Роман Ромашов - Право – язык и масштаб свободы
Личная свобода предполагает возможность нахождения индивида в «свободном» обществе (антиподом которому выступает «тюремное население»), самостоятельного выбора места своего пребывания, а также распоряжения своим временем, деньгами и т. п. ресурсами.
Свобода договора, закрепленная в ст. 421 Гражданского кодекса РФ, выражается в предоставленной гражданам и юридическим лицам возможности заключать договоры без какого-либо понуждения, выбирать любой предусмотренный или не предусмотренный законом вид договора, по своему усмотрению определять содержание договора.
Свобода совести и свобода вероисповедания означают возможность исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними (ст. 28 Конституции РФ). Во всех этих и других случаях (равно как и в приведенной выше цитате Монтескье) под свободой понимается нечто общее – обусловленная тем или иным субъективным интересом возможность проявления самостоятельности в процессе принятия и осуществления определенных решений.
Эта возможность, именуемая свободой, носит не абсолютный, а относительный характер, поскольку ее объектом является жизненный выбор, изначально ограниченный как имеющимися альтернативами, так и разнообразными внешними и внутренними условиями, сопутствующими его совершению. Собственно, именно нарушение легальных рамок свободы и является основанием для ее «лишения» (точнее ограничения). Поскольку объектом свободы в ее правовом значении является, по существу, только внешняя активность человека, то ее можно определить как возможность движения. Наконец, юридическая свобода отличается от других видов свободы формой своей репрезентации – она гарантирована субъекту через публичное, официальное установление границ допустимого поведения.
Таким образом, свобода с правовой точки зрения может рассматриваться как официально предоставленная субъекту относительная возможность самостоятельного движения, или масштабированное поле беспрепятственного жизненного выбора.
Свобода в онтологическом смысле – это фактически доступный индивиду или коллективу объем социальных возможностей в рамках определенной модели культуры.
В сфере правового поведения наиболее распространенной является так называемая телеологическая детерминация, которая не только не отвергает свободы воли, но непосредственно на ней основывается. Телеологическая детерминация означает, что деятельность субъекта обусловливается не просто сочетанием внешних обстоятельств, но и конкретной целью, которую он ставит перед собой с учетом этих условий; «он полагает определенный эффект в качестве «цели», т. е. соединяет с ним некоторую ценность»[171]. При этом правовые установления представляют собой один из тех факторов, под действием которого люди формируют свою систему правовых ценностей (благ) и выбирают способ достижения этих благ[172].
Свобода в аксиологическом смысле – это та возможность поведения, которая является желаемой для субъекта и представляет собой предмет его рационального целеполагания или эмоционального тяготения.
Продемонстрировать ценность свободы в сфере права можно двояким образом. С одной стороны, свобода объективно необходима человеку как условие его выживания. И.П. Павлов даже предпринял попытку обосновать существование особого «рефлекса свободы», который выражается в том, что живое существо не выносит ограничений своего движения и стремится от них избавиться: «рефлекс свободы есть общее свойство, общая реакция животных, один из важнейших прирожденных рефлексов. Не будь его, всякое малейшее препятствие, которое встречало бы животное на своем пути, совершенно прерывало бы течение его жизни»[173]. Иначе говоря, любые помехи в движении представляют потенциальную опасность для жизни даже в физиологическом смысле. Пусть потребность в свободе изначально появляется как инструментальная, вызванная иными, более глубинными инстинктами; однако, будучи совершенно незаменимым средством самосохранения, со временем она превращается в самостоятельную культурную ценность.
С другой стороны, свобода получает всестороннее формально-юридическое признание в качестве ценности (блага). Конституция Российской Федерации прямо объявляет свободу (точнее, «свободы» – во множественном числе) высшей ценностью (ст. 2). В дальнейшем свобода сама описывается как объект одного из личных конституционных прав («право на свободу и личную неприкосновенность») и, наконец, конкретизируется в виде веера множественных специальных «свобод» (свобода слова, мысли, совести, передвижения и др.).
Правда, следует обратить внимание на то, что свобода, будучи правовой ценностью универсального характера, практически не играет никакой роли в сфере заслуг. В отличие от наказания, для поощрения даже не требуется, чтобы действия награждаемого лица носили добровольный характер: совершение деяния под принуждением не служит основанием, исключающим поощрение. Применительно к мерам поощрения свобода выступает в качестве правовой ценности лишь для узкой сферы отношений, связанных с отбыванием уголовного, административного, дисциплинарного наказания.
Объективная ценность свободы состоит в том, что она является необходимым условием для самореализации человека, позволяя ему по собственному усмотрению определять цели и средства своей деятельности. Свобода воспринимается как подлинное благо, поскольку именно от наличия или отсутствия свободы зависит то, сможет ли человек самостоятельно находить пути удовлетворения своих материальных и духовных потребностей. Чем большими возможностями свободного выбора обладают субъекты правовой жизни, тем интенсивнее происходит самоорганизация, и наоборот. Свобода и самоорганизация – понятия если не равнозначные, то, во всяком случае, вполне соотносимые. Отсутствие свободы или ее крайняя узость могут привести к серьезному социальному напряжению, вызванному накоплением нереализованных интересов, что в конечном счете угрожает гражданскому миру, согласию и солидарности. Если юридический опыт носит для отдельных индивидов или целых социальных групп травматический характер, то есть причиняет им страдания, то он может стать причиной утраты ими лояльности к правопорядку.
Если в правовой системе низок уровень допустимой свободы (например, в деспотических и тоталитарных государствах), то этим нисколько не обеспечивается устойчивость ее развития. Динамическая система не может замереть в равновесном состоянии, поэтому при отсутствии возможностей для самоорганизации (развития) альтернативой является лишь энтропия (деградация).
Чтобы общество сохраняло устойчивость, в его структуре должны присутствовать участки пониженной социальной упорядоченности; эти проявления энтропии выполняют созидательную функцию, поскольку без них социальная система не имела бы резервов самоорганизации. С точки зрения синергетического подхода, зоны социальной аномии необходимы системе для поддержания собственной жизнеспособности, как источник самоорганизации[174].
Однако ценность свободы реализуется через акт выбора, который связан с отказом от альтернативных возможностей и тем самым представляет собой в известном смысле ограничение свободы. Согласно Гегелю, свобода воли – это неопределенность, стремящаяся стать определенностью: «Я не только волит, но волит нечто. Воля, которая… волит только абстрактно всеобщее, ничего не волит и поэтому не есть воля. Особенное, что волит воля, есть ограничение, ибо воля, чтобы быть волей, должна вообще себя ограничивать. То, что воля нечто волит, есть ограничение, отрицание»[175].
Например, осуществив свою законную свободу находиться в определенное время в некотором месте, человек тем самым ее существенно ограничивает, так как отказывается от огромного разнообразия других возможностей, которыми он до этого располагал. Свобода актуализируется в момент принятия решения, как поле выбора; но когда выбор совершается, свобода перестает существовать – по крайней мере, в отношении того действия, которое уже совершено, так как отменить его нельзя.
Как никто не может обладать бесконечно большой суммой денег, так невозможен и неограниченный объем свободы, если понимать ее в более или менее приземленном и конкретном смысле. Свобода, не имеющая границ, превращается во что-то иное, поскольку свобода всегда существует «от» чего-то и «для» чего-то. Если устранить ограничения по объему, содержанию и цели, то свобода перестает быть инструментальной ценностью, утрачивает свое меновое значение. Не утрачивая своего конструктивного значения, при отсутствии или недостаточности сдерживающих факторов свобода одновременно становится опасной и разрушительной силой.
