Ольга Бухина - Гадкий утенок, Гарри Поттер и другие. Путеводитель по детским книгам о сиротах

Кукла порой чувствует себя осиротевшей, расставаясь с хозяйкой – мамой. В книге Дика Кинг – Смита «Леди Дейзи» (1992) говорящая кукла (конечно, ее слышат только дети) после расставания со своей первой хозяйкой, девочкой Викторией, жившей в эпоху королевы Виктории, впадает в длительный сон. Когда ее обнаруживает мальчик Нэд (Виктория, предыдущая владелица куклы, приходится ему пратетушкой), он становится кукле отцом, ухаживает за ней, укладывает ее спать – в общем, ведет себя так, как будто у него появился ребенок. Так осиротевшая кукла обретает родителя.

Да, девочки (а иногда и мальчики) невероятно привязаны к куклам, а куклы – к ним. Однако среди кукол есть и такие заносчивые, как кролик Эдвард, герой сказки Кейт ДиКамилло «Удивительное путешествие кролика Эдварда» (2009). Не испытывающий никаких особенных теплых чувств к Абилин Тюлейн, своей маленькой хозяйке, фарфоровый кролик, оставшись один, все же чувствует себя сиротой. Переходя из рук в руки, Эдвард учится любить тех, кто о нем заботится; но каждый раз что – то случается – и снова он, одинокий сирота, всеми покинут. Сначала он попадает к старикам, тоскующим об умершем младенце, потом путешествует в обществе бродяги и его пса, потом оказывается у двух детей – полусирот. У них нет матери – только жестокий, никого не любящий отец. Сам сирота, кролик скрашивает последние месяцы жизни умирающей девочке – сироте. Наконец, много лет спустя, он воссоединяется со своей хозяйкой, теперь уже молодой матерью. И начинается его дружба с ее маленькой дочкой – полностью изменившийся Эдвард обретает любящее сердце[342].

У некоторых игрушек есть настоящие, взрослые родители. Герои «Приключений Пиноккио» (1883) Карло Коллоди и «Золотого ключика» (1936) Алексея Толстого созданы «отцами» из деревянного полена. Взаимоотношения Пиноккио (а позднее и его русского варианта – Буратино) с Джеппетто (Папой Карло у Толстого) мало отличаются от взаимоотношений отца с сыном. Деревянная игрушка, как настоящий подросток, бунтует против отца и все делает ему наперекор. И, конечно же, попадает в беду. А Папа Карло, как настоящий отец, всегда приходит на помощь. «В начале Карло спасает своего сына из зубов крысы, а затем, в конце истории, Карло появляется как deus ex machine и избавляет кукол – марионеток от Карабаса – Барабаса»[343].

Подчеркнем важное различие между Пиноккио и Буратино. «В “Пиноккио” центральной темой становится мечта деревянной куклы превратиться в человека, в “Буратино” Толстого об этом ничего нет. Там, где в “Пиноккио” важнее всего индивидуальное развитие ребенка, в “Золотом ключике” подчеркивается важность всеобщего счастья»[344], что типично для советской детской литературы – коллектив превыше семьи.

Еще один деревянный человечек – Жоан Представь Себе, «брат Буратино», грубо выструганный из «говорящего» полена кухаркой, тетушкой Настасьей. Здесь сознательно повторена история Пиноккио (в оригинале) и Буратино (в русском переводе), но, как мы видим, не только плотники выстругивают деревянных человечков. Впрочем, в «Ордене Желтого Дятла»[345] знаменитого бразильского писателя, родоначальника бразильской детской литературы Монтейру Лобату, Жоан не единственный сирота. Главная героиня книги девочка Лусия по прозвищу Носишка живет с бабушкой; где ее родители и что с ними случилось, не вполне понятно. Никакого намека на трагедию в книге нет, возможно, это временное, «летнее» сиротство. Да и у Носишкиной говорящей куклы Эмилии, сшитой из тряпок той же тетушкой Настасьей, родственники представлены «разными камушками, обломками черепиц и комочками хлеба»[346].

Глава 33

Совсем пропащие: тридцать три несчастья

Больше никто меня искать не станет.

Подчас у героев – детей нет никакой родни. Именно им и грозят всяческие опасности, от которых постоянно приходится убегать. Тринадцать книг Лемони Сникета (псевдоним Дэниела Хэндлера) из серии «Тридцать три несчастья» «нарушают» все каноны жанра – в них целых три сироты, а помогать им практически некому. С первой же книги «Скверное начало» (1999) страшные злодеи охотятся за доставшимся детям наследством, а банковский чиновник мистер По, который по идее должен детям во всем содействовать, хоть и появляется иногда, в самый последний момент, особо ничего сделать не может.

Эти тринадцать книг в значительной степени выпадают из канона произведений о сиротах, и благодаря этому они вызвали немалую дискуссию в кругах исследователей. Так, Ким Нгуен отмечает некоторое однообразие бесконечного повторения несчастий, обрушивающихся на головы трех сирот: «Как указывает само название серии книг Хэндлера, повторение – опекун за опекуном, несчастье за несчастьем – легко “предсказуемо” и ожидаемо». Исследовательница даже связывает нарастание мрачности серии с событиями 11 сентября 2001 года в Нью– Йорке. Она утверждает, что, завершая повествование ситуацией, в которой сироты оказываются сами по себе и постоянно находятся в переходном состоянии, «Тридцать три несчастья» бросают вызов устоявшимся ценностям. На основании этих ценностей читатель мог бы ожидать счастливого конца, традиционного для детской литературы, ведь задача семьи и социальная роль опекунства состоят именно в обеспечении безопасности, помогающей оправиться после потери[347].

Обсуждая «повторяемость» событий в книгах серии, еще одна исследовательница, Джулия Бартон, вместе со многими другими отмечает, что эта «повторяемость» и «предсказуемость» присуща в большей степени первым пяти книгам серии. «Однако, когда серия продолжается и Хэндлер приобретает большую уверенность в себе как в авторе детских книг, “Тридцать три несчастья” превращаются из упрощенного в значительно более сложный и постмодернистский текст детской литературы, будоражащий и открывающий перед читателем новые возможности»[348].

Невероятная популярность серии объясняется тем, что именно в ситуации полного отсутствия шансов на помощь сироты Бодлер – Вайолет, Клаус и Солнышко – научились справляться, хотя и с большим трудом, с настигающими их бедами. Тем не менее им страшно хочется найти хоть каких – нибудь помощников, с чего начинается, например, восьмая книга серии, «Кошмарная клиника» (2001): трое сирот оказываются перед лавочкой под названием «Последний шанс» и пытаются послать кому – нибудь телеграмму, вопиющую о помощи. Но когда помощь не приходит, они, как всегда, берутся за дело сами.

Да, сиротам Бодлер приходится рассчитывать только на самих себя. Их весьма обширные знания и умения – у каждого свои – позволяют им расшифровывать коды, сооружать необходимые механические приспособления, даже вполне успешно вскармливать младенцев. Описывая их жажду знаний, Бартон употребляет знакомую формулу: «Знание – сила»[349]. Знание часто выражается в начитанности, а принадлежность к тем, кто много знает и много читает, указывает на то, что этот человек скорее друг, нежели враг. Хотя, конечно, уверенности нет никакой, как признается один из героев десятой книги: «Я понимаю – обширный словарный запас еще не гарантирует того, что я хороший человек»[350].

По утверждению еще одной исследовательницы, «детские романы часто посвящены адаптации к жизни (или смерти – особенно смерти родителя)… Детские истории часто также говорят об адаптации к новому миру»[351]. Практически в каждом романе сиротам Бодлер приходится адаптироваться к новой ситуации и новому месту жительства, а в последнем романе – даже к жизни на необитаемом острове. К тому же процесс адаптации к жизни (после смерти обоих родителей) у троих детей сильно затруднен постоянным присутствием Графа Олафа, опекуна, который только и мечтает, как заграбастать их немалое наследство. До самой последней книги сиротам не удается от него отделаться, хотя они уже готовы вытолкнуть его из лодки посреди открытого моря. Моральные сомнения их почти оставили. Но все – таки трем сиротам не приходится совершать никаких преступлений.

Впрочем, количество сирот умножается к концу серии. В последней книге с выразительным названием «Конец!» (2006) у сирот Бодлер появляется своя собственная подопечная, новорожденная девочка, которая получает имя их матери. Она тоже сирота, и теперь они ее воспитывают, тем самым обеспечивая возможность дальнейших повторений если не их, то ее истории.

«“Конец!” пародирует многие приемы готической литературы, характерные для популярных «детских» произведений викторианского периода. Мрачное окружение, чрезвычайная эмоциональная насыщенность характеров – и героев и злодеев, – это как раз те элементы готического стиля, которые Сникет высмеивает»[352]. Несмотря на всю нетрадиционность серии романов, исследователи продолжают называть произведения Лемони Сникета в ряду других, куда более привычных книг о сиротах. «С литературной точки зрения сентиментальность постоянно присутствует в изображениях сирот в литературе, написанной после “Страны Оз”, как например, в комиксах Гарольда Грея “Маленькая сиротка Энни”[353], в книгах о Гарри Поттере Дж. К. Ролинг или о брате и сестрах Бодлер из серии “Тридцать три несчастья” Лемони Сникета; в каждом из этих произведений внимание заостряется на нуждах ребенка – главного персонажа»[354].