостом. – Примеч. ред.), она поворачивается в сторону Циклопа; ее правая рука опирается на круп лошади, в то время как в левой, обнимающей шею лошади, она держит красную мантию, спускающуюся до бедра. Красная драпировка и черная грива гиппокампа выделяют белизну тела нимфы. На заднем плане виден морской пролив среди высоких берегов. Горы покрыты деревьями, вода сохраняет свою прозрачность. «Я не знаю другого античного пейзажа, – говорит Перро, – где было бы более удачное и широкое изображение природы». Другая фреска, лучшая по исполнению, представляет Ио в тот момент, когда Гермес освобождает ее от Аргуса. Ничего не может быть элегантнее и грациознее позы молодой девушки: она в отчаянии, глаза ее обращены к небу, одежда в беспорядке, она едва удерживает на груди плащ, готовый улететь. За ней крадется Гермес, скрытый скалой от Ио и ее стража, в то время как бдительный Аргус не теряет из виду свою жертву и, кажется, готов броситься на освободителя, появления которого он опасается. «Эта картина, – говорит один из лучших знатоков античной живописи, Гельбиг[48], – обнаруживает руку, необыкновенно искусно выполненную, контуры ее тонко, но вместе с тем вполне определенно очерчены; гамма цветов, которая держится в тонах сравнительно светлых, производит гармоничное впечатление, на котором глаз отдыхает. Трудно было бы найти в Помпее фигуру, которую можно было бы поставить наряду с палатинской Ио; пропорции ее более стройны и нежны, колорит более прозрачный и нежный, чем у кампанских живописцев. Следует ли объяснить большую тонкость замысла и исполнения тем, что римские живописцы имели более возможности, чем провинциальные, видеть и изучать греческие оригиналы? Следует ли принимать во внимание влияние, которое должны были оказывать на римских художников реальный мир, их окружавший, и изящество светских женщин большого города? На это я не решаюсь дать положительного ответа».
Представляется удивительным, что этот изящный дом, едва отделенный от императорских дворцов портиками и улицами, мог существовать без значительных изменений от конца республики до падения империи. Может быть, он находился под покровительством знаменитых хозяев, живших в нем в первые годы; может быть, так же последующие цезари имели особенную причину поддерживать его и ремонтировать так тщательно. Какое бы удовольствие ни доставляло быть императором или королем, бывают минуты, когда это ремесло надоедает и когда является потребность сойти на некоторое время с этой высоты. Эта официальная и публичная жизнь надоела бы самым храбрым честолюбцам, если бы она не прерывалась от времени до времени некоторым уединением. Даже Людовик XIV, прирожденный для этого вечного представительства и привыкший к нему с детства, отправлялся в Марли, где этикет был менее строг, чтобы избежать того, что Сен-Симон называет придворной механикой, и сколько-нибудь побыть наедине с самим собой. Быть может, этот маленький и прелестный дом, находившийся так
