Эльфийский тесак (СИ) - Райвизхем Ал

— Повинуюсь, — выдохнул горбун, убирая клинок от шеи Фолко. Подтереться не забудь, — загоготал он, довольный своей шуточке.

— Хоббиты не подтираются, — огрызнулся Фолко, натягивая штаны.

— Не подумай чего плохого, смелый хоббит, — начал речь Олмер, звеня огромной золотой цепью на своей шее. — Но я давно хотел поговорить.

— Фолко, друган, где ты, — заросли вновь раздвинулись и показалась упитанная морда Торина с нечесаной бородой. — Увидав неизвестных, гном словно взбесился.

— И эх! — в его руках блеснул топор.

Навстречу ему устремился клинок горбуна.

— Прекратите, — повелительно сказал Олмер и, для профилактики, наставил на каждого из драчунов по парабеллуму. — Предупреждаю, — заявил он. — Я одинаково хорошо стреляю с обеих рук.

Гном и горбун медленно опустили клинки. Никому из них не улыбалась перспектива получить в спину свинцовый заряд в самый разгар схватки.

— А теперь, помиритесь, — приказал Олмер. — Для пущей важности, пусть сначала гном вылижет сапоги у Санделло. А потом Санделло вылижет сапоги у гнома, он недвусмысленно взвел курки.

— Ну, — нетерпеливо бросил он. И тут решился вмешаться Фолко.

— Послушай, Олмер, как тебя там, нельзя так унижать людей, или даже гномов. — Надо читать Карнеги. Надо разрешать конфликты более тонко, — дар красноречия проснулся в хоббите.

— Что ты предлагаешь? — осведомился он.

— Ну пусть оба в знак примирения, вылижут мне сапоги, это будет не так обидно и унизительно, — предложил хоббит.

— Ты прав черт возьми, — вскричал Олмер. — А я думал в тебя только еда помещается, а у тебя еще и мозги есть!

С ним явно не были согласны Торин и Санделло, с ненавистью глядевшие на хоббита. Но делать было нечего, Олмер, судя по всему, был настроен более чем серьезно.

— Ну а теперь, — начал хоббит, любуясь на свои блестящие на солнце сапоги, — Я думаю, что они могут вылизать еще и…

— Нет, — твердо сказал Олмер. — Не будем перебарщивать.

Торин и Санделло с благодарностью посмотрели на золотоискателя. Его слова возвысили Олмера в глазах драчунов на недосягаемую высоту. Зато рейтинг хоббита опустился явно ниже критической точки.

— А теперь, в знак примирения, обменяемся подарками, — продолжал Олмер, — Торин, прими от нас с Санделло этот посох, — заявил он, подбирая с земли первую попавшуюся кривую палку.

— А что я с нею делать буду? — удивился гном.

— Гм, — сказал Олмер, — Ну, сделаешь что-нибудь, — объяснил он.

— Может топор? — подсказал Санделло.

— Точно, — воскликнул Олмер, — Сделаешь из него топорище.

— Но у меня есть топорище, — заявил гном, демонстрируя топор.

— Ну-ка, дай сюда, — сказал золотоискатель. — Санделло, как бы нам сделать так, чтобы гном оценил наш подарок? Принеси-ка мне мой славный меч.

Горбун поклонился и скрылся в кустах. Спустя минуту он появился с бензопилой и протянул ее Олмеру.

— Вот этот меч по мне, — хвастливо заявил золотоискатель и, заведя мотор, развалил топорище Торина на два куска. — Вот теперь, ты оценишь мой подарок, — заявил он.

Гном насупился, но подарок Олмера взял, рассматривая палку со всех сторон.

— А тебе, половинчик, — почтительно начал золотоискатель, бренча своей цепью, — Я подарю наш Гундабадский трофей.

— А что это? — насторожился хоббит.

Олмер хотел было дать команду, но Санделло, предугадывая, уже скрылся в кустах.

— Там что, в кустах лавка сокровищ? — поинтересовался вслух хоббит.

— Нет, просто мы скупили по дешевке фургон с краденым, — ответил Олмер. — Отдал три килограмма фальшивого золотого песка.

Наконец, появился горбун. Он брезгливо нес маленький кинжальчик, больше всего походивший на широко расплющенное кувалдой шило сапожника, настолько тонким и неровным был клинок. Единственным отличительным признаком было руководство по применению, написанное на языке оригинала, по — эльфийски. Оно было кратким, но очень точным. «Паркан и анрил двадум» — на древнеэльфийском гласило руководство. Фолко, поднатужившись, перевел это как «Воткни и проверни неоднократно». Его руки невольно задрожали, когда клинок оказался в его руках. Неровная и шероховатая рукоятка очень удобно лежала в ладони хоббита. Фолко почувствовал, что уже не в силах расстаться с клинком, так ему захотелось сделать «паркан и анрил двадум».

— Но нам нечего подарить взамен, — попытался возразить Торин.

— Я думаю содержимое ваших кошельков нас вполне устроит, — отмахнулся Олмер. Санделло при этих словах немедленно взрезал тонкие ремешки на поясах Торина и хоббита и бросил их кошельки Олмеру.

— Нам пора, — бросил золотоискатель. — Я слышал, что вы собираетесь в Морию и восхищаюсь вами. Если найдете там мифрил, готов купить, — сказал он и исчез в зарослях. Одновременно с ним в заросли шагнул и горбун.

С громким воплем им вслед, Фолко метнул метательный нож. Неожиданно из зарослей показался Сдрун, из правого уха которого торчала рукоятка метательного ножа хоббита. Постояв немного, он покачнулся и завалился лицом в траву.

— Ой, — сказал Фолко и принялся от смущения ковырять траву носком башмака.

— Доставай пиво, — тяжело выдохнул гном. — Это надо все обдумать.

Фолко с тяжелым сердцем подошел к распростертому телу Сдруна и, уперев ему в голову ступню своей мохнатой ноги, принялся с натугой вытаскивать из его уха свой метательный нож.

— Ума не приложу, как же мне его убить, — вздохнул Фолко. — А ведь я обещал старому Пелагасту.

— Вот уж у кого нет никаких сомнений, так это у меня, — горячился гном, опустошая фляжку Сдруна, сорванную у того с пояса. — Сломал мне такой хороший топор.

Друзья отсутствовали немного дольше обычного и Рогволд уже успел встревожится.

— Где вы так долго собирали хворост? — накинулся он на них.

— У нас горестные вести, — издалека начал хоббит.

— Это вы о чем, — испугался генерал-ефрейтор. — Меня что, разыскивают за неуплату алиментов? — понизив голос, заговорщицки спросил Рогволд.

— Нет, — торжественно заявил Фолко. — Просто я хотел сказать, чтобы имя Сдруна тоже не вычеркивали из табеля до окончания похода.

— А, всего-то, — обрадовался старый следопыт. — А что с ним?

— Он оглох, — виновато объяснил хоббит. — Навсегда.

— А, все равно от него никакой пользы, — отмахнулся ловчий. — Даже свои носки не стирал, что уж говорить о том, чтобы выполнять свои обязанности.

— Эх, — вздохнул Фолко. — Баян бы сюда.

Остаток дня отряд продвигался молча. Привал, который разбил отряд прямо посреди пыльной дороги, также прошел тихо. Вытащив из своих сумок походные надувные матрасы, люди и гномы завалились спать.

— А ты, маленькая подлюга, остаешься за часового! — приказал Рогволд. — А то никакой пользы от тебя, одни убытки!

Фолко вздохнул и, дождавшись, пока генерал-ефрейтор заснет, испробовал остроту своего нового кинжальчика на кожаном надувном матрасе, на котором сладко спал Рогволд. С тихим шипением, матрас потихоньку сдувался. Хоббит, от нечего делать, принялся разглядывать свой клинок. Вдоль всего лезвия в темноте светились руны.

— Тесак эльфийский, нож для разделки мелких домашних животных, гласила рунная надпись на клинке.

Устроившись поудобнее в кустах, Фолко подозрительно озирался на каждый звук, но все было тихо. Но пытливый ум невысоклика жаждал познаний.

— Где бы найти мелкое домашнее животное? — думал он.

Последние дни пути проходили в пьянках и сранках. И в том и в другом не было равных Рогволду. Опустошая содержимое придорожных харчевень, которые изредка попадались им на пути, отряд бесстрашно продвигался к намеченной цели. Огорошенные выписанными дорожными чеками за подписью генерал ефрейтора, хозяева трактиров, косясь на обнаженные клинки гномов и охотников, безропотно сносили все бесчинства. Но чем ближе было к воротам Мории, тем более заброшенными казались деревни, и тем более беззащитно выглядели трактирщики и официантки. Наконец, наступил тот день, когда на пороге очередной деревенской корчмы не оказалось никого. Впавшие в тоску гномы с горя принялись бить окна в домах и приставать с неприличными намерениями к брошенным впопыхах на скотном дворе свиньям. Смотреть на это не было никаких сил ни у Фолко, ни у охотников, которые хозяйничали в заброшенных дворах, пытаясь определить, где хозяева зарыли свой скарб. К счастью для отряда, неутомимый хоббит обнаружил тайный ход в винный погреб. Обрадованные гномы, дав хорошего пинка каждой свинье, обратились к содержимому погреба. Всю ночь они распивали песни, бормоча под нос странные слова типа «Холодна и непроглядна (мутна) вода Келед-Зарама, где утопилось немало девственниц, попавших в лапы озабоченных орков из Келед-наны».