Дмитрий Щербинин - Последняя поэма
— Понимаю, ты не можешь рассказать, кто ты. У тебя нет дара речи. Но меня ты понимаешь, и я скажу, что полюбила тебя. Будь милым братом моим, возьми туда, откуда пришел. Возьми в красу небесного сиянья…
И кивнул олень головою, и подхватил Вэлду, и понес. Далеко-далеко под собою видела она снежные поля по которым перекатывались дивные небесные краски, а цвета сияния становились все ближе, вот уже коснулись ее лика, и были они подобны прикосновеньям лепестков небесных цветов. Можете ли вы представить себе счастье Вэлды?.. Она смеялась, она шептала, она пела. И это была прекрасная песнь, торжествующей любви. Она даже и не ведала, откуда пришли к ней эти строки — кажется, из какой-то иной истории:
— И суд настал, но что им судьи,И взоры грозные, слова?..Что их любовь, тепло остудит —И в души смотрят их глаза.
И что им мир весь бесконечный,Весь мир в любви, в слиянье душ;А этот мир — он быстротечный,В движении морей и суш.
И снова нежные объятья,В последней раз, в последний раз,Любви священные заклятья —И чувства бесконечный сказ.
И все горит, пылает в свете,И вновь стихи, стихи горят,Вокруг же на своем совете,Валары грозные сидят.
«Красиво, жалко и печально,Но нет — он слишком ярок здесь,Восстал он, бурный, изначально,И пламенем оделся весь.
Его судьба весь мир разрушить —Он без того не может жить.Не можем мы закон нарушить,Не можем пламень допустить.
Пускай уйдет он за пределы,На веки вечные в цепях —Давно он знал свои уделы —Еще в космический морях…»
Гремят слова, но те, в объятьях,Не слышат слов, не знают уз,Не ведают уж о проклятья —Их вечностью скреплен союз.
И новые слова все шепчут:«Твой дух во мне… а твой — во мне,Они в разлуке нас излечат,Они всегда живут в душе.
Ты знай, ты знай, что тьма растает,И время вечности уйдет,Ни космоса, ни пустоты не станет,И там душа любовь, звезду свою найдет.
Прощай, прощай вновь, на мгновенье,И все же — светлая печаль,И вновь, к звезде своей стремленье…Что сделано, того не жаль…»
Нет, нет — даже и старожилы не могут рассказать, откуда пришли к ней эти строки, но по видимому, все-таки она уже предчувствовала, что недолговечно это ее счастье, что недолго будет пребывать она в этом райском сиянии вместе с братом своим…
А они уже стояли в прекраснейшем саду, со всех сторон слышались волшебные, чарующие голоса птиц, которых никогда прежде не слышала Вэлда, и которых сразу же полюбила, потому что и нельзя было их не полюбить за их неземную красоту. Вокруг все сияло и распускалось, все тянулось вверх, где еще краше переливалось сияние, и было оно таким живым и мудрым, что подумалось Вэлде, что — это сам Иллуватор. Не земными словами ту красу описывать, а даже если и попытаться, то уйдет на это очень много времени. Вэлда стояла, любовалась всем этим, как завороженная, и только изредка, время от времени, шептала слово: «Люблю». Она так поражена была красотами сада, так зачарована голосами его обитателей, что даже и не заметила, что олень покинул ее. Когда же увидела, что нет его поблизости, то очень печально ей стало, но эта была светлая печаль, и вновь зашептала она строки, которые, должно быть, пришли к ней по наитию:
— Вдруг та высшая сила, что суд их вершила,Их объятья легко развела;И звезда тут в печали взмолилась,Но давно их судьба уж была решена.
«Но позвольте мне с ним в запределье!Что мне, право, веками страдать!О, Единый, услышь ты моленье,Можешь ты нас в проклятье сковать!..»
И взметнулась мольба в поднебесье,Да и так слышал все верхний бог —А тот звездами плакал: «Лейся, лейся…Не сломить даже мне этот рок…»
Ну а там, среди скал белоглавых,Среди светлых хребтов, где заря,Уж играла кострами на скалах —Там страдали в разлуке горя.
Пусть предчувствие вечности вместе,Пусть все нежные клятвы, стихи —Пусть моленья звездной невесте —Как мгновения эти тяжки!
Она соткана нежным вся светом,Все в печали, вся в Лунной тоске,Никогда в Валиноре не знали такого навета,Розы дивной, что от слез возрастала на теплом песке.
Никогда, никогда — даже в тех Силмариллах,Что проклятием стали Арды,Никогда — даже в тех серебристых приливах,Что сияют в небесной выси.
В тех слезах все печаль вековая,Горечь мира, разлука любви —Перед ней в цепи тяжкие мужа ковали,Он стоял весь в душевной крови.
Он темнел и светлел, он весь бился,Он страдал, как никто не страдал,Он то в небо мечтой возносился,То в огне и в пучине страдал.
Вот закованы цепи, и ветры подули,Грянул ветер, и на море ходит уж вал —И молитву Валары вздохнули,И во тьму уж проход над вершинами скал.
Ну а роза сияет, а роза поет,В ней чувство навеки их рок уберег,Навеки дыхание сердца их льет,Мгновение встречи там вечно живет.
И вот уж в ладонях у милой звезды,Та роза все ближе сияет,И вот уж коснулась — так словно в сады,Закованный в цепи шагает.
И роза ушла уж в огнистую плоть,Ей пламень цвети не мешает,И времени ветер не в силах ту розу сполоть —В ней чувство любви их сияет…
Так говорила маленькая Вэлда, и светлые слезы катились по ее щекам. Но вот услышала она некое движенье, повернула голову и увидела, что светоносный олень стоит прямо пред нею. И так она обрадовалась, так счастливо, звонко засмеялась, что не сразу и заметила, что он что-то держит во рту. Она вновь обняла его за облачную шею, поцеловала в нежные, мудрые глаза и тут только заметила этот кулек, из которого исходил прелестный аромат. Она сразу догадалась, и все-таки спросила:
— Это подарок для меня?
Олень кивнул головою, и вновь закружились в воздухе живые цветы, и вновь приласкали лик Вэлды. И тогда девочка осторожно приняла его, развязала, и обнаружила, что там лежат семена, и, хотя олень по прежнему ничего не говорил, она сразу догадалась, что — это семена тех самых растений, которые окружали ее…
Тут еще раз повел рогами олень, и вырвались из них снежные птахи, закружили в воздухе, да и расправили крыльями то волшебное сияние, которое составляло сад. Открылось окно, а за ним — вид далеких-далеких снежных полей. И сразу увидела Вэлда родное селение. Уже взошло солнце, и золотистые его узоры разбегались на многие-многие версты ровных снежных гладей. Но какая же это была высь! Домики представлялись совсем, совсем маленькими, человеческих же фигурок было и вовсе не различить. И почувствовала тогда Вэлда, что уж настало время разлуки с чудесным оленем. Быстро обернулась к нему, хотела хоть что-нибудь молвить на прощанье, но, оказывается, было уже поздно. Над ее головою, уже высоко-высоко таяло в сияющей небесной лазури сияние, а к земле ее нес теплый весенний ветер. Она плакала всю обратную дорогу, плакала и тогда, когда осталась в одиночестве на вершине того самого холма, где произошла первая встреча с ним. С этого места довольно хорошо было видно и родное поселение, и даже редкие фигурки, которые прохаживались или пробегали между домами. Невероятным казалось, что такое, в общем-то небольшое расстояние, в ночи, в буре представлялось ей целой долгой-долгой, даже и нескончаемой дорогой.
Она все плакала, ну а потом сильно полыхнули ее очи — подумалось, что вновь пришел небесный олень — почувствовала она цветущий, весенний аромат. И только взглянув себе в руки, обнаружила, что держит кулек с семенами — из него то и поднимался аромат.
— Ну что ж… — вздохнула Вэлда. — Домой без еды мне возвращаться не велели. Построю-ка я себе новый дом…
И, действительно, чувствовала она в себе столькие силы, что и постройка нового дома представлялась ей делом вполне возможным — даже и то, что у нее не было никаких необходимых для такого дела инструментов нисколько не смущало маленькую Вэлду. Вот увидела она почти полностью занесенные снегом заросли кустарника, да и направилась к ним, намериваясь построить для начала хижину из веток.
И тут появились волки. Это была довольно большая, и, судя по отвислым бокам, очень голодная стая. Впрочем, даже если бы была и не стая, а только один волк — все равно не смогла бы с ними совладать девочка. Не испугалась Вэлда, просто вздохнула, и закрыла глаза, радуясь тому, что перед смертью пережила она такое чудо. Долго она так стояла, все ожидала, когда вцепятся в нее волчьи когти — так ничего и не дождалась, и как открыла глаза так и не поверила им. Оказывается, волки вместо того, что бросаться на нее, начали возводить избу. Да и не только волки были. Пришло еще и целое семейство белых медведей — они принесли бревна, которые и складывали в стене. Вэлда так и стояла изумленная, а через час изба — та самая изба, в которой мы сейчас сидим, была уже возведена. Кустарник, а еще пучки соломы, которые неведомо из каких далей принесли птицы, пошли на утепление стен и на крышу. Избушка вышла не большая, но такая ладная, такая стройная, что любо дорого было на нее глядеть. Рассмеялась Вэлда, и подошла к каждому из своих помощников, каждого обняла, каждого в лоб поцеловала. А тут прибежал уж медведь дверь открывает, приглашает, стало быть, в горницу войти. Вошла Вэлда, видит этот самый стол, а на нем белочки суетятся, последние кушанья для нее расставляют. Вэлда уж ничему не удивлялась, только всех благодарила и улыбалась — вот уселась за стол, видит, что все ее друзья в нерешительности стоят — и их пригласила, на всех еды хватило, и такой еды замечательной, что Вэлда никогда такой и не пробовала.
