Дмитрий Щербинин - Буря
Все произошло в какое-то мгновенье — вот он увидел, как метнулись от входа две тени, вот уже видит, как летит на него страшная морда, с распахнутой пастью — он, все-таки, успел немного отдернуться, иначе волк попросту откусил бы его голову. Однако, чудовище это схватило его своими лапами — и Хэм опешил от ее силы: никогда еще и ничто, не перехватывало его с такой мощью: сразу же затрещали его ребра, а лапы все сжимались, когти врезались в его плоть все глубже и глубже — и он понял, что сейчас вот дойдут до каких-то значимых внутренних органов, легкие разорвут. Он закружился «в обнимку», с этой могучий массой по земле; как т смог упереться локтями в нижнюю часть челюсти и теперь вот все силы свои выкладывал на то, чтобы удержать эту рвущуюся к нему пасть.
С тех пор, как появились волки, прошло лишь несколько мгновений, но за это время, многое успел пережить Сикус. Стремительно вихрились в его истомленном сознании разные сильные чувства — в какое-то мгновенье он решил даже убежать по тайному ходу, но тут же вспомнил, придуманную им в какие-то краткие мгновенья, историю про небесный град; и увидел этот град небесный будто бы пред собою — только вот света того небывалого он вспомнить не мог; и тогда, проклиная свою подлость, бросился он на того волка, который боролся с Хэмом. Он навалился на него сзади, перехватил за шею и, что было сил дернул — силы в его тощем теле пробудились небывалые — ему даже удалось немного отодвинуть эту массивную, рычащую голову; однако, волк в тоже мгновенье вывернулся, и вцепился своими клыками в предплечье, он тут же прокусил до кости, легко бы и кость раздробил, но в это мгновенье подоспел Эллиор, и всадил свой, уже окровавленный нож в глаз чудовища. Длинное лезвие дошло до самого мозга, волчище судорожно разжал, а затем с чудовищной силой сжал свои челюсти — но в это мгновенье Эллиор успел отдернуть Сикуса в сторону. Хуже пришлось Хэму — в сметной судороге сжались лапы; от боли, в голове хоббита вспыхнуло понятие, что — это смерть; а в груди что-то затрещало, разорвалось — но вот объятия разжались, и он, с хрипом и задыхаясь, упал на землю, стал отползать в сторону…
Вся эта сцена — с того мгновенья, как появились волки, и пока Хэм не высвободился, заняла не более двенадцати секунд; и, не успел еще никто опомниться, как в проем, пригнув голову шагнула трехметровая, облаченная в черные одеяния, фигура Хозяина. В багровом свете выглядел он самым зловещим образом — Сикусу тогда показалось даже, что это он принес из той залы в башне свой странный, исковерканный мир. Точно холодным ветром, повеяло его замогильным голосом:
— Все-таки, не успел улизнуть! Сикус и тут оказался предателем! Что ж: тебя за это ждет суровое наказание!
— Да — убей меня! — выкрикнул тщедушный человечек, и повалился на колени, действительно ожидая смерти.
Однако, Хозяин уже и забыл про Сикуса — все свое внимание он сосредоточил на Эллиоре, который, как он вошел, так и стоял без всякого движенья, неотрывно вглядываясь в темноту, которая жила под капюшоном. За спиной Хозяина, в коридоре, столпились орки — они бежали сюда с криками, жаждя крови, но вот теперь, видя, что их Хозяин остановился — тоже остановились, сгрудились там тесную толпою; ну а сзади: напирали все новые и новые.
— Эльф! — пронесся леденящий порыв. — Тебе не совладать со мною, но мне нужно твое волшебство. Передай мне свое волшебство, и, клянусь — ты получишь быструю смерть. Нет — и ты получишь смерть достойную эльфа!
При этих словах, орки за его спиною задвигались, раздалось их шипенье:
— Сеть, сеть готовьте — живым его брать.
— Я согласен, но только в том случае, если ты дашь уйти моим друзьям. — молвил Эллиор.
— О, нет! — в голосе Хозяина послышалась насмешка. — Кто ты такой, чтобы ставить мне условия? Я предлагаю тебе быструю смерть, вместо месяцев мучений, и ты должен благодарить меня за такой дар!
Эллиор больше не переговаривался с ним; но вот он совершил могучий прыжок — метра на два взвился в воздух, и там обратился золотистым орлом, сложивши крылья, стрелою устремился на Хозяина. А тот взмахнул складками своего плаща, и те, промелькнувши в воздухе стали крыльями, а сам он — обратился в черного ворона, который был не меньше, чем золотистый орел. Две птицы столкнулись, и воздух вздрогнул, и полетели во все стороны, перемешиваясь между собою, перья черные и золотистые. Сцепившись в клубок, с яростным скрежетом, метались они в воздухе, и вылетали из этого клубка все новые и новые перья. Никто не смел и пошевелиться; все даже и с благоговением взирали на этот поединок. Наконец, птицы упали на землю и, только коснулись ее — тут же обратились во льва с золотистой гривой, и в ослепительно черную пантеру, которая была не меньших размером, чем царь зверей. С рыком, со щелканьем могучих клыков, покатились они по земле. Огнистыми волнами взметалась львиная грива, слепящую черноту извергала из своей пасти пантера. Теперь летели клочья шерсти, вот показалась сияющая кровь льва, и еще что-то черное, вязкое — из ран пантеры. Когда эти две стихии смешивались, раздавалось пронзительное шипенье, взметались облака пара, и облака эти перемешивались с собою, в ожесточенной борьбе.
И вот лев и пантера вновь преобразились — на этот раз они приняли обычные свои обличии, и вот — стояли друг против друга — руки эльфа уходили куда-то во складки черного плаща, и стекала по ним кровь; вообще вся одежда эльфа была изодрана, а кровоточащие шрамы покрывали и тело и лицо. Так же, изодран был темный плащ и на Хозяине — из него, словно туманный кисель выплескивалась тьма, и медленно оседала к земле. И все, кто видел это замерли — все забыли себя, все только ожидали, что же будет дальше. И все чувствовали, то воздух вокруг этих двоих полон течений схлестнувшейся силы; и воздух дрожал от напряжения, и все, до последнего орка понимали, что Хозяин вовсе не так силен, что он напрягает все свои силы, и что еще неизвестно на чьей стороне будет перевес. Некоторые орки даже потупились, не в силах выдерживать этого доходящего до них напряжения — они попытались было отступить в коридор, да там уж все заполнено было.
— Сдаешься ли?! — выкрикнул Хозяин. — Сейчас раздавлю тебя!
Эльф заскрежетал зубами, но потом вырвал из себя:
— Пусть я один, пусть я во тьме,Но образ есть любви во мне;И он сильнее колдовства, сильнее смерти, горя, зла,И помню, как любовь цвела!Мгновенье неба и любви —То стоит пролитой крови!
Но тут это пенье подхватил леденящий голос, и был он так силен, что с леденящим звоном задрожали стены залы:
— Любовь в крови, любовь в крови;Но кровь уйдет — любовь ты больше зови.Потухнет сердце, хлынет мрак,Поймешь, что был ты лишь дурак:Что вся любовь — лишь твой обман,И с кровью выльется из ран!
И от этих слов — от мрачной, веками накопленной в них силы; вздрогнул, пошатнулся Эллиор. В это же мгновенье, двинулись вперед орки, пока еще неуверенно, но ясным становилось, что, ежели Эллиор не выдержит, то ничто их уже не остановит. Даже стены потемнели, будто кровь запеклась, и, казалось, что это одно огромное око с гневом смотрит на них. Со свисающего к озеру сталагмита сильно заструилось что-то напоминающее кровь. Вообще, затрещала вся зала, и, казалось, что вот теперь разорвутся эти стены, и захлестнется все кровью.
И, в это мгновенье, бросилась к Эллиору Вероника. Эта девушка простояла все время в стороне, и никто не видел, как пылали ее очи; никто не слышал, с какой болью вздохнула она, когда Эллиор покачнулся. И вот она уже была рядом с эльфом, нежно обхватила его за плечи, и зашептала:
— Нет ничего сильнее любви! Любовью был создан этот мир! И все они — Да, Да! Это — как прозрение мне свыше!.. И этот вот когда-то был из любви создан!
— Да! Да! — выкрикнул, дрожащим голосом Сикус. — И я Ему уже говорил это. Так и есть — вначале Он был светом, любовью; ну а все остальное — то уж прицепилось потом!
И воспарял от этих слов Эллиор; вновь он выпрямился, и с силой, большей, чем когда бы то ни было, загремел его могучий, светлый голос:
— Ты крапинка лишь зла,В круженье океанов света.Я помню — тучка черная плыла,В сини небес, в златом сиянье лета!
Она стремилась, но одна,И вскоре в свете растворилась —Такая всем судьба дана:Мой Брат! — душа твоя в любви родилась!
От силы этих слов, от веры в них заключенной — содрогнулся, отшатнулся Хозяин. Вместе с ним, отшатнулись и орки — некоторые из них даже завопили испуганно, про «могучего, эльфа-кудесника, который всех их сейчас заколдует». Тут началась даже некоторая паника, давка: орки страшно бранились, толкались, однако, в коридоре застряли и все никак не могли выбраться. А Хозяин все дрожал, но вот, вдруг резко распрямился и…
