Александр Лавров - Символисты и другие. Статьи. Разыскания. Публикации

2

ВЯЧЕСЛАВУ ИВАНОВУ[1076]…К тому же Вяземский велит жить осторожно:Он у меня свои стихи безбожноНа время выпросив, на вечность удержал;Прислать их обещал,Но все не присылает;Когда ж пришлет,Об этом знает тот,Кто будущее знает.Жуковский[1077]

Хочу отныне жить похвально, осторожно.Надеждой льщу себя, что это мне возможно.К тому ж немолчно так рассудок мне велит –И я стремлюсь принять благопристойный видИ поучительный. Я помню стих прекрасный:Полезен обществу сатирик беспристрастный.[1078]Но быть сатириком хочу я лишь слегка,И мысль моя – ей-ей – гордыни далека.И так, мой милый друг, начав мое посланье,Я не боюсь родить в душе твоей желанье,Чтоб только поскорей задохся и затихМой дидактический (Какой? Не помню) стих,[1079]Но грустно мне одно – что голос тиховейныйМоей владычицы, богини чудодейнойЛовлю лишь издали и, выйдя на балкон,В тумане не могу увидеть Геликон.А был недавно я в тени зеленых кущейПод обонянием природы всемогущей.Однако и теперь – хоть городской кокет –Стоит передо мной на столике букетИ, чувства страстные вздымая и покоя,Струится медленно душистый дух левкоя.Смотри: тот – пурпурный, тот – бел как алебастр,А рядом – бледные головки грустных астрИ скромной резеды потупленные взоры,И свежей зелени неясные узоры.«Доволен малым будь, хоть и букет твой мал!Кто ж виноват, что ты скучаешь и устал?» –Так внятно говорит мне голос Аониды,На давнем поприще таки видавшей виды.Быть может, в сентябре тебе я развернуРассказ про милую мечты моей страну,Куда теперь стремлюсь «сверх силы и сверх меры»[1080] –Страну поэзии, и Волги, и холеры.Вслед Боратынскому хочу лететь в Казань.[1081]О сердце бедное, не бейся, перестань:Хочу надеяться, что буду жив в Казани,Хоть там, ведь, кажется, едят грибы с глазами.[1082]

Затем, Бог милостив, увижу и Тамбов;А там – через Москву – под сень родных богов.Ведь только надобно мне позабыть халатность,Любить умеренность и верить в аккуратность.[1083]На первый случай я, приличие любя,Свой, хоть не белый, стих крахмалю для тебя.Но, прежде чем моей медлительной судьбоюЯ буду вновь сведен, почтенный друг, с тобою, –Уж ты меня приветь, уж ты меня потешьИ в лености своей пробей для друга брешьС мизинец шириной, не более! С мизинец! –И сядь, и напиши, и мне пришли гостинец.Вот лист! А вот – перо! Чернила! Сядь же, сядь –И я до осени не буду поминать,Что у тебя в столе твое ко мне посланье.О, верю, что мое исполнишь ты желанье.Не все ж мой тусклый дождь – и серый, и косой;Ты оживишь меня твоих стихов росой,Пахнет на мой цветник блистательная живость:Недаром же пою сегодня справедливость.Ведь не один пустой надутый эгоизмВнушил моим стихам – как видишь – дидактизм;Не ради же него о шестистопном ямбеЯ вспоминал теперь, гуляючи по дамбе:[1084]И я тебя хочу направить (не забудь!)На поучительный, похвальный, скромный путь.Достойно оцени благое ты хотеньеИ над посланием нелегкое кряхтенье.Сейчас договорю и больше – ни гу-гу!А после – мне ли быть перед тобой в долгу?И под твоим пером не всё ль к твоим услугам?Будь только другом мне – и я ль не буду другом?Речь олимпийская – божественный гексаметр,И «Тристий» сладостных разымчивый пентаметр,И гимна музыка, элегии иль оды, –Все то, чему века дивилися народы;Терцины важные, классический сонет,Октавы нежные, вертлявый триолет,И рондо милое, и прелесть – вилланелла –

Все, что тебе пока еще не надоело –Сестина, и rondel, и lai, и virelai –Что только ни поет, ни нежит на земле –Вплоть до новейшего любого верлибризма –Подъятое волной безбрежного лиризма,Все это, все, все, все – лишь не захочешь, ах! –Не будет для тебя звучать в моих стихах.

NB. Николаевской ж. д. станция Осташков, квартира инженера Н. Н. Давиденкова. Все направленное по указанному адресу будет доставлено автору даже в случае его выезда из Осташкова.

3

ВЯЧЕСЛАВУ[1085]При посылке моего первого тифлисского стихотворенияЯ помню шумную разлуку,Мелькнувшую виденьем сна;Но если только сон был в руку, –Тяжка не будет мне она, –Иль так тяжка: я верю – другиМеня вспомянут на досуге,

Я чаю – без напоминаньяОни и голос подадут:В стране – хоть вольного – изгнаньяУдел певца немного крут, –Известно. Песней же делитьсяПривык с тобой – как с птицей птица:

Вот почему – и рифме строгойНаперекор – как захочуТебе на лире круторогой,Как захочу, – и забренчу.Мой первый бред внемли тифлисский, –И спой в ответ, певец Тииский!Юрий Верховский.Тифлис. 12. X. 1911.[1086]

Когда печальное простиПределу милому скажу я –И обречен один брести,Не правда ль: до полупутиО том я думаю, тоскуя, –

Что там, за мной – и без меняЖивет у пристани знакомой;Что, вновь и вновь к себе маня,Как свет вечернего огня,Мне веет мирною истомой?

Вперед! – счастливцы говорят –Смотри: ты минул полдороги;Вот светлых гор воздушный ряд –И облачных унылых грядРяды не близки и не строги.

О да, гляжу невольно яВ простор судьбы моей грядущей;На перевале бытияМеняется и мысль мояПод переменчивою кущей.

И вот уж я – у новых врат;Вступаю в чуждое жилище,Быть может, полное отрад…Но я грустить и плакать <рад>По милом старом пепелище!

4[1087]

Спасибо, милый Вячеслав, тебеЗа дружбу, за стихи; сказал бы даже –За прозу, если бы ее нашелВ твоем посланье. Связанный цезурой,Быть может – по рукам и по ногам,Сияющие крылья развернулТвой белый стих привольно и широко –И, заносясь порой за облака,Все помнит шепот, шепчущий о тайнеЗемли родимой. Мой же стих – пускайПо-прежнему развязан, бесцезурен,Но и – бескрыл в ему любезной прозе;И может быть утешен разве тем,Что как-то раз обмолвился Жуковский,Сказав: святая проза. Да и то –Пусть о невинности моей ты пишешь, –А я куда не свят.Так лучше к делуЯ обращусь, хоть нынче не за деломПишу, а для того скорее, чтобыТебе на твой рассказ, кипящий жизнью,Живою жизнью, – отвечать мечтамиБессильными – расслабленной души.Ей-ей хандра моя не шутка. С неюБороться трудно – и труднее вдвое,Когда охоты нет к борьбе. А яТеряю иногда охоту дажеК какой бы ни было охоте. Право,Уж лучше и не говорить. Не легчеИ оттого, что иногда мечтатьНачнешь-таки о том, о сем: как славно,Как хорошо бы сделать то и то,И пятое-десятое; а вот –Когда я это кончу, о, тогда…И прочее в таком же роде. ЭтоВедь хуже многого, не так ли? Впрочем,Одна мечта, которой я с тобойЗадумал нынче поделиться, – правда,Она того достойна, чтоб увлечь,И, может быть, не так бесплодна, какПривык я здесь считать не только грезы,Но и действительность. (Не знаю все же,Что нам действительней: они ль, она ли?).Но лучше бросить этот смутный лепетИ перейти к рассказу – вновь о смутном,О грезе, о мечте моей. Однако,Она яснее многого во мне.И так проста, что стало мне неловкоЗа длинное вступление… Да что же!Я делаю его еще длинней.Ну, слушай.На стене у нас в столовойДля нашего Никиты[1088] и егоТоварища – висит большая картаЕвропы. И Никита очень любитНазванья стран, морей и городовНа ней читать и вслед за тем – водитьВнимательно от точки к точке пальцемИ – «путешествовать». Так вот и яК неимоверным странствиям такимНевольно пристрастился. Но меняНи океан Великий не манит,Ни полюс, ни экватор. Две страныМечтаньями моими овладелиС давнишних пор. Их очертанья нынеВсего милей мне тешат взор. Те страны –Италия и Греция. Ты знаешь.Италия-волшебница далеко,Но царственная Греция близка.Мне эта мысль покою не дает.Из Петербурга шутка ли пробраться? –И не мечтал. А здесь – рукой подать.Проехал ночь – в Батуме; или – в Поти.Покинул землю – через понт ЭвксинскийТебя несет стальной ЛевиафанВдоль знойных берегов малоазийских.Вот – Трапезунд, Синоп – и Византия.Четыре дня – и ты в стране богов.Ну, не четыре, может быть – и пять,Что за беда?О, дивная земляАнакреона и Перикла! СлаваТебе в народах и в веках. Но я лиИсчислю, я ли восхвалю твоиПределы, где желал бы преклонитьсяПеред твоей святынею. ВожатыйМне, как слепцу, необходим. ЕгоНе ищет сердце, только – ждет. ВожатыйИ друг, и спутник – пилигрим в отчизне,И строгий жрец, и резвый тирсофор –Ты, Вячеслав! И вот – моя мечта –Роскошная! Ведь ты же не забылОбета дружбы – посетить меняНа холмах Грузии печальной.[1089]Милый!Когда ж, когда? Скорей, скорей, скорей!Приди со мной торжествовать весну,Увядшую мне душу обновитьИ в тайну посвятить ее: ты будешьСо мною здесь, так будем мы – и там,В стране богов, в твоей отчизне дальней,Пусть осень пышная душе мила,Но ждать ее томительно. ТруднееПокинуть север, если впереди –И близкий труд, и зимние заботы;Весной же беззаботнее, вольнееСлететь с гнезда – и мужественной грудьюРазрезать воздух. Так ли, милый друг?А сверх того – теперь я прямо болен;Ты – исцеление мне принесешь.Вот какова мечта моя.Но чую:Уже насмешкою подстерегаетСудьба мою улыбку: Эх ты, странникПо островам Фантазии! А деньги?Да, деньги, деньги где? Ты без билета,Без паспорта, «задаром серебром»Собрался ехать? – Лепечу в ответ:Но, ведь, не дорого… Мне говорили –Одну-другую сотню припасти –И съездить, и пожить недели двеВполне возможно. – Где же эти сотни? –Ну, как-нибудь, откудова-нибудь,Ведь, может быть, удастся… (Между темДолжаю по десятке…) Все же, все жеМоя мечта не так, не так бесплодна,Как вся действительность, которой здесьЖиву! В нее готов душой поверить, –Душой, быть может, не вполне ослабшей, –Поверить должен. Может, не сейчас, –Ну, погодя. И буду ждать, все ждатьНебесной манны. Друг, меня поддержишьТы в этой грезе – и пока себяВ действительности дашь ты мне увидеть.И, подкрепленный, буду я стремитьсяК возвышенной и светлой цели, будуНад нею голову себе ломать,«Изыскивая средства»… Обещай же,Что ты исполнишь обещанное – иКо мне приедешь.Я ж к моим стихам,Столь прозаическим, хочу прибавить,Быть может, поэтическую – прозу.Вернее, к ней прибавлены стихи:Она готова раньше. Вот трактат,По коему ты можешь рассудить,Не сбился ли совсем я с панталыку;Быть может, так: уж я не разберу.Мне не хотелось врозь тебе послатьДва эти бреда. Может быть, одинДругим теперь немножко уврачеван –По принципу, что создал Ганеман:Similia similibus curantur.[1090]А я и душу слабую отвел,И мыслью слабой поработал. Так!Спасибо же тебе и «Мусагету».Я, получив «Труды и Дни», не разПрочел тебя.[1091] Статья мне драгоценна:Раскрыла многое, поскольку нынчеИ мыслить я, и чувствовать способен.Суди же сам. Поклон мой милой Башне.Я Вере Константиновне прошуПривет мой радостный и благодарныйСказать и за письмо и за стихи, –И Марии Михайловне;[1092] пред нейДолжник я неоплатный, но – как знать? –Не безнадежный. А тебя целуюИ обнимаю мысленно – с надеждой.Юрий.

5