Империя законности. Юридические перемены и культурное разнообразие в позднеимперской России - Штефан Кирмзе
Неоднозначный характер эпохи реформ также отразился на устройстве и деятельности политической полиции. Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии, учрежденное в 1826 году для выявления и устранения угроз императорской власти, в середине века расширилось, вызывая страх у жителей крупных городов империи; тем не менее до 1880‐х годов в нем работало лишь несколько десятков сотрудников. В период Великих реформ Третье отделение все еще нельзя было в полной мере считать профессионально сформировавшимся ведомством440. Более того, во время правления Александра II обязанности Третьего отделения, Отдельного корпуса жандармов (также занимавшегося раскрытием и расследованием политических преступлений) и полиции так и не были до конца расчерчены и скоординированы441. Жандармерия была создана в 1811 году и выполняла широкий спектр функций, от поимки разбойников и беглецов до подавления беспорядков442. В 1867 году сеть жандармских управлений по всей стране значительно расширилась (с 12 до 60). Тем не менее к началу 1880‐х годов проблемы финансирования и связи с другими полицейскими учреждениями все еще оставались нерешенными. Центральная комиссия, созданная в 1881 году, сочла жандармерию компетентнее обычной полиции и собиралась расширить ее обязанности и включить в компетенцию жандармов расследование обычных преступлений443. Однако ситуация в губерниях не позволила осуществить эти планы. В Казани полиция уже была усилена всего тремя годами ранее, в основном для борьбы с угрозой революционной деятельности444. Отчет о состоянии полиции в Волго-Камском регионе, представленный в центр в 1881 году, подтвердил, что местная жандармерия была недофинансированным и устаревшим институтом:
Не говоря о губерниях Уфимской и Оренбургской, где политических дел почти нет, в губернии Казанской, в особенности по городу Казани, где такие дела возникают и могут возникать, я не нашел за последние три года ни одного сколько-нибудь серьезного дела, которое было бы обнаружено жандармским управлением445.
Автор отчета, сенатор Михаил Ковалевский, пришел к выводу, что Жандармский корпус должен быть объединен с обычной полицией. Однако это слияние так и не произошло, и поэтому путаница и противоречия в юрисдикции сохранялись446.
Несмотря на всю неопределенность пореформенного периода, со временем произошли ощутимые изменения. Покушение на жизнь императора 4 апреля 1866 года, совершенное в Санкт-Петербурге двадцатипятилетним бывшим студентом Дмитрием Каракозовым, стало ударом по дальнейшим реформам. Консерваторы расценили это покушение как свидетельство существования в России мощных антицаристских сил, которым якобы способствовал либеральный климат447. Поскольку мало кто ожидал покушения на любимого царя, сам факт нападения потряс императорский двор и образованное общество до самого основания. Кроме того, улики, найденные в вещах Каракозова, привели следователей к выводу, что покушение не было делом рук одного человека — следствие утверждало, что были найдены доказательства революционного заговора, сеть которого простиралась по всей Российской империи и европейскому континенту448. Насколько организованной была эта сеть на самом деле, остается под вопросом. Независимо от того, существовала ли она, само заявление о ее существовании и ее публичное обсуждение оказались мощным политическим инструментом.
Недовольство консерваторов якобы слабыми правительственными мерами против революционеров быстро принесло свои плоды: так как вера царя в любовь и преданность подданных пошатнулась, Александр II сделался замкнутым и подозрительным. В своем указе от 13 мая он заявил о необходимости усилить роль морали и религии в образовании, чтобы сохранить строгий нравственный порядок449. Либеральные министры просвещения и юстиции Александр Головнин и Дмитрий Замятнин были заменены консерваторами Дмитрием Толстым и Константином Паленом, которые быстро ввели более жесткий контроль над системой образования и попытались усилить власть полиции и прокуратуры. Новый шеф жандармов и главноуправляющий Третьего отделения Петр Шувалов (назначенный 10 апреля) провел кадровые чистки среди реформаторски настроенных сотрудников министерств. Он усилил полицейский надзор и предпринял шаги по расширению полномочий губернаторов450. Жандармерии было поручено расширить свои привычные функции и следить за школами, народными чтениями и книжной торговлей. С 1871 года и по крайней мере до 1904 года правоохранительные органы могли рассматривать дела о преступлениях против государства в административном порядке, минуя суд, когда речь шла о государственной безопасности. Эти полномочия были расширены в 1878 году, когда жандармы получили право проверять «политическую благонадежность» любого человека и рекомендовать ссылку «неблагонадежных»451.
На фоне принятия подобных законов и произошедших кадровых изменений выстрел Каракозова отозвался погребальным колоколом по всем прогрессивным тенденциям, которые еще сохранялись в пореформенной России. Некоторые историки особо отмечают меры, принятые правительством для защиты от предполагаемой угрозы: с этой точки зрения полицейские аресты в крупных городах империи были не чем иным, как государственным террором, перед лицом которого никто не чувствовал себя в безопасности452. Однако это был лишь один из аспектов происходящего. Жители провинциальных городов, а тем более деревень были в меньшей степени затронуты этими событиями. В местных архивах практически нет свидетельств широкой охоты на ведьм на территории Казанской и Таврической губерний. Архив казанской прокуратуры содержит значительное количество дел, связанных с «революционной деятельностью» в 1870‐х и 1880‐х годах, часто против студентов Казанского университета. При этом казанский губернатор вел обширную секретную переписку о деятельности студенчества453. В то же время цензоры закрывали либеральные газеты, такие как «Камско-Волжская газета», в середине 1870‐х годов. Однако либеральный дух начала 1860‐х годов сохранялся в новых правилах судопроизводства, штатном расписании и постепенном распространении и работе новых судов, которые нередко мешали полиции и администрации поступать так, как им заблагорассудится.
Кроме того, сомнительно, что местные власти вообще были способны проводить политику репрессий в провинции: в их распоряжении было лишь небольшое число офицеров, коммуникации были замедленными, к тому же они не спешили выполнять приказы из центра. При этом репрессивные меры в 1860–1870‐х годах, как правило, уравновешивались либеральными. Шувалов, например, считал, что свобода печати поможет укрепить монархию, поэтому цензура продолжала применяться избирательно. Пален был сторонником гласного суда, который, по его мнению, помогал публично обличить революционеров в совершении преступлений — во всяком случае он придерживался этой точки зрения до тех пор, пока процесс по
