Дмитрий Щербинин - Последняя поэма
А сразу же после обеда вышла она на двор, и увидела, что там уж куницы хвостами своими пушистыми снег сметают, и что земля уж открывается. Тут прибежали олени, но не небесные, а обычные, северные олени — тоже, правда, красавцы стройные. И вот рогами своими взрыхлили они землю. Вэлде оставалось только посеять семена…
Ну а дальше — потекли для девочки дни новой, непохожей ни на что бывшее прежде жизни. Просыпалась она обычно с первыми лучами зари, и тут же шла в свой сад. Семена в несколько дней проросли, а еще через неделю поднялись ей уже по пояс — это были те самые, дивные растения, которыми любовалась она, когда пребывала в садах небесного оленя. И каждое из этих растений она любила как брата, и каждое из них знала по имени — если бы хоть одно погибла, то его гибель была бы для девочки такой же трагедией, как гибель близкого человека. Она и не замечала, как преображается украшенная прежде лишь одинокой, погнутой березой вершина холма — в основном благодаря ее заботам там расцветал небесный благоуханный сад. Целый день проводила она в общении со своими новыми сестрами и братьями — растеньями, ну а звери верно служили ей — приносили еду, укладывали стол.
Неделя за неделей проходила — долга, почти нескончаема северная зима. Из поселения по ночам видели дивное сияние, которое поднималось над холмом Вэлды, но они то думали, что — это исходит из небес. Но однажды проходили поблизости охотники и… нет — они не заметили сада, так как очень утомились. Нет сама Вэлда стремительной тенью бросилась к ним на сани, и стала развязывать оленя, которого они везли. Она даже и не поняла сначала, что олень уже мертв, а когда поняла, то так разрыдалась, что, право, нельзя было глядеть на нее без сострадания. А охотники остановили сани, глядели на нее с изумлением, а затем — медленно опустились на колени.
— Кажется — это наша Вэлда. — тихо, с благоговением прошептал один из них.
— Да нет же… — молвил другой. — …Может и была когда-то, но теперь… Ты только взгляни — небесные духи преобразили ее…
Тут испугалась Вэлда — о чем это таком говорили охотники. Каким это образом она преобразилась? Ведь за все время с возвращения, она еще не видела своего отражения. И тогда она стала молить, чтобы охотники дали ей какое-нибудь зеркальце. Зеркальца у них не нашлось — зато отточенный клинок охотничьего кинжала хорошо послужил для этой цели. И Вэлда увидела, что вся она сияет, что плоть ее стала призрачной, почти воздушной, словно бы из света звезд сотканной — неудивительно, что голодные волки на нее не позарились — можно ли насытить свою утробу звездным светом?.. Лик был такой прекрасный, и так приятно было избавиться от страха, что она счастливо рассмеялась, и стала в эти мгновенья такой прекрасной, что охотники принесли ей такую мольбу, какую приносили разве что небесным божествам. А еще через несколько минут, они с сияющими ликами, словно дети малые носились по ее саду, и смеялись, ибо верили, что попали в лучшую, вечную жизнь. Вэлда же тем временем приложила к ранам оленя целебные коренья — и они сделали, казалось бы невозможное — вернули его к жизни. Благодарственно взмахнул он рогами, да и умчался на снежное раздолье… И только когда он убежал, то поняла Вэлда, что ради его спасения вырвала одного из своих братьев — в первое мгновенье боль кольнула сердце, ну а потом — поняла она, что именно так и надо было поступить, что ради спасения жизни этого оленя и поднялся он из земли. Так же поняла она тогда, что и многие из тех растений, которые так любила она предназначены для излечения разных болезней, для придания сил. Были среди них, конечно, и такие, которые и выросли специально для того, чтобы ублажать взоры — она приняла это как должное, и с помощью этих растений изготовила для своих гостей охотников кушанье столь вкусное, наделенное столь могучими целебными свойствами, что, когда они вернулись в деревню, то их и не узнали сначала, приняли за гостей из какого-то заморского, дивного племени. Ну, а потом, как узнали, как пошли расспросы — тут предела не было удивлению. Тут и радость была, и даже испуг — но только недоверия не было, так как стоило только взглянуть на просветленные лики охотников, как сразу ясным становилось, что действительно пережили они что-то такое небывалое. И все, кроме мачехи и дочерей ее были рады возвращению Вэлды, так как все ее очень любили, знали девочкой доброй, скромной, трудолюбивой. Мачеха же вернулась домой сама не своя, вся бледная, да и шипит дочерям, которые все время на печи грелись:
— Вот так да — вернулась наша негодница. Да не одна, а с чудесами!.. Вот как расскажет, как мы ее в лихой мороз на погибель выгоняли, так и несдобровать нам…
Стали они тут думать, как бы можно было от такой угрозы избавиться да так ничего и не придумали, ну а к Вэлде в тот же день отправилась чуть ли не вся деревня. Не описать их счастья и восторга, когда увидели они ее сад, ну а когда она сама, вся сияющая, вся сотканная из звездного света вышла к ним навстречу — вышла, неся в руках только что испеченный, такой ароматный и дышащий, словно живой каравай — вышла в окружении служащих ей зверей и птиц, то все в величайшем благоговении опустились перед ней на колени. Не привыкла к такому обращению Вэлда и потому очень смутилась, стала просить их, чтобы они поднялись. И тут увидела одну из своих сестер, которая по навету мачехи, чтобы выследить, что к чему, пришла с остальными, и пряталась теперь в задних рядах.
— Что же ты, сестра моя дорогая, что же ты не выйдешь ко мне? Или боишься?.. Быть может, думаешь, что я в обиде на тебя и на других домашних?.. Так нет же — я всех, всех вас очень люблю! Позови и матушку, и остальных сестер…
Побежала эта сестра в деревню, и, когда рассказала о том что было мачехе, то та потемнела лицом, и отправилась к Вэлде как на казнь. Однако, когда она пришла то и ее, и сестер ждал такой радушный, воистину небесный прием, что все то доброе, что было в их душах, изгнало все злое, и они, просветленные, зажили новой, счастливой жизнью.
Новая жизнь началась и для всего этого маленького, затерянного среди снегов поселения. Не было почти никаких разговоров, как о Вэлде — она, прекрасная, пришедшая из иной, лучшей жизни, занимала все их время — разговоры были восторженные, и время летело как-то незаметно, в счастливом вихре созидания. Все возвышенные разговоры, все устремления к высшему, тому, что небесным светом сияло на холме. Они чувствовали себя так, будто в каждом мгновенье умирали, и открывался пред ними тот бесконечный, небесный мир. Они ходили к ней как ходят в храм… в живой храм, где живет само божество. Они пребывали бы там все время, если бы можно было, если бы все-таки не забота о собственных семьях. Наверное, даже эльфы Валинора, пребывающие в свете были не так счастливы, как эти люди из этой маленькой северной деревушки.
Ну, а Вэлда… и для нее время летело стремительно — каждый день она совершала какие-нибудь добрые дела, излечивала кого-нибудь, просто кормила, просто наполняла души светом своей любви. Время летело незаметно, и она росла — она росла вместе с природой, и она наполняла ее мудростью, и… печалью. Иногда приходящие к ней видели, как стоит она в некотором отдалении от своего домика, как смотрит своими волшебными, звездными очами в глубину небес, и, казалось, видит что-то недостижимое для их взоров, что-то такое прекрасное, что и представить себе невозможно. И тогда они в молчаливом благоговении опускались перед нею на колени, и молили, чтобы и им хоть когда, хоть после смерти открылось то, что видит она теперь.
Но на самом то деле Вэлда видела в небе тоже, что и все остальные — только небо, бескрайнее, глубокое, но… она ждала вновь своего названного брата, того, в ком почувствовала вторую половину своей души — небесного оленя. И когда пылало в небесах Северное сияние, она протягивала к этому сиянию руки, и молила, чтобы раскрыло оно перед ней свои объятия, чтобы вновь открылся тот небесный сад. И все ждала она, что вот зазвенят волшебной музыкой высших сфер плывущие в воздухе, стремительные копыта, что сейчас вот встанет он пред нею ясноокий, мудрый, взмахнет своими рогами, и коснутся ее лица, словно нежные поцелуи, лепестки небесных цветов. Она стояла на грани своего маленького сияющего оазиса, перед бескрайними снежными полями, иногда начинал завывать ветер, вокруг вздымались и шептали, и плакали, и рыдали горестно что-то снежинки, а она все стояла, одинокая, с поднятыми к этому сиянию руками, и все ждала… ждала… но сияние медленно уходила, проступали далекие, холодные звезды, ну а еще чаще — небо заволакивалось завесой туч, и буря вступала в свои права — она выла и металась, и ревела, и трещала, и в нескольких шагах уже ничего не было видно. При таком ветриле вообще очень трудно было удержаться на ногах, и Вэлда медленно возвращалась в свою избушку, там садилась на лавку, и смотрела в глаза кого-нибудь из своих зверей — и тот зверь понимал ее боль, плакал вместе с нею. Выла вьюга, но вся мощь северного ветра была не властна что-либо сделать с небесным садом — все эти нежные растения были так же неподвластны буре, как и породившее их сияние…
