Небо в огне (СИ) - Younger Alexandrine
— За друзей… — Тамаре приходится побороть собственную нелюбовь к ораторству, наполняя тост Лизы иными красками, — и чтобы они держались рядом!
— Ни убавить, ни прибавить! — разгадав, кто виновен в том, что жена Космоса водила повешенным носом по воздуху, Катерина нарушает свой завет — не смущать молодёжь. Она снова подключается к празднованию. — Молодцы, девчонки, продолжайте в том же духе! Одна радость на вас смотреть! Оля, что сидишь, не спи…
— За дружбу! — остаётся провозгласить бывшей скрипачке, которая предпочла не морочить свою голову неосновательными догадками.
— До дна!..
— И за то, чтобы никогда не теряться…
Проходит меньше пятнадцати минут, и Лиза, подхватив под руку Филатову, скрывается на промозглой лоджии. Стужа охлаждает ноющие виски, и Холмогорова, пытаясь не пропустить ни единого слова Томы, неспешно возвращает себя к прежней рассудительности. Если в три часа ночи первого января это в принципе достижимо…
— Слушай, родимая, — Тома кидает полупустую пачку «Marlboro» за окно, не давая Лизе закурить, — отдышись, переведи дух! Это всё, что я от тебя требую. Лиза?
— Чего ты, Том? — жене Космоса легче хотя бы из-за того, что она высказалась. — Мне лучше, чем тем, кого Карельский по домам повез. Открыли рты, скверны…
— Чему там открываться? — новогодние подружки Пчёлкина волновали Филатову в последнюю очередь. — Я к тому… догадался ли, кто не надо? Ой, Лизка! Наворотила…
— Если и допёрли, то тогда, Томка, у них знатная интуиция, — легкие наполняются свежей струей зимы, и Лиза, вдыхая воздух пришедшего года, ищет ровные лучи своего спокойствия. — Видишь, какие слова вылезают! Интуиция…
— Хрентуиция, блять… — женское собрание нарушает Пчёлкин, не на шутку обиженный на сестру, — твою мать, ты соизволишь объяснить, какого, блин, датского хуя случилось? Мы же закрыли тему…
— Ой, Филатова, глянь, кто здесь, — у Холмогоровой отсутствует всякое желание взаимодействовать с братом, — главное, мне его крали до сих пор извилины выносят по старой привычке, а он — ангел в сахарном сиропе! С дробовиком в багажнике…
— Не понял… — Пчёла испытывает горючее желание потрясти Лизу за плечи, но знает, что тогда Кос точно устроит танцы с саблями и драками. — Чё? Звонила? — причина злости сестры запоздало доходит до Вити противной нутру гостьей.
— Звонила… — глухой интонацией отзывается Лиза, поворачиваясь к брату спиной. Разговор с ним всё равно не приведет к пониманию.
— И?.. — время и место не располагали к откровенности, но Пчёла хотел услышать от Елизаветы самое элементарное объяснение.
— Пчёла, — любовь к брату никогда не мешала Лизе видеть неприглядное, — с Новым годом! И исчезни уже… куда-нибудь!..
— Лиз… — Тома пытается удержать Холмогорову, когда она юрко пробирается в гостиную — обратно к Космосу, но безуспешно. — Витя, не трогай её! Потом допросы будешь устраивать…
— Ясен пень, — родственное понимание устало держать в узде Пчёлу и его деятельную сестрицу, — не дурак…
— Тогда не стой у открытого окна, — остаётся добавить Филатовой, — бронхит заработаешь!
— Спасибо за заботу…
— Не болей…
Сравнения девяносто первого и девяносто четвертого не прошли даром для Томки. И если наступление первого щемило душу бережным теплом, то второй, вполне очевидно, сразу раскидывал карты по-крупному. Но рубашками вверх, рождая массу загадок.
***
Яркие краски новогодней ночи сменились полуденным снегопадом и тишиной уставших улиц. Космос, утомленно зевая, попутно изучает откидной календарь с журнального столика: первый день года, как и День взятия Бастилии у дяди Мити из голубиной комедии, прошёл впустую. Кос был занят тем, что попивал «Новотерскую» для просветления разума, лежал на диване перед телевизором с повтором «Иронии…» и уговаривал Арюшу смирно разбирать подарки. Раз в пятнадцать минут.
Отец оставался у них до двенадцати дня, а после, отговорившись подготовкой к занятиям с оставшимися в Москве дипломниками и несчастными пересдачниками, уехал на Ленинский проспект. Не хотел смущать субботнюю рассеянность сыновьего дома. И Лизу… Которая, вернувшись, долго извинялась перед свекром за то, что они «достойно встретили год собаки», а затем минут с пятнадцать сидела на полу у кровати Ари, чуть ли не в слезах, и, тихо приговаривая:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Какая же она у нас хорошенькая! Кукла моя… — Лиза стремилась не разбудить Ариадну, трогательно обнимающую ручонками нового плюшевого мишку. — Кос, как же я её люблю! Что вообще без неё бы делали?
— Лизк, — Космос порывался отнести жену в общую спальню, — не сиди на полу, холодно!
— Космос, какой холодно? Посмотри на неё!..
— Ты мне ребенка разбудишь, пьянь зеленая!
— Сам в зеркало посмотрись, а я с ней так и останусь!
— Лизкин, давай не будем пугать Ежа… нашим перегаром!
— Я ещё немного на неё посмотрю…
— А как поползёшь спать?
— Как-нибудь!
— Может, руку мне дашь?
— Может. Тоже вариант…
Из комнатки Ари Космос забирал уже дремлющую Лизу. Уснув в начале шестого утра, она всё ещё не открывала глаз. На единственную попытку разбудить Лиза среагировала увесистым пинком, и всё, что мог предпринять Кос — плотнее укрыть свою неугомонную, которая от души отпустила прошедший год на все четыре стороны. С успехом…
У Пчёлы до сих пор должны уши гореть. Если позвонил часа в три, и помятым голосом спросил о самочувствии единственной сестры. Дознавался, что умудрилась наболтать Лизе бывшая Голикова, и, получив совет Космоса — больше никогда не впутываться в истории с подругами Лизы, сказал, что перезвонит завтра.
И до подъёма жены Кос то играл с Арькой и её поименным зоопарком, то с интересом смотрел с ней мультик «Тридцать восемь попугаев», ощущая себя в шкуре того самого задумчивого удава. Который не ходит, а ползает, и по спине и ногам которого прыгает шустрая мартышка. Сходство поразительное.
— Арёк, ну дай ты папе телик посмотреть, — Космос лежит на диване пластом, а маленький домашний сайгак опять путает его с батутом, — Арь! Кому говорю, а? Мартыха вредная!
— Играть хочу, — Аря оттягивает на себя правую отцовскую руку, безуспешно пытаясь сдвинуть его с места, — и к маме…
— Мамка спит, она устала!
— А я?..
— А тебя папка сейчас забодает!
— Нет!..
— Космонавт ты мой мелкий, — Кос подхватывает дочку на руки, поднимая её над собой и диваном. Повиснув в воздухе, Аречка звонко смеётся, энергично махая руками и ногами. — Повисли-и-и! Держись!..
— Папа-а-а-а!
Космос бы продолжил тешкать Арьку, создавая для неё иллюзию космического пространства и парка развлечений в отдельно взятой квартире, но из супружеской спальни послышался слабый сонливый голосок. Похоже, что Лиза опустила ноги с кровати, сбрасывая с себя оковы остывшего праздника. Материнский инстинкт сработал по расписанию. Не иначе.
— Ко-о-о-ос… — Лиза, не унимаясь, зовёт мужа, не желая ощущать одиночество в комнате с выключенным светом, — Кос, вы где там?
— Да идём, мать, — взгромоздив Арюшку на руки, Холмогоров дислоцируется к Лизе, предчувствуя её потерянность в пространстве. Аря восторженно верещит, и, остановив отца на полпути, вырывается к маме первой, на что Космос не может отругать, а лишь побрести вслед за дочуркой, — меня обгоняют, всё старость! Эх, Арька…
— Космонавтик, погоди носиться, — попивая воду из чайной чашки, Лиза удерживает Арюшу за руку, пытаясь смерить её прыткость, — а папа чего запоздалый? Папа!
— Мам… — Аря не теряет надежды закружить маму, снуя вокруг неё метеоритом, — пошли туда! Ну… — показав Лизе в сторону гостиной, девочка несильно хочет задерживаться в скучной спальне. Хотя бы потому что здесь не было кота и телевизора, — я сама!
— Думаю, где тебе рассол искать, мамань, — Кос плюхнулся на кровать, посмеиваясь над растрепанной женой. Видя, что у матери отсутствуют силы на подвижные игры, Аря, стянув самую красивую расчёску с тумбочки, убегает обратно в зал — делать причёску медведю. Лиза удручённо роняет себя на простыни, понимая, что сегодня Арька является владельцем квартиры не только по документам. — Минералку-то я всю выжрал!