Галина Синило - История мировой литературы. Древний Ближний Восток
Далее мы действительно слышим – и без всякого логического перехода – слова миролюбиво настроенного Энкимду, предлагающего Думузи пользоваться всеми его владениями – полями и каналами:
Я и ты, о пастух, я и ты, о пастух,О чем нам с тобою спорить?Да едят траву твои овцы на земле орошенной,Твои овцы по нивам моим пусть проходят.Хлеб едят, на нивах Урука пасутся.Твои ягнята, твои козлята в канале моем Исуругаледа напьются. [130]
В свою очередь Думузи, оценив великодушие Энкимду, предлагает ему свою дружбу и приглашает его на свою свадьбу с Инанной:
Я – пастух, и на моей свадьбеЗемлепашец воистину другом мне станет!Землепашец Энкимду – моим другом,землепашец – моим другом,Воистину он мне станет! [130]
Поэма завершается традиционной концовкой:В споре пастуха с землепашцем,Дева Инанна, сладка хвала тебе!Для исполнения. [131]
Таким образом, шумерский спор земледельца и пастуха завершается совершенно иным исходом, нежели трагическая история Каина и Авеля. В библейской притче, где на первый план выходит в первую очередь этический смысл и запрет братоубийства, вообще пролития крови, иное наполнение получают и характеры героев: кроткий Авель и ревнивый и вспыльчивый Каин, совершающий тягчайшее преступление. В шумерском тексте есть только намек на ревность – сначала со стороны Думузи, затем – Энкимду, но в целом оба героя демонстрируют миролюбивый характер. Однако показательно, что в основе обеих историй оказывается одно и то же предпочтение, вероятно, значимое для древнего сознания, но не находящее пока внятного научного объяснения – предпочтение пастуха земледельцу, ведь Инанна в конце концов выбирает пастуха Думузи.
Культ Думузи (вавилонского Ду’узи; в библейской версии – Таммуз[312]) был чрезвычайно популярен в Месопотамии, как и культ Инанны. Брак их символизировал плодородие и процветание и являлся главным священным обрядом Шумера, приуроченным к началу нового сельскохозяйственного года: царь Шумера (в частности, города Ура) в облике Думузи ежегодно вступал в брак со жрицей богини Инанны, символически замещавшей ее самоё. Культы Инанны и Думузи представляли собой культы умирающих и воскресающих богов, подобно египетским Осирису и Исиде или греческим Дионису, Адонису, Персефоне (в их основе – культы плодородия и оплодотворения, умирания и возрождения природы).
О путешествии богини Инанны в подземное царство и трагической судьбе ее супруга Думузи рассказывается в одном из самых поэтичных шумерских сказаний, тесно примыкающем к космогоническим и этиологическим мифам, – сказании, получившем условное название «Нисхождение Инанны в подземное царство», или, по первым словам текста, – «С Великих Небес к Великим Недрам…»[313] Поэма говорит о законах подземного мира и содержит в себе одну из древнейших легенд о воскресении из мертвых. В шумерской версии это тесно связано с необходимостью сохранения равновесия между «верхом» и «низом» и замены «за голову – голову», а также с идеей невинной искупительной жервы. Кроме того, это произведение наиболее ярко демонстрирует особенности шумерской поэтики и поэтической техники.
Поэма начинается с того, что Инанна решила спуститься «с Великих Небес к Великим Недрам». Какая бы то ни было четкая мотивировка ее решения, как это и свойственно многим древнейшим текстам, отсутствует (вероятно, она оставалась за рамками произведения и была хорошо известна как автору, так и читателю). Можно лишь предположить, что честолюбивые желания побуждают Инанну, владычицу «великого верха» (само ее имя происходит от Нин-ан-на, что означает «владычица неба», а также «звезда солнечного восхода», т. е. планета Венера; о себе богиня говорит: «Я – Инанна места, где восходит Уту»[314]), стать также и владычицей «великого низа», т. е. подземного царства – Кура. Текст не дает четкой мотивировки, но зато с помощью величавых эпических повторов детально изображает, как происходит действие:
С Великих Небес к Великим Недрам помыслы обратила.Богиня с Великих Небес к Великим Недрампомыслы обратила.Инанна с Великих Небес к Великим Недрампомыслы обратила.Моя госпожа покинула небо, покинула землю,в нутро земное она уходит.Инанна покинула небо, покинула землю,в нутро земное она уходит.Жреца власть покинула, власть жрицы покинула,в нутро земное она уходит.В Уруке храм Эану покинула, в нутро земное она уходит.В Бадтибире Эмушкаламу покинула,в нутро земное она уходит.В Забаламе Гигуну покинула,в нутро земное она уходит. [139–140]
И далее – еще четыре храма, которые покидает Инанна (перечисляются семь главных храмов семи городов Шумера, в которых почитали Инанну и в которых стояли ее статуи). Древнего поэта не заботит правдоподобие изображаемого, его задача – навеки отпечатать в сознании читателей самый момент ухода богини, его бесповоротность и окончательность. Переходный от устного к письменному характер шумерской поэзии сказывается в огромном обилии повторов, которые создают особую магию поэтического текста, усиливают воздействие слова и одновременно способствуют запоминанию. Повторяются не только отдельные слова и выражения, не только целые строки, но зачастую и огромные периоды. Часто используется анафорический повтор и, как в процитированном фрагменте, развернутая эпифора, спорадически возникает нечто, напоминающее рифму.
Итак, собрав загадочные «тайные силы» (их семь – одно из древнейших сакральных чисел, играющее очень важную роль и в библейских текстах; возможно, речь идет об особых семи ме, которыми владеет богиня), нарядившись в лучшие одежды, надев особые украшения (деталей туалета богини также семь, и, возможно, они и выступают воплощениями семи ме), Инанна отправляется в подземное царство:
На ее голове – венец Эдена[315], «Шугур»[316].На ее челе – налобная лента «Прелесть чела»[317].В ее руках – знаки владычества и суда[318].Ожерелье лазурное обнимает шею.Двойная подвеска украшает груди[319].Золотые запястья обвивают руки.Прикрыты груди сеткой «Ко мне, мужчина, ко мне».Прикрыты бедра повязкой, одеяньем владычиц.Притираньем «Приди, приди» подведены глаза.Инанна в подземное царство идет. [140]
Перед уходом богиня дает наказ своему посланнику (посланнице) Ниншубуру (Ниншубуре, или Ниншубур[320]):
Когда в подземный мир я сойду.Когда в подземный мир я войду,На холмах погребальных заплачь обо мне,В доме собраний забей в барабан,Храмы богов для меня обойди,Лицо расцарапай, рот раздери,Тело ради меня изрань,Рубище, точно бедняк, надень![321]В Экур, храм Энлиля, одиноко войди.Когда в Экур, храм Энлиля, войдешь,Перед Энлилем зарыдай:«Отец Энлиль, не дай твоей дочери погибнутьв подземном мире!Светлому твоему серебру не дай покрыться прахомв подземном мире!Прекрасный твой лазурит да не расколет гранильщикв подземном мире!Твой самшит да не сломает плотник в подземном мире!Деве-владычице не дай погибнуть в подземном мире!» [140–141]
Инанна подозревает, что в подземном царстве ее могут ожидать всяческие непредвиденные обстоятельства и даже смерть, ведь сам спуск туда уже подобен смерти. Именно поэтому она наказывает Ниншубуру справить по ней символическую погребальную тризну и обратиться за помощью к богам. Инанна подозревает также, что Энлиль не откликнется на ее просьбу, и тогда Ниншубуру надлежит обратиться к Нанне в его храме в Уре. Если же откажет и Нанна, ему следует идти в Эреду к Энки («Травы жизни знает он, воды жизни знает он, // Он меня и оживит!» [141]). При этом каждый раз в одних и тех же выражениях повторяются слова Инанны, которые Ниншубур должен сказать тому или иному богу. Далее тот же фрагмент будет повторен еще трижды, ибо Ниншубур будет уже реально выполнять наказ своей госпожи (безусловно, повторы играют еще и роль магических заклятий). На этих воистину бесчисленных повторах (многократно повторяются и другие фрагменты) строится все повествование. Так, повторяется и красочное описание ритуального убранства Инанны, а затем его фрагменты, по мере того как испуганную богиню будут разоблачать, чтобы обнаженной привести к трону царицы подземного царства (обнажение в древних магических культах соотносится со смертью).
Когда разряженная Инанна стучится во врата Кура (причем делает это она почему-то гневно и достаточно бесцеремонно), Нети – главный страж врат Кура – спрашивает у нее, кто она. Слыша ее ответ: «Я – звезда солнечного восхода!», он столь же резонно и укоряюще спрашивает о причинах ее прихода: «Если ты – звезда солнечного восхода, // Зачем пришла к “Стране без возврата”?[322] // Как твое сердце тебя послало на путь, откуда нет возврата?» [142]. Инанна мотивирует свой приход тем, что ей известно о смерти супруга Эрешкигаль (букв. «Владычица большой земли»), ее сестры и богини смерти и мрака, владычицы подземного царства, – Гугальанны (букв. «Великий бык небес», или «Великий бык Ана»; вероятно, речь идет о Нергале) и что она пришла воздать ему посмертные почести. Ни в каких сохранившихся шумерских текстах нет мотива, связанного со смертью Нергала, супруга Эрешкигаль, поэтому, вероятно, в устах Инанны это лишь отговорка, она скрывает свои истинные причины. Быть может поэтому, выслушав доклад Нети, Эрешкигаль приходит в страшную ярость и приказывает привести Инанну к ее трону обнаженной. На повторяющиеся вопросы испуганной Инанны: «Что это, что?» – следует один и тот же ответ:
