Звездные войны.Записки юного целителя - JuliaFF
И все-таки почему он еще жив?
– Потому что я не даю ему уйти.
Только теперь оглядываюсь вокруг и обнаруживаю людей. В изголовье Скайуокера в паре метров от стола стоит Палпатин. Полусогнутые в локтях руки выставлены перед собой. Да уж, канал в Силе у ситхов очень необычный, но именно он держит Скайуокера на этой стороне Великой и требует от его хозяина немалых усилий. Но вся эта энергия направлена только на поддержание жизни. В плане лечения – ноль.
– Ладно, лечить, допустим, не умеете, но обезболить могли?
Понимаю, что хамлю. Я, четырнадцатилетняя арестантка, пожилому всемогущему ситху. Но в операционной главный – врач. Я, то есть. И Палпатин принимает мои правила и недовольно ворчит.
– Боль дает ему силы.
Впрочем, особой уверенности в голосе не слышу и подзываю дроида-анестезиолога. Искусственная кома – это то, в чем пациент нуждается прежде всего.
– Нет! – почти кричит Палпатин. – Я могу поддерживать Дарта Вейдера, только если он находится в сознании.
Проблему поняла. Дроиды действуют строго по протоколам, а любой протокол лечения предписывает начать с введения больного в искусственную кому.
– Вызывайте бригаду живых врачей.
– Они уже здесь. Но оперировать без наркоза отказались категорически.
А с наркозом он умрет раньше, чем хирурги успеют что-нибудь сделать. Но вслух говорю то, что корпоративная солидарность подсказывает.
– Правильно сделали. Надеюсь, врачи не пострадали?
Палпатин обиженно фыркает. Я продолжаю.
– Помереть без наркоза он вашими стараниями, может, и не помрет, но свихнется наверняка. Да и резать мышцу, сведенную от боли так, что кости ломаются, то еще занятие.
– Что делать? – кажется, несколько опешил Палпатин.
– Оперировать, что ж еще. Если невозможна медикаментозная анестезия, буду обезболивать в Силе. Вы – за реаниматолога. Остальную бригаду вызывайте.
Ждать никого не пришлось. Разумные где-то совсем рядом сидели. Первым вошел забрак с лицом, частенько мелькающим на обложке «Galactic medicine». У меня заметно отлегло от сердца. Все-таки самостоятельно вести такого больного я объективно не готова. Мой наверняка восторженный взгляд воспринимают как должное, а вот мое место у операционного стола пытаются оспорить.
– Я работаю со своим анестезиологом!
– Хорошо. Местное обезболивание пусть обеспечивает ваш, - не спорю с мэтром, вкладывая в голос чуточку Силы.
Так что вопросов по поводу, нафига нам местная «заморозка», не возникло. Очевидно, пациенту она точно не нужна. Но если доктору спокойнее резать, когда на пациенте не маска наркозного аппарата, так хоть пару уколов поставлено, так тому и быть. В принципе колоть могут хоть глюкозу, хоть физраствор, мне без разницы.
Вхожу в транс.
– Я готова. Начинаем.
***
За окном палаты забрезжил рассвет. Не включая ночник, чтобы не потревожить забывшегося в тревожном сне раненого, пробираюсь к его постели и занимаю место в изголовье. При этом на миг оказываюсь сидящей плечо к плечу с императором Палпатином. Он несколько секунд подождет, когда я погружусь в Силу, чтобы контролировать состояние больного, затем поднимется и уйдет. Чтобы вновь вернуться следующей ночью, подменить меня хотя бы на несколько часов.
Так происходит уже третью неделю изо дня в день, как бы ни был занят император. Такое внимание ситха к здоровью своего ученика меня несколько обескуражило. Как-то не так я себе представляла отношения между служителями темной стороны Силы.
Что же до состояния Дарта Вейдера (называть лежащего передо мной человека его прежним именем мне страшно, слишком сильно он изменился), то оно стабильно-тяжелое, без особых тенденций к улучшению. В первый день врачи совершили невозможное – стабилизировали состояние, подключив кучу органов-имплантов. Но на этом успехи и кончились. Мидихлорианы как взбесились! Куча времени ушло на то, чтобы, повинуясь их воздействию, организм перестал отторгать инородные тела. Собственно, поэтому мы с Палпатином посменно сидим у постели Вейдера. Без воздействия через Великую порывы мидихлорианового шторма не погасить. Но мы справились и с этим. Теперь нам предстоят долгие месяцы, а вернее - годы регенерации основных органов и тканей. Пока же при стабильной работе имплантов даже ожоговые раны на коже рубцуются плохо.
Вздрагиваю, оттого, что на мое плечо ложится рука Палпатина. Сегодня, вместо того, чтобы унестись по своим ситхско-императорским делам, он замер возле меня. Вдруг стало не по себе. Хотя, чего я ждала? Долго прятаться от действительности за медицинскими картами и результатами анализов не получится. Теперь просто постараться, чтобы голос не задрожал.
– Вы что-то хотели, ка… император?
– Да. Сегодня к полудню привезут костюм жизнеобеспечения лорда Вейдера. Приготовьте его к операции.
– Костюм жизнеобеспечения?
– Все тот же набор приборов, что и в этой палате, но упакованный в боевой доспех. Это позволит Дарту Вейдеру уже через пару месяцев приступить к исполнению своих обязанностей.
– Но на полное восстановление уйдут годы.
– Предлагаете Дарту Вейдеру провести их в постели? Лорд ситхов не может позволить себе такую слабость.
– Вы обрекаете его на пожизненную инвалидность.
– Фу, зачем так трагично? Надеюсь, ученик сможет систематически находить время для совместных с вами лечебных медитаций. Кстати, вы назначаетесь его личным врачом. Надеюсь, заказанные вами медицинские справочники переданы вовремя?
Успеваю лишь кивнуть в спину выходящему ситху. Специальную литературу мне действительно приносят по первому требованию, и император это отлично знает. Дело не в этом. Ситх всем видом своим демонстрирует непоколебимую уверенность в моей покорности. Да, я полностью в его власти, кто спорит. Но такая показная уверенность злит. Или ему этого и надо? Верно, что я ни делай, все ситху на руку выйдет. Злоба и гнев на темную сторону ведут. Спокойная бесстрастность велит равнодушно исполнять долг целителя, что бы ни происходило вокруг.
Да я толком и не знаю, что вокруг происходит. Наших я рядом не чувствую. Думать о том, что все они мертвы, я себе запретила. Может, никого нет, а может - темная мощь двух ситхов все забивает. Палпатина, как нависшую над головой грозовую тучу я ощущаю постоянно. Тот перестал прятаться и теперь накрывает своей тенью едва ли не всю столицу.
