Гарри Поттер и эффект снов (СИ) - Ильин Виктор Владимирович
— Кто здесь? — Заозирался он.
(Вот, эта вторая исправленная мной глава по сути, демонстрация того как я начал писать с главы 20, дальше дорогие читатели вас ждёт работа сильно ниже качеством, я вас предупредил. Подпись ваш автор.)
Глава 3. Хи-хи, ха-хи-хи.
— О, парень, не переживай. Ты обязательно вернёшься, куда бы ты ни захотел. Главное — слушай меня, — неожиданно раздался голос в голове у Гарри.
Гарри резко вздрогнул. Он огляделся, но никого не увидел. Голос был совершенно незнаком, и паника мгновенно охватила его.
— Кто здесь? — испуганно произнёс он вслух. Голос был настойчивым, но он не мог понять, откуда он доносится.
Он снова обернулся, но вокруг всё оставалось пусто. Тёмный туннель, как и прежде, скрадывал пространство. Стены были покрыты влажным налётом, и в их трещинах прятались тени, казавшиеся живыми. Несмотря на то, что Гарри давно не боялся темных тоннелей, присутствие чего-то неведомого добавляло ужаса. Он почувствовал, как мурашки бегают по коже, и инстинктивно сжался, прижавшись к холодной, влажной стене.
— Кто здесь? — повторил он, теперь уже чуть громче, надеясь хоть как-то пробудить окружающее пространство.
Ответа не последовало. Тишина была почти осязаемой, мрак, окутывающий туннель, был почти плотным, как туман.
— Ты опять всё будешь спрашивать или начнёшь слушать? — прозвучал голос снова, теперь уже с более знакомым оттенком. Знакомым до боли, до ощущения невыносимой тоски. Но всё равно это был тот же насмешливый, саркастичный голос, который Гарри был склонен игнорировать. Он пытался вспомнить, где он его слышал, но не мог. Голос был знаком настолько, что его присутствие вызывало странное чувство, словно он был рядом всегда.
Гарри замер, пытаясь не поддаваться страху. Сердце билось быстрее, чем обычно, но он решился снова задать свой вопрос:
— Кто ты? Где ты? Почему ты говоришь со мной?
Голос снова зазвучал, и на этот раз Гарри ощутил, как его слова теряются в лёгком, насмешливом эхо. Нет, это было не эхо — голос откровенно насмехался, как будто его каждое слово было пропитано каким-то странным злорадством.
— Я — это ты. Или не ты — это я. Может быть, я кто-то другой, кто-то, кого ты знаешь или не знаешь. Тот, кого ты, наверное, и ждешь... Может, и нет. Я тот, у кого имя есть и нету. Твой учитель, твой спаситель, твой злодей. Я твоя судьба, Гарри, — произнес голос, и в этот момент на плечо Гарри опустилась дымчатая, когтистая лапа.
Гарри замер, и, когда он взглянул в сторону, его взгляд встретился с огромными светящимися глазами — белыми, как бима, — и с жуткой, клыкастой улыбкой, которая расползалась на лицах темных теней.
— Знакомься, рад представиться, — произнес голос, теперь уже более зловещий и чёткий.
Из-за плеча Гарри вышла страшная тень, её фигура была внушительной, но изящной, с тонкими, почти неощутимыми руками, которые выходили из-под теневого плаща. Она сделала плавный, изящный поклон, как будто торжественно приветствуя его, и Гарри почувствовал, как его сковал безотчётный страх.
— Кто чей слуга? — с трудом выдавил он, не в силах понять, что происходит.
— Твой, разумеется, — ответила тень, и её голос был холодным, как лёд, когда она мгновенно оказалась рядом с ним. — Твой и твоей бабушки.
Гарри ощутил, как сердце застучало быстрее. Это было не просто странно, это было что-то другое — нечто, что заставляло его умолкать и глотать воздух.
— Но... у меня нет бабушки, — произнёс он, чувствуя, как его голос дрожит. Он не знал, как реагировать, как понять, что происходит. Всё было чуждо, страшно и неосознанно давило на него. — Я не знаю её, я даже не знаю, как её зовут. Если она моя бабушка, почему не приходила ко мне?
О, мой дружочек, поверь, ты её знаешь, ты её знаешь под многими именами, под многими именами: Шива, Персефона, Эрешкигаль, Скьяльд... хе-хе-хе — Хель, если проще — Смерть. На последнем слове голос неожиданно оказался прямо перед Гарри, и тень резко обрушилась на него:
— Ты ошибаешься, мой мальчик, бабушка приходила к тебе, только ты этого не помнишь. Приходила и забрала злого дядю, вернее, попыталась забрать дядю, который оставил тебе вот этот шрам.
Когтистая рука постучала по лбу Гарри, и тот почувствовал, как шрам заболел — крестраж испугался столь близкого знакомства.
— Да, весьма интересные у тебя раны, — усмехнулся голос, звучащий насмешливо и зловеще. — Ну что, зачем ты тут?
— Что? — едва прошептал Гарри.
— О, мой дружочек, чтобы присмотреть за тобой, — ответил голос, — считай, я твоя няня, любимый опекун.
Когтистые лапы аккуратно обняли Гарри за плечи, а длинная тень обвилась вокруг его торса, как змея.
— Я направлю тебе всё, подскажу, расскажу. Мы с тобой много чего сотворим. Меня попросила присмотреть за тобой твоя бабушка. Так что я с тобой надолго. Очень надолго.
Гарри почувствовал, как сердце сжалось, а воздух стал тяжёлым, но продолжал слушать, всё пытаясь понять, что происходит.
— Ну да, по-моему, нашей беседе пора подойти к концу, видишь ли, мальчик, мы так заболтались, что у тебя осталось пятнадцать минут. Или тогда в школу пойдешь, какая досада. Но-но, я не хочу в школу.
Гарри, увлечённый беседой, вовсе не хотел прерываться:
— Не хочешь в школу, не хочешь знаний?
— Дусь, — голос насмешливо подражал. — Сделал вид, что обиделся, хотя на самом деле ему было плевать на школу.
— Ну-ну, тогда, значит, ты не хочешь к своему Шепарду? Я не расскажу тебе, как снова туда попасть... Но-но, ладно.
Гарри почувствовал, как его челюсти сжались, и внутри всё кричало: он хотел вернуться.
— Я пойду. — Голос тут же прозвучал с новой ноткой угрозы.
— О, ну тогда беги, у тебя осталось десять минут. Но ты говорил пятнадцать, я забыл, какой я неряха. Я же забыл сказать, что в моем присутствии время бежит так быстро. Уже девять! Уже девять!
Гарри припустил со всех ног. Он схватил рюкзак, который, казалось, сам каким-то образом оказался рядом, и на ходу надел его. Но как только он выбежал на свет, тень исчезла, оставив после себя лишь тихие скабрезные смешки.
Гарри бежал со всех ног, его дыхание было сбивчивым, сердце колотилось в груди, но, наконец, он добрался до школы. Он чуть не сбил школьного охранника, вбежал в класс и, как только вошёл, вдруг осознал, что ему предстоит не просто урок истории, а урок с самой Изабеллой Мэй Синклер — лучшей школьной учительницей истории и одновременно самой ненавидимой для Гарри. И дело было не в предмете, а в том, как мисс Синклер любила выделять его из всех. Для неё Гарри был её любимчиком. Мог ли быть другой способ? Когда она начинала свой день с того, чтобы вознести Гарри на пьедестал, и говорила: «Гарри, какой ты молодец, посмотрите, какой замечательный Гарри! Берите с Гарри пример!» — это всегда заканчивалось одним и тем же:
— Поттер, ты что, самый умный? Эй, я с тобой разговариваю! Какого хера, Поттер? — хулиганы не упускали случая и выкрикивали свои угрозы, а затем делали всё, чтобы Гарри стал как можно тише, как можно ниже — желательно, вообще ниже плинтуса.
Однако, несмотря на всё это, Гарри не мог не заметить, как каждый раз, когда мисс Синклер начинала эту свою игру с ним, он, даже будучи в центре всей этой нешуточной агрессии, чувствовал нечто странное. Он не мог ответить ей неправильно, хотя и знал, что из-за её поведения весь класс ждал от него этой ошибки. Но совесть не позволяла, ведь её глаза, добрые и всепонимающие, смотрели на него с таким ожиданием, что он не мог бы сделать ничего плохого в ответ.
