Ольга Бухина - Гадкий утенок, Гарри Поттер и другие. Путеводитель по детским книгам о сиротах

Многие классические книги о сиротах сами стали «героями» других литературных произведений или, по крайней мере, занимают почетное место на книжной полке и в душе героя или героини книги. Подчас эти произведения написаны не для детей, а для взрослых. Книги о книгах (как и кино о кино) – жанр исключительно благодатный. В книге «Сироты, реальные и воображаемые»[405] Эйлин Симпсон описывает свое собственное сиротское детство и соотносит его с любимыми литературными произведениями о сиротах и их героями – Оливером Твистом, Джейн Эйр, Гекльберри Финном.

Даже вырастая из детства, мы не расстаемся с образом сироты, поскольку в нем так удачно воплощаются наши мечты и чаянья. Вот и в популярном «любовном романе» американской писательницы Марисы де лос Сантос «Когда приходит любовь» (2005)[406] тема книг о сиротах оказалась одной из центральных. Обе главные героини, и молодая женщина по имени Корнелия, и случайно подружившаяся с ней девочка Клэр, обожают романы о сиротах. У Клэр весьма сложные отношения с родителями – они в разводе, у отца нет ни времени, ни желания общаться с дочерью, у матери развивается психическое заболевание. В результате девочка остается предоставленной самой себе. И тут ей на помощь приходят любимые книги.

Клэр обожает составлять списки, и, сидя на скучном уроке, она выписывает имена своих любимых героинь: Энн Ширли, Сара Кру, Мэри Леннокс. Это три самых любимых, и Энн – самая – самая разлюбимая. Дальше в списке множество имен, тоже уже не раз упомянутых: Хайди, Джеймс и Софи из книг Роальда Даля, Пеппи Длинныйчулок («Клэр верила, что отец Пеппи утонул и вовсе не был королем людоедов»[407]), Том и Гек, Дэвид, Пип, Эстелла, Оливер и непременно Джейн Эйр. Ну и более современные Гарри Поттер, брат и сестры Бодлер и даже Нэнси Дру. Есть, конечно, в списке и другие имена, сироты и полусироты из сегодняшних книжек – бестселлеров.

Клэр подходит к делу весьма методично и вырабатывает целую классификацию сирот, выделяя особые категории: полусироты (чаще всего потерявшие матерей) и сироты, живущие с добрыми опекунами. «Клэр группировала сирот по возрасту, полу, цвету волос, по стране, откуда они родом, социальному статусу», отмечала, кто из них в конце концов разбогател. Познакомившись с Корнелией, Клэр первым делом начинает воображать ее сиротой, выбирая между Энн, Сарой и Мэри. В итоге, когда выясняется, что отец Клэр погиб, а мать неизвестно где, девочка сама оказывается в ситуации горячо обожаемых ею литературных героев. Ее первый вопрос: «Корнелия, я теперь сирота, Корнелия? Я сирота?»[408]

Невеликих, в общем, литературных достоинств произведение, книга Марисы де лос Сантос тем не менее удивительно точно отображает то, что так «зацепляет» детей в книгах о сиротах, что именно они из них вычитывают. В трудной ситуации, в которую попадает Клэр, она черпает силы в историях своих любимых сирот, воображая, что бы они сделали на ее месте. Ее уверенность в завтрашнем дне в большой степени обеспечивается жизненным (хоть и литературным) успехом тех английских и американских сирот, о которых она читала в книгах. Я так подробно останавливаюсь на этом достаточно тривиальном романе именно потому, что в нем неожиданно верно подмечен механизм идентификации с книжным героем – сиротой.

Еще одна взрослая героиня книги, выбирая книги для племянницы, только что потерявшей мать, отмечает, что почти невозможно найти книгу для самых маленьких, где не было бы мамы. Мамы есть даже у зверушек. А вот в книгах для детей постарше главный герой почти всегда сирота. «С сиротой почти всегда плохо обращаются, его обижают на диккенсовский манер, пока наконец не появляется некий суперважный, а то и сверхъестественный персонаж – иногда настоящий великан, а иногда учительница или другой какой взрослый, наделенный невероятной способностью любить и понимать. Он спасает ребенка, а главное, догадывается, какими магическими способностями тот обладает»[409]. Очевидно, что тетушка купила пару – тройку романов Роальда Даля.

Поколения читателей выросли, зачитываясь известным романом Шарлотты Бронте. В результате образ сироты– гувернантки, навеянный бессмертной Джейн Эйр, кочует из од– ного современного романа и фильма в другой. Мэри Стюарт, автор трилогии о сироте короле Артуре и сказочной повести «Маленькая метла», использует этот образ в «женском» романе – детективе «И девять ждут тебя карет»[410]. Джейн Эйр здесь не просто присутствует незримо – она не раз названа прямо по имени. И сирота – гувернантка Линда Мартин, и ее «хозяин» то и дело вспоминают знаменитую книгу. Джейн Эйр – гувернантка сироты (вернее, почти сироты, которую бросила мать и не признает отец), и хотя ее воспитанница Адель – сугубо второстепенный персонаж в романе, Джейн Эйр говорит о девочке со всей присущей ей страстностью натуры: «Неужели я могла бы предпочесть какого – нибудь избалованного ребенка из богатой семьи, ненавидящего свою гувернантку, маленькой одинокой сиротке, которая относится ко мне, как к другу?»[411]

Воспитанник Линды, девятилетний Филипп, граф де Валь– ми, тоже сирота. В отличие от безродной Адели, он владелец замка и наследник огромного состояния. Действие развивается по обычному сценарию и не обходится без любовной линии – гувернантке суждено завоевать любовь если не хозяина, который оказывается в некотором смысле злодеем, то по крайней мере его сына и тем полностью повторить путь, проложенный классическим книжным образцом.

Книгам о сиротах отводится особая роль и в кино. Главная героиня блестящего фильма Уэса Андерсона «Королевство полной луны» (2012) Сюзи Бишоп тоже обожает читать книги о сиротах, которые всегда выходят победительницами из любых ситуаций. (Интересно, что Андерсон не стал использовать в фильме уже существующие книги; обложки романов и кусочки текста, которые вслух читает Сюзи, были созданы им самим специально для фильма.)

Сюзи, весьма необычное существо, живущее в семье, где никто понятия не имеет, что делать с таким ребенком, признается герою, Сэму Шикаски: «Я всегда хотела быть сиротой. Большинство моих любимых персонажей в книгах – сироты». На что Сэм, круглый сирота, поменявший множество патронатных семей и не ужившийся ни с одной, отвечает: «Я тебя люблю, но ты просто понятия не имеешь, о чем говоришь».

Сэм тоже поначалу предоставлен самому себе, остальные подростки в скаутском лагере его травят и ненавидят, но в какой – то момент ситуация вынуждает их задуматься и спросить самих себя: «Как бы мы действовали, если были бы сиротами в таком неблагополучном положении?» И бывшие враги становятся друзьями и помощниками и даже с удовольствием слушают, как Сюзи читает им вслух свои любимые книги о сиротах. Такое вторичное использование книжного мотива героя – сироты еще раз подчеркивает его необычайную важность в целостной картине детской и не только детской литературы.

Глава 41

Мир, нуждающийся в спасении

Всякая разрешенная проблема немедленно выдвигает новые проблемы.

В девятнадцатом веке образ страдающего сироты кочевал из книги в книгу. Двадцатый век познакомил читателя с сиротами решительными и активными, которых уже не надо спасать, они сами спасают и себя, и тех, кто вокруг них. Современная литература пошла еще дальше – теперь книжным сиротам подчас приходится спасать целые миры. Образ сироты – спасителя прямо связан с хорошо знакомым нам по мифам образом культурного героя, который оказывается тем единственным, от кого зависит благополучие и просто само существование мира.

Сирота – спаситель мира чаще всего встречается в двух жанрах: фэнтези и детской утопии/антиутопии. «Фэнтези унаследовало множество поверхностных черт волшебной сказки: тут и волшебники, и ведьмы, джинны, драконы, говорящие звери, крылатые кони и ковры – самолеты, плащи – невидимки, волшебные палочки, мечи, лампы, волшебные яства и пития. Однако воображение писателей позволяет им модернизировать и трансформировать эти элементы: джинну ничего не стоит появиться из банки с пивом, а не из запечатанной бутылки, летать можно не только на ковре – самолете, но и в летающем кресле – качалке»[412]. Но фэнтези далеко оторвалось от сказки, и важнее, чем его связь со сказкой, непосредственное обращение фэнтези к мифу. «Миф основан на веровании: события мифа правдивы и для рассказчика, и для читателя (или слушателя). В волшебной сказке (или в фольклоре) не предполагается, что читатель верит в правдивость истории. В случае с фэнтези у читателя есть выбор. Читатель – без необходимости искренне верить в то, что история “правдива” в онтологическом смысле, – может верить в то, что магические события правдивы в рамках данного литературного произведения. У читателя, кроме того, есть возможность рационального объяснения событий: например, они могут быть сном, галлюцинацией или игрой воображения. Часто в тексте, написанном в жанре фэнтези, присутствуют обе интерпретации»[413].