Олег Баев - Основы криминалистики. Курс лекций
4) осмотр (места происшествия, жилища и иного помещения, трупа, предметов и документов);
5) освидетельствование;
6) обыск (в жилище, в ином помещении, личный, на местности);
7) выемка (обычная, документов, содержащих государственную тайну, почтово-телеграфных отправлений;
8) следственный эксперимент;
9) предъявление для опознания;
10) проверка показаний на месте;
11) контроль и запись телефонных и иных переговоров.
Конечно, нет сомнений, что в процесс уголовно-процессуального исследования преступлений в том числе (а может быть, и в первую очередь), должностных и служебных, их раскрытия и расследования все активнее вовлекаются результаты оперативно-розыскной деятельности. В ходе нее инициативно или по поручению следователя соответствующими специфики этой деятельности методами и средствами обнаруживаются и извлекаются эти же типовые следы. Но, как известно, используются они в уголовно-процессуальном доказывании лишь в том случае, когда они отвечают требованиям, предъявляемым к доказательствам, а потому чаще всего опосредуются путем следственных действий (скажем, осмотром видео– или аудиозаписи, осуществленной в процессе ОРД и приобщенной к делу в качестве вещественного доказательства, и т. п.).
Проблемы пределов использования результатов ОРД в судебном доказывании в силу их повышенной значимости активно обсуждаются в криминалистической литературе. Естественно, что по ним высказаны различные мнения.
Не считая здесь необходимым включаться в данную дискуссию, я тем не менее не могу не обратить внимания на следующую реплику, прозвучавшую со страниц академического журнала «Государство и право»:
«Уголовное судопроизводство в силу своего консерватизма и уязвимости относится недоверчиво к сведениям, установленным в рамках иной деятельности (в данном случае имеется в виду оперативно-розыскная деятельность. – О.Б. ). Так происходит потому, что в сознании юриста существует уверенность, что одно лишь соблюдение формы может обеспечить достоверность результата… и потому большинству людей, по слабости духа (!!! – О.Б. ), необходимо «объективное обоснование», на которое можно опереться. Когда-то это была «воля богов», сейчас – норма (форма) закона» [176] (не берусь утверждать, чего в этих словах больше: банального бытового невежества или простого вульгарно-нигилистического отношения к закону…).
Зная гносеологические возможности каждого из следственных и других действий и мероприятий по собиранию, исследованию и использованию отдельных видов следов преступления, возникающих на типовых объектах, и типовых по своему криминалистическому содержанию, возможно без особого труда составить их набор, минимально необходимый для производства расследования конкретного преступления криминалистически определенного вида.
Можно с уверенностью констатировать следующее: чем разнообразнее механизм следообразования, чем большее количество объектов, на которых остаются следы, отражающие механизм совершения преступления определенного вида, существует, чем разнообразнее и стабильнее сами эти следы, тем большими возможностями располагает следователь для переработки механизма следообразования, и, следовательно, для раскрытия и успешного расследования этих преступлений. И напротив, это же обстоятельство существенно усложняет деятельность адвоката по защите своего клиента от уголовного преследования в совершении такого преступления.
Именно поэтому раскрытие и расследование умышленных убийств, как то на первый взгляд ни выглядит парадоксальным, значительно эффективней, чем, скажем, взяточничества, квартирных краж и многих преступлений других видов.
Дело в том, что в результате совершения убийства следы возникают как минимум на таких объектах: 1) место происшествия; 2) тело и одежда погибшего; 3) орудие преступления; 4) мотив преступления; 5) тело и одежда исполнителя убийства; 6) идеальные следы (в памяти самого убийцы, очевидцев, других свидетелей). Следы эти весьма разнообразны и главным образом в силу своей материальности достаточно устойчивы.
В результате же, например, взяточничества (и в соответствующей интерпретации любого иного умышленного преступления по должности и службе) количество следовоспринимающих объектов вдвое меньшее: 1) документы, в которых отразилось действие, выполненное должностным лицом за взятку; 2) предмет взятки; 3) идеальные следы в виде главным образом показаний взяткодателя, посредника, взяткополучателя.
Механизм совершения квартирных краж в целом отражается на таком же количестве (но, естественно, иных) объектов: на месте происшествия; в виде похищенных предметов; в памяти потерпевшего, самого преступника, свидетелей, которым были переданы похищенные ценности.
И этим во многом, если не в основном, объясняется то, что процент раскрываемости убийств значительно выше, чем квартирных краж, а большинство фактов взяточничества и коррупции либо вообще остаются латентными, либо уголовные дела по ним до суда «не доходят».
Говоря о механизме следообразования, следует также обратить внимание на то, что отсутствие как будто необходимого следа – это тоже след. Он может указывать:
во-первых, на то, что в конкретных условиях (в конкретной криминальной ситуации) лицу не было необходимости некое типовое для механизма совершения этого вида преступлений действие. Например, отсутствие следов проникновения в помещении дает основание предположить, что кража из него взлома двери от преступника не требовала;
во-вторых, на то, что неизбежно возникшие следы умышленно или по неосторожности после совершения преступления уничтожены (скажем, отсутствие отпечатков пальцев на орудии преступления, следов обуви на месте происшествия и т. п.);
в-третьих, на то, что следы попросту не обнаружены следователем по различным причинам, в том числе и из-за непрофессионализма, незнания им методических основ расследования преступлений данного вида, незнания того, на каких объектах ему необходимо искать следы и в чем состоит их криминалистическая и доказательственная сущность. Заметим, что в отдельных случаях криминалистически значимые следы на изъятых следователем объектах могут остаться латентными в результате методически некачественного или поверхностного их исследования в рамках назначенных следователем экспертиз;
в-четвертых, наконец, если все вышеуказанные обстоятельства исключаются, то отсутствие необходимого следа дает основание выдвинуть версию, ставящую под сомнение сам факт совершения преступления либо существенные обстоятельства последнего.
Например, если потерпевшая в своих показаниях сообщает, что насильник причинил ей телесные повреждения, а судебно-медицинская экспертиза таковых на теле потерпевший не обнаружила, это свидетельствует о том, что либо изнасилования вообще не было, либо оно не было связано с применением физического насилия, и потому показания потерпевшей об этом недостоверны. Установленная следственным экспериментом невозможность проникнуть через обнаруженный пролом в потолке в помещение, из которого согласно заявлению была совершена кража, делает вполне обоснованной версию об инсценировке этого преступления.
Но не только отсутствие как будто необходимых следов искажает типовой механизм следообразования. Не меньшее значение для этого имеет наличие следов, типовым механизмом совершения преступления определенного вида не обусловленных.
Существование их с прагматических позиций можно объяснить несколькими причинами.
Во-первых, тем, что они к совершению преступления отношения вообще не имеют (возникли до или после того) и потому к механизму совершения преступления не относятся, следами преступления не являются, а лишь на определенном этапе расследования воспринимаются следователем как таковые.
«Я знаю случаи, – писал еще Ганс Гросс, – в которых С.С. (судебный следователь. – О.Б. ) описывал с самой педантичной тщательностью положение трупа и приходил к остроумнейшим заключениям, как вдруг при дальнейшем расследовании оказывалось, что труп до прибытия С.С. был перевернут и оставлен в этом положении посторонними любопытными лицами. В одном же деле на предварительном следствии большое значение при осмотре трупа придано было найденному на трупе пиджаку, но затем выяснилось, что пиджак был накинут на труп для того, чтобы избавить прохожих от страшного вида раздробленного черепа» [177] .
Мне известен случай, когда на месте убийства непосредственно около трупа были обнаружены объемные следы обуви, впоследствии идентифицированные с обувью Иванова (фамилия, естественно условная). Дальнейшее расследование показало, что Иванов ночью, будучи в сильной степени опьянения, споткнулся о труп, и, не заметив его, пошел дальше. Однако до того, как был установлен и изобличен настоящий убийца, Иванов содержался под стражей по обвинению в его совершении.
